1 октября 2010 ● Андрей Колесников
«А мне все по х…, я сделан из мяса», — пел когда-то неопрятно-естественный Шнур, ставший ныне глянцево-опрятным, как среднестатистический мужской журнал. Хриплый голос, отсылающий чуть ли не к Высоцкому, и нарочито грубые манеры могли бы стать символом нонконформизма, если бы они не были символом конформизма.
Это классический случай, описанный еще в 1973 году Пьером Паоло Пазолини в его газетном эссе «О чем говорят волосы», где он отследил процесс обуржуазивания контркультуры: длинные волосы хиппи стали хорошим тоном для яппи, протестный жест стал обязательным аксессуаром конформистов: «Субкультура власти поглотила субкультуру оппозиции, сделав ее своей составной частью: с дьявольским проворством она превратила ее в моду».