Тысяча лет и еще четверть века

Политолог Борис Межуев — о юбилее Крещения Руси и новом консерватизме.

Двадцать пять лет назад три славянские республики Советского Союза отмечали великий праздник тысячелетия Крещения Руси. Это были последние годы, можно даже сказать, последний год, когда страной еще реально правила Коммунистическая партия и наше государство по своей идеологии могло еще называться марксистским. 

Атеизм еще продолжал оставаться краеугольным камнем этой доктрины, согласно которой любая религия была не более чем ложной иллюзией, уводящей человека от решения земных насущных проблем. И между тем именно торжественное празднование тысячелетия Крещения Руси было, думаю, главным свидетельством в пользу предположения, что коммунистическая идеократия доживает последние дни. Церкви тогда были возвращены два крупнейших монастыря: Толгский — в Ярославской области и Оптина пустынь — в Калужской области. Начался процесс возвращения храмов Русской православной церкви в Москве и других городах. 

Борис Межуев. Фото: ИЗВЕСТИЯ

Этот процесс реабилитации религии в целом и православия в частности шел постепенно, но вместе с тем очень уверенно и неуклонно в эти годы: в 1987 году телевидение и местные дома культуры еще пытались отвлечь молодежь от посещения праздничного богослужения в ночь на Светлое Воскресение многочисленными развлекательными мероприятиями, в 1988 году этого уже почти никто не делал, а в 1989-м отношение к Церкви из в целом нейтрального в обществе стало более чем положительным. В тот момент ижнтеллигентский атеизм быстро вышел из моды, объявлять себя безбожниками решались немногие, а уж говорить о недостатках православия, его вреде для исторического пути России считалось и вовсе верхом неприличия. Поскольку в то же время началось возвращение в культуру плеяды русских религиозных философов, то многие заговорили о возможности подлинного религиозного ренессанса в России, какой был в нашей стране как раз накануне революции. Но затем государственный коллапс похоронил надежды на возрождение чего бы то ни было, ибо всё разом пришло в упадок: промышленность, культура, обороноспособность. И потом в качестве реакции на крах государства мы получили чисто реактивный консерватизм, пронизанный духом ностальгии по великой советский эпохе и отчаянным стремлением вернуться в прошлое.

Русская православная церковь вроде бы выстояла и укрепилась среди всеобщего развала. Однако она укрепилась и усилилась как институт, как особая корпорация, но значительно ослаб ее духовный авторитет, по крайней мере в интеллектуальных средах. Удары в адрес православия наносят как либералы, так и их противники. Шесть лет назад в СМИ бурно обсуждалось заявление нескольких академиков, в котором они в духе советских учебников научного атеизма писали о несовместимости веры в Бога и научного мировоззрения. А сегодня эстафету в деле антирелигиозной пропаганды принял у них один популярный телеведущий, который прямо говорит о том, что выбор восточной ветви христианства в X веке явился ошибкой киевских князей, за которую их потомки теперь расплачиваются экономической отсталостью.

Причиной заметного ослабления позиций православия в обществе только отчасти можно считать ту или иную политику церковного руководства. Думаю, главная причина состоит в непримиримом противоречии христианства с той «религией», которую реально исповедует нынешняя Россия.

Эта «религия», точнее, культ, но культ несомненно квазирелигиозный, есть религия Успеха. Этот культ обращен в прошлое: мы снимаем фильмы о рекордсменах, триумфаторах прошлых эпох, мы вспоминаем все прежние национальные победы, включая ранее давно забытые, типа разгрома поляков 4 ноября 1613 года. Если в прежние годы советские режиссеры снимали картины о поражениях русской армии, то теперь никто не готов создать героическую ленту на тему обороны Севастополя, падения Порт-Артура или, скажем, о гибели крейсера «Варяг». Создается своеобразный фетиш, который не позволяет нам взглянуть на трагическую сторону жизни человека, без понимания которой нет христианства.

Но и оппоненты этой религии Победы втайне молятся тому же Божеству. Одна их часть не верит ни в какой будущий национальный успех России, и они склонны присоединяться к наиболее вероятному победителю в мировом столкновении цивилизаций, а таковым они считают Запад. Другие же полагают, что сегодня конкуренция между нациями ведется в основном не на поле брани, а в области экономики, и это соревнование Россия вместе с остальными православными странами проигрывает. А коли так, то следует признать православие главной виновницей экономического поражения этих стран. Мы видим, что и в том и в другом случае речь идет о той же самой религии Успеха, только в особо извращенной ее форме.

Христианство предлагает человечеству благую весть о Боге, добровольно сдавшемся своим гонителям, претерпевшем мучительную смерть и тем самым спасшем все человечество. Восточное православие — религия, которая действительно была взята Русью у империи, которая спустя почти четыре века после этого события рухнула под ударом неприятеля. С точки зрения подлинного православия победа сама по себе, равно как и экономический успех сам по себе, не более чем ложный идол — вне зависимости от того дела, той задачи, которой могут служить всякий успех и всякая победа.

Понятно, что рассуждения в духе того, что если бы ваши предки не приняли православия, сейчас бы в России было экономическое чудо, — это пошлость. Я сомневаюсь, что само это чудо есть нечто более значимое, чем «Троица» Андрея Рублева, которая стоит всех чудес на свете, особенно экономических. И, однако, для мыслящих православных остается пока без ответа вопрос: как жить в мире, как строить и укреплять государство, растить детей, добиваться прогресса в науке, в конце концов, действительно создавать новую экономику, понимая при этом, что все это перед ликом трех ангелов, запечатленных святым иконописцем, — в общем тлен и суета? На этот вопрос «о Боге и мире» пыталась ответить русская религиозная философия XX века, но ее естественное развитие было прервано политическим катаклизмом. Новому российскому консерватизму нужно найти свое решение той же проблемы, и только тогда он сможет развернуться в полноценную альтернативу той религии Победы в разных версиях, которая сильно отдаляет нас от подлинного национального возрождения.

Понятно, что подобный консерватизм неизбежно будет далек от реваншизма советского толка. Но мирской успех ему придется вписать в план духовного спасения — не в качестве квазирелигиозного фетиша, но в качестве средства для достижения более высоких задач. Я бы назвал такой консерватизм цивилизационным, поскольку цивилизация, в понимании ее крупнейшего исследователя Альфреда Тойнби, и есть амбициозная попытка какой-то части человечества с помощью земных средств достичь духовных целей. Но усилие вместить размышления на эту тему в рамки газетной колонки было бы, наверное, худшей из утопий.

Борис Межуев

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе