Лимонка в «Лимонку»: монологи бывших нацболов о журналистике, молодости и злости

Запрещенная в 2007 году, она успела к тому моменту собрать под своим крылом активную и политизированную молодежь со всей страны.

После запрета партии пути этих людей разошлись, но так уж совпало, что множество бывших нацболов ушли работать в СМИ. Они во многом сформировали лицо современной независимой журналистики: бывшие члены НБП делали «Русскую планету», «Медиазону», «Открытую Россию» и другие издания, а некоторых из них занесло даже в программу «Жди меня» и на канал «Россия-24».

Мы поговорили с разными членами партии и наблюдавшими за партией экспертами о НБП, культовой газете «Лимонка», о нацбольской журналистике и о том, куда сегодня идти молодым и злым.


Редакция благодарит за помощь в подготовке материала Дарью Гуськову



История НБП

Согласно партийной мифологии, Национал-большевистская партия была создана в 1993 году Эдуардом Лимоновым, Александром Дугиным и Тарасом Рабко. Декларация об этом была подписана 1 мая на Горбатом мосту после очередного разгона антиельцинских демонстрантов и жестокого побоища с ОМОНом.

Первые годы своей жизни НБП была тесно связана с именами Егора Летова и Сергея Курёхина, но уже к середине 90-х они вместе с Александром Дугиным отошли от партийной работы. Начался новый этап жизни НБП, ознаменовал который выход первого номера газеты «Лимонка». Со всех концов страны в партию потянулись теперь уже не андеграундные художники, а недовольная политикой Ельцина молодёжь.

НБП становится партией «молодых и злых». В Москве в цокольном этаже жилого дома на 2-ой Фрунзенской улице возникает Бункер — главный штаб и центр жизни партии. Движение крепнет не только в Москве: по всей стране открываются его отделения. Уже к концу 90-х партия преодолевает минимальный рубеж численности в 50 тысяч человек и пытается официально зарегистрироваться. Один за другим из Минюста приходят отказы. Партийный миф так передаёт слова одного чиновника: «Мы никогда их не зарегистрируем, потому что они молодые и мы не знаем, что от них ожидать». Вскоре нацболам становится понятно, что государство не намерено выпускать их на легальное политическое поле.

В начале нулевых НБП разворачивает уличную протестную деятельность. За всю историю партии ее члены провели сотни, если не тысячи акций прямого действия: нацболы захватывали административные здания и посольства, блокировали улицы, срывали официозные мероприятия. Не осталось без внимания партии и русское националистическое сопротивление в бывших союзных республиках — активнее всего работа по его поддержке велась в Казахстане и Латвии.

Лозунги и требования партии тех лет позволяют её сторонникам бравировать тем, что «нацболы придумали Россию». Уже в начале нулевых нацболы скандировали: «Севастополь - русский город!» и «Долой самодержавие и престолонаследие!», а Лимонов требовал перенести столицу России из Москвы в Сибирь.

Самые радикальные из уличных акций НБП в 2007 году послужили поводом к признанию партии экстремистской организацией.  После этого лидер НБП Эдуард Лимонов, создаёт новое движение — «Другая Россия». В него вступают уже совсем другие люди. Многие бывшие члены НБП не пошли за вождём и начали искать себе применение во внепартийной жизни. Так многие (бывшие) нацболы — в том числе, бывшие сотрудники «Лимонки» — занялись профессиональной институционализированной журналистикой.


История «Лимонки»

«Лимонка» — главная газета партии. Первый номер был отпечатан в Тверской типографии Москвы 28 ноября 1994 года - эта дата стала считаться днём рождения классической НБП.

Газеты выходила раз в две недели и отличалась, по воспоминаниям авторов, буйным нравом и пёстрым содержанием. На первой полосе традиционно публиковалось Слово Вождя, на последней — хроника современной андеграундной культуры.

Вспоминая «Лимонку», и авторы, и читатели сегодня чаще всего вспоминают рубрики «Как надо понимать (промывка мозгов)» (повестка дня с комментариями редакции), «Смачно помер» (пародия на классическую «Срочно в номер») и «Легенды» (истории жизни героев сопротивления).

За несколько публикаций в 2002 году решением Хамовнического суда «Лимонка» была закрыта, а в 2007 году признана экстремистской. После первого закрытия она неоднократно перезапускалась под названиями «Генеральная Линия», «На Краю», «Другая Россия» и «Трудодни» — каждое из этих перерождений последовательно запрещалось судами.

С 2007 года газета не выходила на бумаге и распространялась онлайн. Последний выпуск появился в июле 2010 года, сейчас сайт газеты с архивом номеров не работает.



Роман Попков

Тогда: гауляйтер брянского, а затем московского отделений НБП 

Сейчас: журналист «Открытой России»


Про нацбольскую журналистику

Конечно же, никакой «нацбольской журналистики» нет. Бывает просто журналистика или её отсутствие. Другое дело, что нацболы — это, как правило, люди особенного психотипа, и у них есть что-то общее: яркая харизма, неприятие предрассудков, штампов и буржуазных ценностей в плохом смысле этого слова. Они против любого мракобесия. Хотя многие и считают, что НБП — это партия с тоталитарной эстетикой и идеологией, но такого там никогда не было. Мы всего этого не любили и по-прежнему стараемся по мере сил в своих текстах эти вещи бичевать. Все нацболы — идеалисты, поэтому большинство из них невозможно привлечь в провластные издания: они стараются оседать в «оппозиционных медиа».

Конечно, если вы сравните текст Сергея Смирнова и мой, там не будет ничего общего даже стилистически. Но ни он, ни я никогда не продадимся. Вот поэтому мы и нацболы.


Про «Лимонку»

Важно понимать, с чего началась партия: она началась с газеты.

Официально Лимонов объявил о том, что он создаёт НБП, в 1993 году. Тогда, в свои 13 лет, я уже был политизированным юношей, и я помню, как прочитал текст Лимонова об этом в газете «День». Мне дико понравилось: взять и поженить Ленина и Гитлера! И я этим очень заинтересовался. А потом наступила тишина. Как мы после узнали из курса партийной истории, Лимонов ничем особо первый год не занимался. Было, грубо говоря, три рокера, два писателя и всё: у партии не было никакой структуры. А в 1994 году решили что-то начинать. 28 ноября выпустили первый номер «Лимонки». Долго время эта дата отмечалась в Бункере как день рождения Лимонки и, позднее, партии. В честь этого одна нацболка в коротких чёрных кожаных шортах и сапогах ходила по бункеру и раздавала водку — по тем временам это считалось дико круто.

То есть не партия создала газету, а газета — партию. С первых номеров «Лимонка» очень мощно выстрелила — она сразу нашла свою целевую аудиторию. Когда люди талантливые, они чувствуют эпоху и среду, и в этот раз они угадали просто безошибочно. Вскоре стиль и язык газеты сформировались, и к 1995 году появились первые настоящие нацболы. Тогда же появилась необходимость снимать бункер, он появился летом.

Наша газета была чисто по Ленину: и пропагандист, и организатор. Это была доинтернетная эпоха, поэтому в регионы она приходила через распространителей оппозиционной прессы — сумасшедших бабушек, которые везли коммунистическую и националистическую литературу, а вместе с ней — «Лимонку». Ещё она распространялась через рокеров и музыкальную среду. Весь этот говнорок в какой-то степени нам симпатизировал: Летов, Калинов Мост, Саша Непомнящий.

В Москве я с 2003 года, а свою партийную карьеру начинал в Брянске. Как раз там я дорос до руководителя отделения и, конечно, основная связь с центром у нас была через газету. Мы её получали через проводников: поезд Москва-Львов шёл через Брянск. Я как сейчас помню, в 21:32 он останавливался, а мы уже знали номер вагона и имя проводника. Он отдавал пачку, замотанную в синий полиэтилен, а мы уже раздавали газету в рок-магазины и подобные места.

Уникальность Лимонки была в том, что и правому, и левому было интересно её читать.


Ведь даже у партии не было никакой единой идеологии, чего про газету говорить. НБП была, как бы странно это сейчас ни звучало, внеидеологическим явлением. Я помню, как мы сидели в бункере и я заметил, что на вешалке висят скиновские бомберы‌ и кожаные косухи с буквой «А»‌. О какой единой идеологии можно говорить? Но каждый находил что-то для себя. 


И достигалось это уж точно не механическим смешиванием правой и левой идеологии. Нашелся особенный язык: мы поняли, что главное оружие борьбы с системой — это пассионарные люди (извините за гумилёвщину). А на кого кто молится в своей комнате — это вопрос десятый. Потому что статья про Ульрику Майнхофф могла быть так написана, что она нравилась и правым, и левым.


Про явление интернета

Во многом Бункер и партия жили от газеты до газеты, а у многих слабеньких региональных отделений вообще ничего кроме «Лимонки» не было. Но её значение начало падать, когда появился интернет.

Долгое время никто из руководства не придавал этому значения. То, что мы в конце концов встали на ноги в интернете — это во многом заслуга Лёши Сочнева. Он был первым грамотным нацболом, который в этом разбирался и рассказывал Лимонову, что было бы неплохо, если бы наш сайт индексировался Яндексом и попадал в новостные топы. Это сейчас всё до боли очевидно, а тогда, в самом начале нулевых, на него смотрели, как на помешанного. Но постепенно он всё это продавил, сделал нормальный сайт, стал его главным редактором. А параллельно Лимонка начала чахнуть — там в очередной раз сменилось руководство. И авторы стали переходить на сайт.

Честно говоря, я даже не помню, из-за чего она в конце-концов перестала выходить. Это важно: хотя партия была всей моей жизнью и Лимонку я столько лет читал, я просто однажды понял, что она себя изжила. Во весь рост встал Живой Журнал, люди ломали копья в социальных сетях — какая тут газета раз в две недели.


Про этику

Я признаю этические стандарты журналистики, но не считаю, что все журналисты должны быть непредвзяты и с холодным носом. Конечно, нам было бы очень трудно жить, если бы информационное пространство состояло из одних криков, колонок, воззваний, оценок и особых мнений. Чтобы узнавать новости, мы должны читать условную Медузу или РБК, и чем на таких сайтах меньше криков, тем для них лучше. Но вместе с тем, я не считаю себя просто журналистом — я нахожусь на войне. Войне, которая началась не вчера. Меня коробит от всей мерзости, которую я вижу вокруг. Должен ли Эренбург быть непредвзятым и в какой части статьи «Убей немца» он должен соблюдать журналистские стандарты?

Сегодня людей необходимо убеждать — просто рассказать оказывается недостаточным. Иногда приходится быть, я скажу это страшное слово, пропагандистом. Потому что когда я пишу о том, что в Нижнем Новгороде парень рискует сесть на два года за то, что он брызнул в лицо баллончиком нодовцу, который пытался разгромить мемориал Немцова, для меня в этой ситуации всё ясно. И я не буду звонить второй стороне, спрашивать комментарий или писать это корректное «не удалось дозвониться». И я хочу, чтобы мои читатели поняли побыстрее, кто прав, а кто виноват. Хотя, разумеется, есть такие вещи, как журналистские расследования. Когда ты их ведёшь, нужно иметь холодную голову. В Новой я работал в таком качестве с Леной Боровской и Сергеем Соколовым. Тут должен работать только мозг, а если врать в угоду пропаганде, то это уже будет не расследование. Но я не считаю такую журналистику своим призванием.


Роман Попков на митинге НБП‌


О том, куда сегодня идти молодым и злым

Некуда, радикально некуда. Если бы я был сейчас лет на 10 моложе, мне было бы некуда себя деть.

После посадки Лимонова НБП оказалась в кризисе, началась череда расколов. Но тогда какие-то потенциальные заменители могли возникнуть — например, если бы в нужную степь эволюционировало афашное движение, отказавшись зацикленности на некоторых вещах. Ну нельзя же посвящать свою жизнь борьбе с какой-то конкретной идеологией, если у нас в стране правят безыдейные ничтожества и от них все проблемы. Ещё было движение «Вольница» на рубеже нулевых и десятых, они тоже пытались синтезировать левое и правое, хотя, наверное, делали это более грубо, чем мы. У них был верный пакет ценностей: социальная борьба, национальная справедливость и свобода. Но они раскололись на левую и правую составляющие. Кстати сказать, ни один раскол НБП никогда не был между левой и правой фракциями. Этого ждали все наши недоброжелатели, но все расколы были аппаратными, личными, психологическими. Было, конечно, питерское отделение — более правое и этатистское. Но в остальных регионах это не было так выражено.

Но альтернатива ещё может появиться, к этому есть определённые предпосылки. Как это ни странно, сейчас больше умной молодёжи, чем было в наше время. Вы объективно умнее и, возможно, даже честнее нас. Я прекрасно помню, как мне в студенческие годы было тяжело найти единомышленников, а сейчас люди быстрее взрослеют, больше читают. В этом огромную роль сыграл интернет. Нынешняя эпоха и доинтернетная — это два мира, две абсолютно разные планеты. Тут другое давление, другая гравитация, другое солнце. И нынешняя атмосфера благоприятнее для гражданской активности. Но сейчас, тем не менее, всё чудовищно скучно. Вся эта либеральная общественность — сплошная КПСС. Хотя, конечно, полицейское давление сейчас сильнее, чем в 90-ые, когда государство было слабым и ему было плевать на всё. Когда нынешний режим окреп, окрепли и мы: появились региональные отделения, был сформирован костяк партии - приходилось бороться с большой организацией, и режим смог справиться с этим только за 5-7 лет. А сейчас что угодно могут прихлопнуть в зародыше. Поэтому, наверное, более скучного времени России не было никогда. Но свято место пусто не бывает.



Сергей Смирнов

Тогда: гауляйтер московского отделения НБП 

Сейчас: один из создателей «Русской Планеты», главный редактор «Медиазоны»


Про то, почему НБП

В начале 2000-х, когда к власти пришел Путин, все его приветствовали, за исключением совсем неадекватных коммунистов и крайне радикальных демократов. Поэтому не было никакого альтернативного взгляда на действительность.

НБП к тому времени была скорее радикальной арт-тусовкой, чем серьезной организацией. И так вышло, что эта арт-тусовка, состоящая из самых разных безумцев, оказалась самой вменяемой.

Нацболов не объединяла никакая позитивная программа. Перед людьми вставал вопрос: «Куда идти, если хочется чем-то заниматься и участвовать в общественно-политической жизни?» И они шли в НБП. Да, у нацболов была негативная программа, но она была веселая, интересная и адекватная, а не безумная. А если там и были проявления безумия, то они тоже были веселыми. НБП могла смеяться, шутить, и при этом обладать достаточно высоким уровнем самоиронии, без сложных щей и без предельного фанатизма.



Про несложные щи


Сергей Смирнов на митинге НБП


«Лимонка», я считаю, была очень хорошей и качественной газетой с точки зрения стиля и уровня. Наполовину стеб, наполовину адекватные пропагандистские материалы — но опять же без серьезных щей и с юмором.

Это была абсолютно бесформатная вещь: что хочешь, то и пиши, главное, чтобы было смешно, весело и читалось.

Я помню хорошую заметку в «Лимонке» из Мурманска. Называлась она «НВП страшнее хуя» и рассказывала о случае, когда на сопке появилось огромное слово «хуй». Эту надпись не убирали очень долго. Потом нацболы написали на той же сопке «НБП», и в первый же день все закрасили.

Или одна их моих любимых историй — последняя заметка Дугина в «Лимонке»: «Я их учил большим вещам: верить в Арктогею, искать сакральный смысл. Я их учил Рене Генону и Юлиусу Эволе. А они выбрали пиво, шахматы, гантели». И все стебались: какая геополитика? Что?

Конечно, в газете была и куча провальных и плохих, на мой взгляд, материалов, если говорить о журналистике: не удалось пошутить смешно, вышло слишком на серьезных щах. Но в любом случае, это было весело, никто же за тексты не платил, люди просто глумились и что-то делали.

«Лимонка» была как коллективный твиттер — над всем стебалась. Поэтому нас люди и читали.


Про нацбольскую журналистику

У «Лимонки» был отличный стиль. Я все думаю, как его переделать в ситуативную журналистику, в какой-то видеоформат.

На видео, когда берут новость и объясняют, о чем в ней идет речь, обычно это комментируют какие-нибудь политологи, культурологи и прочие так называемые эксперты. «Медиазона» никогда не обращается к экспертам: если мы знаем не хуже, чем они, зачем нам им звонить? А в «Лимонке» мы просто со своей позиции, например, отвечали на вопрос: «Почему собираются повысить пенсионный возраст?» — «Потому что правительство хочет, чтобы 15 млн человек сдохло». Вот и все. Краткое и простое объяснение.

Я надеюсь, что эти несерьезные щи перешли и в «Медиазону», потому что без внутренней самоиронии практически невозможно развиваться. Тем более, у нас такие мрачные и тяжелые темы.



Алексей Сочнев

Тогда: член московского отделения, главный редактор партийного сайта 

Сейчас: журналист «Русской Планеты» (до 2014 года) и «Ленты.ру» (до 2016 года) 


Про журналистику: нацбольскую и не только

Я не знаю ни одной организации, которая дала бы журналистике столько людей, сколько дала НБП. Нацболы оказались всюду, создали интересные СМИ и удачные проекты.

Одно время неплохо работала «Свободная пресса» — её делал Дима Трещанин. В определённый момент они могли занять нишу левой журналистики, которой сейчас нет, и это странно. Ведь по вопросам социальной политики наше население придерживается левых взглядов, хочет доступного образования и бесплатной медицины. «Свободная пресса» была хорошей попыткой поддержать эту повестку. 

«Русская планета» — очень сложно сказать, сколько там было людей из НБП, просто огромное количество.

В раннем Newsru.com, на который все равнялись, новостниками работали выходцы из нашей запрещённой организации. Было ещё передовое издание «Каспаров.ру», первая попытка объединить всех. Гарри Каспаров тогда дал установку писать про все акции, кто бы их ни проводил: хоть ДПНИ, хоть движение «Россия молодая».  Без внимания не мог остаться ни один пикет в Пензенской области, где какой-нибудь пенсионер выводил на улицу козу и говорил, что ему не хватает денег на корм для нее. В этой редакции работали люди разных убеждений, но региональная сеть почти вся состояла из нацболов.

Когда я говорю, что мы оказались повсюду, я не преувеличиваю. Например, была такая слезливая передача «Жди меня» — на этом проекте работало около пяти человек из партии. Самый известный из них — Дмитрий Путенихин, которого все знают как Скифа.


«Скиф»


На России-24 до сих пор есть программа про Москву, где люди снимают сюжеты про реальные проблемы москвичей, там тоже наши ребята работают.

Все они оказали огромное влияние на профессию. Есть ведь разные пути прихода в журналистику. Учеба на журфаке — несколько искусственный, потому что журфаки напрочь выбивают из людей творчество. Нацболов отличает то, что прошли реальный путь, сами столкнулись с репрессиями и проблемами в моногородах, где иногда просто было нечего есть. Никто не ходил около доски и не объяснял им: вот акция протеста, о ней надо писать так-то. И после того, как ты ходишь по улицам и видишь, что происходит с людьми, ты уже не можешь позволить себе писать про все это так же, как те, кто только прошёл подготовку в ВУЗах или пришёл в профессию по принципу нового дворянства — через пару рукопожатий.

Что я имею в виду? Сегодня практически во всех редакциях работает правило: пока не убили, не напишем. Сколько человек погибло в маршрутке, пять? Мало. Вот если бы погибла вся маршрутка, да ещё бы загорелась, да ещё бы кто-нибудь выполз из неё и обугленными пальцам цеплялся за асфальт — тогда да, это тема чуть ли не для огромного лонгрида. Но есть ли фоточки? Фоточек нет — тогда, может быть, и не стоит писать. Тогда давайте лучше поставим материал про то, как Путин поругал кого-нибудь.

Такой сельско-хозяйственный подход пришёл из СССР. Все эти редакторы, как сельхозработники, задаются одним вопросом: а каковы удои? А сколько человек вышло площадь? 15? Мало. Даже если завинтили одного — этого ещё недостаточно, но вот если ему голову пробили, тогда да, тут уже прямо заголовок вырисовывается.

Это всё совершенно недопустимо. Даже если один человек в Сыктывкаре вышел на пикет в поддержку Дадина, об этом необходимо писать. Хотя бы потому, что Сыктывкар — это не Москва, политический активизм там на нуле, и человек, который вышел, рискует потерять работу,  быть исключённым из ВУЗа. Этот пикет для него может стать самым смелым поступком в жизни. А в каком-нибудь Кемерово тебя просто могут убить за такое. Но современные журналисты не будут про это писать хотя бы потому, что они даже не могут показать Сыктывкар на карте.

На журфаках надо вешать географическую карту России и объяснять специфику каждого региона: вот Чеченская республика, здесь нельзя выпить и не выйти с плакатом, а вот Кемерово, где за всю историю было пять активистов, один из которых, Александр Николаенко, четыре раза сидел в тюрьме, в том числе за стихотворение про руководителей Кемерово. А очень многие нацболы работали в местных СМИ и писали об этом. Евгений Берсенев — рядовой член барнаульского отделения, Сергей Ежов — лидер рязанского.

Опыт нацбола — это на всю жизнь. Как у человека, прошедшего войну, остаётся травма, так же в России травмирует и радикальная политика. Сегодня многие возмущены тем, что нет свобод, что Путин — диктатор. Но каждый, кто занимался уличным активизмом, знает, как давно всё это есть: и уровень насилия, и уровень давления на прессу. Мне не кажется, например, что на старом НТВ была какая-то особенная правда, о которой с таким придыханием говорят. Я знаю, что Зюганов был там запрещён, и не он один — существовал целый список людей, которых не допускали до эфира. Это ли не цензура?


Про то, куда сегодня идти молодым и злым


В тюрьму.


Когда запрещали НБП, Лимонов сказал пророческую вещь: «Вы не понимаете, мы защищаем фронт. Как только нас уберут,  будут бить по вам, а вы удар точно не выдержите». Ровно так и получилось.

Общество сегодня не в состоянии объединиться настолько, чтобы дать отпор этой системе.


Проблема современного активизма в России — бесконечная рефлексия и вечно бурлящий Достоевский. Если человек пишет: «Ребята, наших бьют, выходим!», в Европе и Турции, то люди выходят. А у нас начинается: а как бьют, а по каким местам, а может быть, не больно, а вышли санкционировано?  А какая у них позиция по поводу Гегеля? А я не выйду на эту улицу, потому что по ней до этого прошёл Белов. И даже если человека жестоко репрессируют, обязательно появится кто-то с вопросом «а вы знаете его позицию по Крыму?». И все сразу сникают. А человека мучают дальше.


В 1993 году была настоящая защита Дома Советов — с двух сторон. И те не побоялись выйти, и эти. И танки ехали, а люди стояли. Вот пока такое отношение к своей гражданской позиции не вернётся, молодым и злым — только в тюрьму.


Про «Лимонку»

Это была творческая газета, где не было никаких должностей и единой редакции. Самые разные люди присылали письма и свои материалы. Все хохотали, выбирали что-то из присланного и сами писали о том, что интересно. На заказ, конечно, мы никогда не работали.  

Лимонка была самым молодежным изданием, потому что нигде больше тебе бы не дали напечатать на передовице свою первую в жизни статью просто потому, что она задорно написана.

Это был дух и стиль времени. Мы были молодыми, хотели правды и за версту чувствовали фальшь. Например, когда Александр Гельевич Дугин писал свою статью «Заря в сапогах» с эпитетами и отсылками к разным философским школам, мы смеялись и видели, что это просто панегирик людям в погонах. Ну он, конечно, про разное писал: например, у него была статья с разбором метафизики фамилии Анжелики Варум. Он чёрт знает что из этого вывел, а потом сделал хитро и и выпустил книжку с этим и другими текстами о поп-музыке, посвященную Курехину. Но Курехин гений, а Дугин просто подражатель.

«Лимонка» предоставляла трибуну самым разным радикальным элементам, которых тогда не пускали на ТВ. На последней странице писали про разные контр-культурные книги, ещё до появления Фаланстера и Циолковского, знакомили с кассетами, которые было невозможно достать. Радикализм был по всем фронтам.

Когда мы её делали, все понимали, что получается очень круто и что всё сочетается отлично: и эти тексты нелепые, и стильные картинки, и передовые левые лозунги, и выкопанные запрещённые идеи раннего фашизма, и анархисты с чёрными флагами. Всё это вместе переплеталось и получалась гремучая смесь. Бери, что хочешь, главное — живи. Без штор и тотального Дома-2.

Лимонка была впереди времени. Хорошо, что она была.



Александр Верховский

Руководитель информационно-аналитического центра «Сова», исследователь политического радикализма в России


Про образ партии

К началу 2000-х годов люди, склонные к интеллектуальным авантюрам, ушли из НБП вслед за Дугиным, и остались только те, кто был склонен скорее к авантюрам акционистского плана. В таком виде партия и продолжила действовать, оставшись без гуру. 

Но в НБП по-прежнему не было единого представления о том, что у партии должна быть позитивная программа. Прямо говорилось, что НБП объединяет всех, кто против системы. Ты мог быть каким угодно: хочешь, люби панк-рок, хочешь — классическую музыку. Главное, мы вместе своими мыслями и альтернативными способами действия должны сломать систему.

Но особенность НБП заключалась в том, что это не кружочек на пять человек, который может оттягиваться как угодно. Она стала многочисленной организацией с региональными отделениями. Допускать такой широкий плюрализм «веселья», при этом оставаясь единой организацией, — это нетривиальное достижение. Конечно, кто-то уходил, так всегда бывает у любого радикального движения: обычно идет постоянное обновление, раз в несколько лет меняется основная часть состава. Но в НБП отколовшихся было немного.  


Про радикалов 90-х

Изначально было не совсем понятно, как политически окрашен образ нацбола, зато стилистически он четко противопоставлялся доминирующему типу радикала, а именно РНЕшнику. Если они ходят строем, то нацболы ведут себя абсолютно противоположено. У РНЕшников была программа, причем настолько простая, что писавшая о ней газета «Русский порядок» выходила даже не каждый год. О чем говорить, если все уже написано? Нацболы же, наоборот,  писали очень много текстов, и в этом, в значительной степени, и заключалась их деятельность.

Скинхедская культура в это время уже была, но они всячески отказывались образовывать политические организации. Поэтому если человек с соответствующими взглядами хотел пойти в политику, то ему резонно было идти в нацболы, потому что политическая организация не ущемляла ни его идейную, ни его стилистическую идентичность.


Александр Верховский на «Русском марше»


Про «Лимонку»

Это было очень увлекательное чтение, потому что в то время политические газетки утратили прелесть новизны, ведь все осмысленные материалы начали выходить в нормальных СМИ. Уже не надо было читать партийные листочки с их зубодробительными текстами, авторы которых изо всех сил пытались стилизовать их под что-то отвязное, — и все равно было видно, что у человека в голове партийная программа, которую он пытается доходчиво растолковать читателю.

В этом смысле «Лимонка» была гораздо веселее. Она была больше всего похоже на газету «Завтра», но та строилась на более узких идейных позициях. В «Лимонке» не надо было четко следовать выверенной программе. Главное, чтобы это было что-то веселенькое и в нужном духе. 


О развале партии 

Пафос деятельности НБП резко снизился после не состоявшегося восстания в Казахстане‌. Лимонов оказался в тюрьме, партия какое-то время жила без лидера и без динамики. Конечно, они продолжали что-то делать, но было непонятно, как развиваться дальше. А лидер, когда вышел, вообще решил сменить направление на более прагматическое и найти себе союзников в строю либералов. Многие не выдержали такого поворота, не смогли согласиться на такое резкое снижение градуса.

Я не думаю, что запрет реально остановил деятельность НБП. Ну запретили, и что? За участие в запрещенных организациях их сажали сравнительно редко — точно реже, чем за захват приемных [например, администрации президента]. Да, они не могли проводить акции от своего имени, но что им мешало проводить их от лица других? Запрет реально уничтожает организацию только при очень серьезных репрессиях. Я думаю, НБП то ли понемногу перестала выполнять роль магнита для всевозможных альтернативных людей, то ли альтернативно мыслящие люди сами перестали тянуться к политике и вообще вступать в любые партии. 



Сергей Простаков

Журналист, создатель проекта «Последние 30», исследователь национализмов, «нацбол-самосвят»


Про нацбольскую журналистику

Этот термин я однажды употребил в своём телеграм-канале. Нужно сделать важную оговорку: по образованию я не журналист, и работать им начал в «Русской планете». Так получилось, что там было очень много нацболов и близких к ним людей.

Есть какие-то высокие стандарты 90-х, есть стандарты старой «Ленты», а есть нацбольская журналистика. Она характерна тем, что, во-первых, журналисты-нацболы постоянно воскрешают внутренние нацбольские дискурсы в своих материалах. Как правило, это дискурсы газеты «Лимонка».

Например, можно вспомнить такой эпизод из жизни «Русской Планеты». Когда на Украине начался Майдан в 2013-м, редакция задумалась, в какую рубрику это помещать. И возник вариант «Новости с временно оккупированных территорий». Под таким названием шли в Лимонке все международные новости: не только украинские, но и Стокгольм, Париж и так далее. Происходит постоянная реинкарнация «Лимонки».

Во-вторых, это попытка осовременить красно-коричневые дискурсы 90-х из газеты «Советская Россия» и газеты «Сегодня», ставшей газетой «Завтра». Например, в «Открытой России» этим занимается Роман Попков. Что такое красно-коричневый дискурс? Может показаться, что это «в одной руке - Сталин, в другой - Николай Второй». С точки зрения эстетики так и есть. А с точки зрения темы — это выбор героев для интервью. Например, для молодёжи, которая вступала в НБП в середине 90-х, такие люди, как Илья Константинов (депутат Верховного Совета, националист) или Александр Невзоров (журналист, «600 секунд» и «Дикое поле») — это звёзды и кумиры. И вот сейчас Попков делает материалы со звёздами красно-коричневой прессы, где транслировалась оппозиционная к ельциновскому истеблишменту повестка. В газете «Завтра» в 90-е годы были потрясающие хит-парады, в которых «Банда Четырёх» с песней про «дайте мне гитлера, дайте муссолини, дайте пол пота» занимала строчку «песня года 98».

Следуя за другим большим фанатом нацболов Олегом Кашиным, можно сказать, что нынешний политический режим — это продолжение режима Ельцинского, между ними нет никакого противоречия. Собственно, поэтому многие нацбольские дискурсы и сейчас являются достаточно сильными: какие-то использует власть, а какие-то — оппозиция. Ведь вплоть до марта 2014 года лозунг «Вернуть русский крым» был оппозиционным, но вдруг по определённым причинам он стал провластным.

Идея, что современную Россию придумали нацболы — она во всём. Вплоть до обложки нового альбома группы Любэ, «За тебя, родина-мать», на которой на красном фоне в белом круге изображён кулак, держащий лимонку.


Про молодость и злость

Так как я считаю себя молодым и злым, смею порассуждать на эту тему.

Есть замечательная книга «Революция сейчас» Ильи Стогова. В пору позднего пубертата и юношеской влюблённости я вычитал там про нацболов, и это оказалось мне очень созвучным моему состоянию. Я сам из Курской области, из деревни, и долгое время мог судить о нацболах только по телевизионной картинке. Когда в 90-ые показывали нацбольское шествие, оно могло напугать ребёка, который вырос на идеалах великой отечественной войны: толпа, одетая в чёрные куртки с флагами, где вместо свастики серп и молот. Но это была первая стадия знакомства, а потом начался поздний пубертат.

Когда я читал о том, что в Риге в середине 90-х улицу Гагарина переименовали в улицу Дудаева, а нацболы за ночь свинтили таблички и переименовали её в улицу Лаврентия Берии, — это не могло не произвести впечатления. Или эпизод, когда они устроили погром в Макдоналдсе с криком «Братцы! Черви!», с которого начался бунт на броненосце «Потёмкин».

Когда я у себя в лицее в Курске столкнулся с нашистами, нам принесли их брошюру «Гламурный фашизм», где было много нацбольских плакатов. То есть сначала у меня был чёрно-белый текст Стогова — и тут мне они показывают всё это, да ещё и в цвете. Это стало настоящим подарком!

В итоге, когда у нас был конкурс школьного президента, я создал Радикальную Лицейскую Партию — она была скроена по лекалам НБП, насколько я мог судить по книжке Стогова.

Впрочем, это всё мои юношеские развлечения — я себя ни в коем случае не считаю членом партии, но с возраста 16-17 лет отношусь к ней с огромным пиететом и горжусь знакомством с бывшими членами. И Эдуарда Вениаминовича Лимонова, несмотря ни на что, продолжаю считать гениальным русским и молодёжным писателем. Он всегда умел говорить с молодыми и злыми на одном языке и собирать их вокруг себя.

А молодые и злые всегда найдутся: они есть и сейчас. Всегда нужно сочетание времени, места и конкретных людей. Сейчас сложно создать партию с нуля, но ведь люди, которые состояли в НБП, никуда не делись. Они живы, они вокруг нас.


Про эстетику

Флаг НБП, ныне являющийся экстремистским материалом, — это, безусловно, величайшее постмодернистское произведение русской культуры второй половины ХХ века. Это гениальное выражение логики и теории тоталитаризма. Если объединить два абсолютных зла, получится зло в квадрате. И если ты молодой, а весь рок-н-ролл уже устарел, ты берёшь и натягиваешь на себя шинель Сталина и фуражку Гитлера. Получается очень убедительно и страшно.

Вальтер Беньямин в своё время сказал гениальную вещь: левые политизируют эстетику, а правые эстетизируют политику. А что такое настоящее искусство? Это невозможность впасть в крайность. Это тонкая грань, когда ты проходишь между похотью и аскезой, ненавистью и любовью, жизнью и смертью. Вот на этой тонкой середине проходит настоящее искусство. Собственно, НБП между левым и правым прошло по тонкой грани и создала настоящее искусство.

Поделиться