Герой няшного времени

Что требуется, чтобы стать сегодня духовным авторитетом?


Декабрь обозначил тенденцию: общество уже нечувствительно к политической программе и к политике как таковой (все-таки ее десять лет не было). На общественные симпатии могут претендовать те, кто прославился в иных, прежде всего гуманитарных или зрелищных, сферах, а также популярные блогеры. Эту тенденцию уловил и В. Путин, поставивший во главе своего штаба С. Говорухина, хотя к его услугам были десятки преданных без лести политологов и адских министраторов.


Что требуется, чтобы стать сегодня духовным авторитетом, и каковы его сущностные черты? Иллюзия непредсказуемости сетевых предпочтений не должна нас останавливать: ризома (одно из ключевых понятий философии постструктурализма, наглядным образом для нее выступает запутанная корневая система растения. — Ред.) настолько же сложнее пирамиды, насколько органическая химия сложнее неорганической, но это не значит, что у ризомы нет законов. Сегодня победит тот, кто первый научится ею управлять. Заметим сразу, что исполнение этих законов существенно меняет человека. Когда-то я спросил БГ — ведь его манера так легка для подражания, почему же у него мало эпигонов? Он ответил с усмешкой: когда играешь и пишешь, как мы, начинаешь жить, как мы, а это не для всех. Так что вырастить ризоматического лидера в пробирке не получится — а если получится, он будет неуправляем.

Принципиальная новизна ситуации — прежде всего в том, что раньше духовным авторитетом назывался всего лишь посредник между властью и народом, важный консолидирующий элемент в специфически русской системе управления, где горизонталь и вертикаль пересекаются разве что по репрессивным поводам («Участок — место встречи меня и государства», —  формулировал Хлебников, других таких мест нет). Это либо народный кумир, которого, сжав зубы, терпит государство, — либо государственный пропагандист, которого за талант (или за умение польстить массам) терпит народ. Вынужденное соответствие сразу двум несовместимым и даже взаимоисключающим системам ценностей доводит такого духовного лидера до серьезного кризиса — он в заложниках сразу у двух структур, а потому почти ничего не может сделать от собственного лица. В этой двойственности — источник трагедии Пушкина в тридцатые годы, когда он вдруг оказался равно чужим и народу, и государству; отсюда — постоянно возникающая у него тема побега, а того, что он писал после 1833 года, — начиная с «Медного всадника» и кончая божественными «Песнями западных славян», — не понял уже вообще никто. Достоевский погиб накануне такого же кризиса — отсюда его предсмертный интерес к каменноостровскому циклу Пушкина 1836 года: общество и власть в очередной раз расходились, и Достоевскому, только что познавшему действительно всероссийскую славу, пришлось бы делать самоубийственный выбор. Кстати, Герцен — безусловный авторитет если не для власти, то для общества, — в 1863 году льстить этому обществу отказался и на очередном патриотическом подъеме с ним разминулся; это больно ударило по обоим. Точно так же разминулся с массами и академик Сахаров в 1989 году.


Сегодня у посредника между народом и властью никаких шансов нет, хотя отдельные люди — Алексей Кудрин, Владимир Лукин — и пытаются занять эту нишу, без особенного, впрочем, усердия. Дело не в том, что власть или общество не готовы к диалогу, а в том, что здравая интуиция общества подсказывает ему ненужность этого самого посредника. Вопрос не в том, чтобы договориться с властью, и даже не в том, чтобы ее заменить, а в том, чтобы создать структуру нового типа, в которой снялся бы вечный антагонизм болота и гранита. Компромиссных фигур больше нет, или, вернее, этот компромисс сместился в другую плоскость: сегодня востребованы персонажи, одинаково приемлемые для масс и элит. Таковы Людмила Улицкая, Борис Акунин, Леонид Парфенов — люди, делающие серьезные вещи, но в масскультовой или даже китчевой упаковке. Первое условие, позволяющее сегодня стать духовным лидером (или, точнее, авторитетом, поскольку лидера у ризомы нет), — сочетание профессиональной состоятельности с неангажированностью.


Вторая его непременная черта — повышать самоуважение массы. Не льстить ей, подчеркиваю, — толпа не дура, — но именно внушать более лестную самоидентификацию. Это нужно всегда —  но в нынешней России особенно, поскольку современному россиянину уважать себя трудно. Он не участвует в великом историческом проекте, не производит чего-нибудь знаменитого на весь мир, а если у него вдруг очень много денег, насладиться ими мешает их сомнительная легитимность. Стало быть, духовный лидер нового образца должен постоянно напоминать грибнице, как она прекрасна, из каких принципиально новых людей она состоит, как она сейчас всем покажет и т. д. К сожалению, этот тип лидера мы наблюдали в «оранжевой» Украине, где любой, кто желал в эпоху Ющенко называться духовным авторитетом, должен был неумолчно объясняться в любви Майдану.


Третья особенность лидера представляется мне главной — и самой сложной на практике: он должен не зависеть от мнений толпы — и притом точно соответствовать им. Есть универсальный рецепт, который, однако, я никак не могу порекомендовать, поскольку Владимира Путина он уже привел в тупик; я говорю об актуализации самой древней местной матрицы, а именно о хамстве, к которому тут всегда подспудно готовы и которое считают признаком силы. Хамство замечательно позволяет соединить кажущуюся независимость — как же, он право имеет! — и соответствие ожиданиям; но штука в том, что ожидания эти дурные — и что эта стратегия перестала срабатывать, как показала ситуация с бандерлогами.


Сегодня надо хамить так, чтобы повышать самоуважение масс, — задача, казалось бы, вовсе уж неразрешимая; тем не менее некоторые справляются. Отдельные черты альфа-типа, который с ловкостью серфингиста скользит на волне народного гнева, есть и у Навального, — но без них Навальному нельзя, и я склонен отнестись к его стратегии с пониманием. Сегодня нельзя быть чересчур грубым, ибо массам не нравится быть грубыми. Признаком силы может быть только одно — безоглядное соответствие самому себе, абсолютная последовательность. Во времена относительности добра и зла ничто не ценится так дорого, как упертость. Чтобы понравиться троллям, хомякам и иным сетевым соловьям, надо научиться игнорировать их — вступая в корректный диалог с теми, кто способен его вести; парадоксальным образом сетевой герой должен состояться вне Сети. Может быть, это связано с тем, что Сеть сама к себе относится без придыхания. Примеры наиболее успешных оппозиционеров — Шевчук, скажем, — это доказывают, да и деятельность Навального протекает главным образом не в блоге: это суды, экономическая разведка, митинги.


Наконец, еще одна поправка: упертых людей хватает — Лимонов, например, — но именно Лимонов, при всех несомненных заслугах, не герой этого времени. Лидер не должен быть слишком иноприродным, слишком правильным, если угодно, чтобы на его фоне тусовка не утрачивала самоуважения. Он не должен рисковать посадкой и уж тем более не должен в самом деле садиться — разве что на 15 суток, для поднятия рейтинга; тусовка хочет равняться на лидера и даже подражать ему, но сесть она не хочет. Стало быть, когда речь заходит о реальных опасностях, духовный авторитет должен стремительно растворяться в толпе. Но быть виртуальным он не может, и жить за границей для него тоже смерти подобно.


Из этого вытекает, что один человек удовлетворять всем этим требованиям не может никак. Следовательно, героем ризомы — или по крайней мере духовным авторитетом для нее — должен быть союз успешных гуманитариев, которых никогда нельзя арестовать одновременно; они не должны быть представителями власти, должны состояться в своей профессии (в том числе финансово), не рисковать без нужды и постоянно льстить толпе, но не грубо. Именно такой коллектив духовных авторитетов — с миру по нитке, с самыми разномастными персонажами, включая благотворителей, блогеров и литераторов, — явлен нам в составе Лиги избирателей; одиночный кумир в наше время невозможен еще и потому, что состоявшимся может считаться только тот, у кого много френдов. Сегодняшний духовный авторитет не может быть неколлективным — для Сети уж подлинно один в поле не воин. Из вышеизложенного ясно, что в Лигу избирателей способны влиться, например, Алла Пугачева, Михаил Галустян или Валерия Новодворская (персонаж в достаточной степени эстрадный), а вот Владимиру Соловьеву в ней ничего не светит. Если члены авторитетной группы будут меж собой конфликтовать — тем лучше: ризома способна полюбить только ризому или уменьшенную ее модель, и монолитность для нее подозрительна.


Проблема в одном: чего способно добиться общество с таким групповым лидером? В прежнем, линейном смысле — ничего, поскольку у грибницы обычно нет цели менять почву. Грибница отлично понимает, что может существовать лишь во влажном лесу, в симбиозе с определенными деревьями; цель грибницы — не социальные перемены, а комфортное существование внутри имеющихся условий. Власть не должна исчезнуть — она должна «не трогать», не вмешиваться; будет даже хорошо, если на ее фоне мы будем выглядеть чуть лучше. Вспомним, ведь и зашевелилось общество только тогда, когда власть, увлекшись, продемонстрировала претензии на тотальность — совершенно смехотворные. А потому духовный лидер нового образца ведет социум не к свободе, а к самоуважению — то есть к такому состоянию, когда, живя прежней жизнью, страна считает себя качественно новой, продвинутой, демократичной etc. Тот, кто лучше других научится поддерживать в ней эту иллюзию, и будет национальным героем на ближайшие годы — при условии, что власть не помешает духовным авторитетам осуществлять эту сугубо имитационную схему.


Есть вариант, при котором она окажется недальновидна и запретит шествие 4 февраля, либо похватает половину оппозиции, либо спровоцирует инцидент. И тогда — прощай, ризома, прощай, душевный комфорт: окажется нужно действовать, начнется прямая конфронтация, и духовным авторитетом станет тот, кто быстрее всех бегает и лучше всех стреляет. Будет ли это хорошо? Не знаю. Мы договорились обходиться без оценочных категорий.


Впрочем, есть и другой выход: ризома ведь иррациональна, как сама Россия, великая наша грибница. И предсказывать тут что-либо путем линейной экстраполяции — значит почти наверняка ошибиться. А потому будем надеяться, что новое общество способно находить нелинейные выходы из антагонизмов: ему запретили маршировать, а оно, допустим, массово полетело — и все довольны.


В это я верю куда больше, чем в по-вторение традиционных матриц. Иначе не стоило бы и огород городить.

Дмитрий Быков

Новая газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе