Расщепленный мозг и единое «Я»

Как подсознание защищает нас от самих себя.
© tifonimages / iStock


Мы, как правило, не замечаем, как много действий совершаем машинально: например, водитель, проезжая по привычному маршруту дом — работа, вряд ли вспомнит, как включил поворотник и повернул на другую улицу. В этот момент ситуацию на дороге контролирует только подсознание, пишет невролог Элиэзер Штернберг в книге «НейроЛогика: Чем объясняются странные поступки, которые мы совершаем неожиданно для себя».

T&P публикуют фрагмент о том, как работает система привычки и непривычки, в каких случаях нам лучше полагаться на подсознание и что такое синдром расщепленного мозга.



Водитель, увлеченный своими мыслями, не помнит, как добирался до места, не помнит, как решил остановиться на красный свет или включить поворотник. Он действует на автопилоте. Представьте ситуацию, когда водитель, едва не попав в аварию, внезапно пробуждается от своих грез и резко жмет на тормоза. Автомобиль с визгом останавливается в паре сантиметров от почтового фургона. Немного успокоившись, водитель обдумывает произошедшее. У него нет ощущения, что он отвлекся лишь на секунду. Кажется, все намного серьезнее. У него возникает чувство, будто его сознание не принимало в процессе вождения ровным счетом никакого участия. Уйдя в свои мысли, он будто ослеп.

Эти ощущения подтверждаются научными исследованиями. В ходе одного из экспериментов испытуемых посадили за автосимулятор и надели на них гарнитуру. Они должны были управлять автомобилем и одновременно говорить по телефону. Симулятор был снабжен объемной картой небольшого города со спальными, офисными и деловыми районами (более 80 кварталов). Вдоль городских дорог стояло немало рекламных щитов с крупными и выразительными надписями. Немного потренировавшись в управлении виртуальным автомобилем, испытуемые отправлялись в путешествие по заранее обозначенным маршрутам, соблюдая все дорожные правила. Во время езды они говорили по телефону при помощи гарнитуры. Далее испытуемые прошли тест: нужно было отметить, какие из рекламных щитов встречались им на пути. Их ответы сравнили с ответами тех участников эксперимента, которые ехали по тому же маршруту, но без телефона. Нетрудно догадаться, что участники, чье внимание было занято разговором по мобильнику, справились с тестом хуже, чем те, кто был всецело сосредоточен на вождении. И хотя рекламные щиты стояли на самых видных местах, испытуемые, разговаривавшие по телефону, попросту не заметили их.

Как такое могло произойти? Неужели участники не смотрели на рекламные щиты? Чтобы найти ответ, ученые надели на испытуемых айтрекеры. С помощью этих приборов удалось выяснить, что, даже увлекшись разговором по мобильнику, водители не переставали активно замечать все, что появлялось на пути. Их взгляд перемещался и фокусировался на всех важных объектах, включая дорожные знаки, другие автомобили и даже рекламные щиты. Странно. Водители с гарнитурой видят те же объекты, что и водители без телефонов, но не могут вспомнить, что же они видели. Как это объяснить? Теория такова: глаза испытуемых действительно смотрят на объекты, однако водители настолько поглощены общением, что не в полной мере осознают увиденное.

Но если такие крупные и заметные дорожные объекты, как рекламные щиты, можно пропустить из-за какого-то разговора, почему же не растет число аварий? Ведь люди постоянно говорят за рулем — либо с пассажирами, либо по телефону. Как же у нас получается вести машину и разговаривать одновременно, если разговоры влияют на нашу способность видеть? Очевидно, что осознавать увиденное необходимо, чтобы соблюдать дистанцию между машинами, ехать в своем ряду, поворачивать и вообще выполнять все те действия, благодаря которым можно добраться до дома, не уничтожив собственную машину по пути. Тем не менее эксперименты демонстрируют, что, хотя наш взгляд и переключается с одного дорожного объекта на другой, мы зачастую не обдумываем увиденное.

Но если сознательное зрительное восприятие отключается, то что же контролирует наш взгляд? Мозг заботится об этом подсознательно. Подсознание инициирует движения глаз, необходимые для того, чтобы следить за машинами, дорожными знаками и уберегать водителя и пассажиров от повреждений. Вот почему аварий не становится больше. Вот почему занятые своими мыслями водители добираются до нужной им точки невредимыми. Хотя увиденное и не осознается в полной мере, мозговые подсознательные процессы берут зрительную систему под контроль и ведут нас к месту назначения. Этот пример показывает, как нарушается связь между сознанием и зрением. Зрительная система работает, поскольку автомобиль не выходит из повиновения, но водитель не осознает, что видит объекты.

Определенные неврологические отклонения подтверждают тот факт, что зрительная фиксация и осмысление увиденного — это разные процессы. […]



Сосредоточиться не сосредотачиваясь

Что, если в случаях, когда мы пытаемся совершать несколько действий одновременно, например говорить по телефону и вести машину, за работу берутся не обе системы, а всего одна, которая и распределяет свои усилия между двумя задачами? При таком раскладе наша успешность зависит от того, сколько внимания мы уделяем каждому из действий. Чем больше внимания, тем лучше получается. Но данная схема не применима к работе системы привычки. Если какое-нибудь действие доведено у нас до автоматизма, в большинстве случаев лучше не уделять ему существенного внимания.

10 февраля 2011 года баскетболист Рэй Аллен, в то время член команды Boston Celtics, совершил 2561-й точный трехочковый бросок, побив рекорд, который до него установил Реджи Миллер. Все те годы, что Аллен состоял в НБА, он славился своим отношением к работе. Рэй часто приезжал на стадион часа за три до начала игры, чтобы потренироваться. В одном интервью у Аллена спросили, как ему удалось достичь такого успеха и что происходит у него в голове, когда он бросает мяч. Баскетболист ответил так: «Как только начнешь целиться — непременно промахнешься. Во время игры нельзя забывать об этом. Надо найти на поле такую точку, с которой уже не нужно прицеливаться — достаточно только подпрыгнуть и точным движением рук отправить мяч прямиком в корзину».

Для Рэя Аллена броски стали привычкой. Возможно, именно это спортсмены имеют в виду, когда говорят о мышечной памяти. Метод, с помощью которого Аллен сосредотачивается на важном броске, состоит в том, чтобы не сосредотачиваться на нем. Если же он слишком много думает о том, как бросить мяч, он промахивается. Лучше всего он играет тогда, когда поручает системе привычки выполнять все то, в чем он натренировался.

То же самое применимо и к другим спортсменам. В ходе эксперимента с участием талантливых гольфистов испытуемые ударяли по мячу дважды. В первом случае они намеренно сосредотачивались на механике движения клюшки, внимательно отслеживали, с какой силой бьют по мячу, тщательно прицеливались. Во втором случае гольфисты не думали об ударе вообще. Как только они вставали с клюшкой перед мячом, их отвлекали другим заданием: просили слушать записи звуков и ждать определенного сигнала, опознать его и сообщить об этом. Затем ученые сравнили результаты. Как правило, мяч оказывался ближе к лунке в тех случаях, когда игроки не думали об ударе. Гольфисты, как и Рэй Аллен, играли лучше, если не задумывались о том, что делают.

Выявленная зависимость успеха спортсменов от того, что ими руководит — привычка или сознание, подтверждает идею о существовании в мозге двух параллельных систем, контролирующих поведение. Повторяя одно и то же действие, мы можем довести его до автоматизма, и тогда система привычек возьмет верх. Наше сознание освободится и с помощью системы непривычки сможет сконцентрироваться еще на чем-нибудь.

Разделение труда между двумя системами мозга не ограничивается лишь баскетболом или гольфом. Самые тонкие нюансы поведения могут регулироваться привычкой или ее отсутствием, и порой разница очень заметна. […]



Разделенный мозг

Есть одна операция, показанная людям, страдающим от сильных, неконтролируемых приступов эпилепсии. Она называется каллозотомия и представляет собой рассечение мозолистого тела, пучка нервных волокон, соединяющего правую и левую части мозга. Поскольку приступы — это, по сути, электрические бури, проносящиеся по нервным пучкам мозга, отделение его частей друг от друга мешает электричеству распространиться и охватить оба полушария. Эта процедура — крайняя мера, которая помогает пациенту с неконтролируемыми припадками, но она приводит к странным побочным эффектам.

Наиболее известный и неприятный из них — синдром расщепленного мозга. Спросите Викки, которой сделали эту операцию в 1979 году. Многие месяцы после операции две части ее мозга действовали независимо друг от друга. Например, в супермаркете она замечала, что, когда тянется за каким-нибудь продуктом правой рукой, ее левая рука действует абсолютно самовольно. «Я потянулась правой [рукой] за тем, что мне было нужно, но левая вмешалась, и они начали бороться. Почти как магниты с противоположными полюсами», — рассказывает Викки.

То же самое происходило каждое утро. Викки подбирала себе комплект одежды, но одна из рук вдруг хватала совершенно ненужную вещь. «Мне приходилось высыпать всю свою одежду на кровать, выдыхать и вновь браться за дело», — говорит она. Однажды Викки так устала от всего этого, что не стала сопротивляться и вышла из дома сразу в трех комплектах одежды.

Синдром расщепленного мозга — это состояние, при котором разделенные полушария мозга начинают действовать самостоятельно. Викки страдала от синдрома чужой руки*. Этот синдром, помимо прочего, непосредственно связан с синдромом расщепленного мозга, поскольку правая часть мозга контролирует левую руку, а левая часть — правую. Этот перекрестный контроль относится и к зрению: правая часть мозга обрабатывает информацию о том, что находится в левой стороне зрительного поля, и наоборот. Более того, левая часть мозга (у правшей) контролирует речь. Каждая часть расщепленного мозга обладает своим уникальным набором возможностей, который нельзя передать другой части. Например, если, задействуя левое полушарие, Викки прочитывает слово, находящееся в правой части зрительного поля, она может сказать его вслух, потому что левая часть мозга контролирует устную речь. Но когда то же самое слово появляется в левой части зрительного поля, где его замечает лишь правое полушарие, Викки не может его произнести, но зато может взять ручку и записать.

Невролог Майкл Гадзанига, ведущий специалист в области исследования расщепленного мозга, уже пять десятилетий занимается этим вопросом. В ходе работы, обнаруживая у полушарий различные и уникальные функции, Гадзанига задумался о том, существует ли у каждого полушария обособленное самовосприятие. Обеим половинам мозга доступны их собственные наборы ощущений и умений, но есть ли у каждой части свое сознание, способное обдумывать и принимать решения?

В 1960-х годах, когда Гадзанига начинал свои исследования, он думал, что есть. В конце концов именно к такому выводу подталкивает история Викки про супермаркет. Однако впоследствии он убедился, что две части мозга все же составляют единое «Я». Несмотря на отсутствие доступа к тому, что знает и делает другое полушарие, две половины мозга работают сообща, чтобы обеспечить целостность личности.

В ходе одного из экспериментов Гадзанига показал пациенту с расщепленным мозгом слово «ходить», поместив это слово в левую часть зрительного поля, — так чтобы слово было воспринято правым полушарием. Пациент поднялся и пошел. Когда его спросили, почему он так сделал, он объяснил: «Мне захотелось сходить за колой». Левая сторона мозга, ответственная за речь, придумала это объяснение, потому что ничего не знала о том, что пациент увидел слово «ходить». Об этом было известно лишь правой стороне. А левое полушарие просто придумало аргумент.

Вот еще пример. Гадзанига показал правой части мозга пациентки изображение яблок. Увидев его, женщина рассмеялась. Когда ее спросили, в чем причина смеха, она ответила «Кажется, аппарат был очень уж смешной», имея в виду устройство, показывающее картинку. Когда Гадзанига продемонстрировал то же изображение левой части ее мозга, она снова рассмеялась и быстро показала на изображение обнаженной женщины, скрытое среди яблок.

И наконец в ходе одного из своих любимых экспериментов Гадзанига показал слово «улыбка» правому полушарию пациента с расщепленным мозгом и слово «лицо» — левому. Затем он попросил пациента нарисовать, что тот видел. Пациент изобразил улыбающееся лицо. Когда Гадзанига спросил почему, пациент ответил: «А вы что, грустное лицо хотите? Кому охота смотреть на грустные лица?» Левая часть мозга не видела слово «улыбка», поэтому испытуемому пришлось придумать объяснение, почему лицо улыбается.

Во всех этих случаях левая часть мозга (ответственная за речь) не имела понятия о том, что видит правая часть, но талантливо изобретала логичные объяснения хождению, смеху и улыбке на нарисованном лице. Столкнувшись с противоречивыми сведениями, мозг стал заполнять пустоты. Если обе части мозга — это отдельные самостоятельные единицы, зачем им сотрудничать подобным образом? Почему бы не оправдаться незнанием?

Даже после хирургического разделения половинки мозга не делаются совершенно самостоятельными единицами. Они находят способ сохранить единство нашего «Я». Гадзанига сводит этот феномен к усилиям левого полушария, поскольку в его экспериментах именно эта часть мозга изобретала все аргументы. Он сформулировал гипотезу, по которой в левой части мозга существует «левополушарный интерпретатор», который пытается сложить воедино все, что происходит с нами изо дня в день, и сконструировать связное и логичное повествование. Гадзанига признает результаты огромного количества упомянутых нами исследований, подтверждающих, что наше «Я» формируется в правом полушарии, но заявляет, что самовосприятие обеспечивается всем мозгом — и левое полушарие здесь играет важнейшую роль. Оно связывает фрагменты нашего опыта в личные истории, руководствуясь тем, что мы называем нейрологикой. Как минимум в ходе экспериментов с участием пациентов с расщепленным мозгом именно левое полушарие устраняет пробелы.

Существует ли на самом деле левополушарный интерпретатор и как он функционирует, еще предстоит выяснить. Тем не менее мы уже можем с уверенностью сказать, что в мозге работает система подсознания, которая, столкнувшись с противоречивыми сведениями, придумывает аргументы, примиряющие их. Подсознание действует так при соматоагнозии и синдроме Капгра. Оно вызывает синдром Котара и придумывает истории об инопланетных гостях. Оно заставляет шизофреников поверить в то, что за ними следят агенты ФБР или что их контролируют сверхъестественные силы. Оно становится источником конфабуляции и ложных воспоминаний. Оно придумывает наши сны.

Мозг обладает склонностью к заполнению пустот в наших мыслях и ощущениях, когда они оказываются незавершенными. Каждый раз, когда мозг ликвидирует прореху, он делает это с конкретной целью: сохранить наше чувство себя. Подсознание всецело сосредоточено на защите нашей личной истории, стабильности человеческой идентичности.


* «Синдромом чужой руки» — пример дисфункции лобной доли, состояние, при котором рука пациента может, например, спонтанно схватить лежащий неподалеку предмет. Это движение происходит не осознанно, а совершенно автоматически.

Автор
theoryandpractice.ru
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе