Наталья Пономарева. В золотом огне
25 мая 2015 ● Фома
Проект "Строфы"
Разглядываю недавнюю книгу нынешней гостьи «Строф»: «Н.Б. Пономарева. Я проснулся в слезах».
На обложке — бесхитростная пейзажная картинка, сзади — что-то вроде доверительного письма читателю: несколько слов о себе и о своем (внутри сборника послание расширено до большого монолога).
Разглядываю недавнюю книгу нынешней гостьи «Строф»: «Н.Б. Пономарева. Я проснулся в слезах».
На обложке — бесхитростная пейзажная картинка, сзади — что-то вроде доверительного письма читателю: несколько слов о себе и о своем (внутри сборника послание расширено до большого монолога).
Здесь собраны стихотворения разных лет: ранние и недавние. Есть и переводы, это «по жизни» началось с французской спецшколы.
Сердце книжки — цикл «Божья дудка», который создавался с конца прошлого века.
«Я выросла в любви. Ее источником была моя мама, Вера Дмитриевна Пономарева. Мне исполнилось двадцать лет, когда мамы не стало. Еще двадцать лет прошло, пока я научилась жить без нее: вышла замуж, родила пятерых детей, муж стал священником. Суть жизни и поэзии для меня — это жертвенная, христианская любовь, какая была у мамы. Ее памяти я посвящаю эту книгу…»
Я вглядываюсь и думаю: как жаль, что старинное слово «трогательный» — не частый гость наших серьезных разговоров. Ведь оно совсем не из сентиментально-«кафешантанного» словаря, оно — религиозного свойства, об оклике души — душою.
К стихам матушки Наталии и всему, что я успел узнать о ней, — это слово очень подходит. Даже чудно?е обозначение своего авторства на обложке, вот эти инициалы.
И пейзаж на обложке: тихая заводь с нависшим деревом, мостки, вдалеке едет поезд.
И неожиданное сочетание фамилии автора с мужской фразой.
Кстати, умение и дерзание так писать встречается не часто, а в моем чтении — и в таком объеме — впервые. Духовный отец Наталии, протоиерей Сергий Вишневский даже благословил ее на опыт сочинения как бы от его имени.
Отсюда и ее цикл — «Стихи сельского батюшки».
И еще: знаете, как же это ценно, что светлую лирику Н. Б. Пономаревой — энергичной бабушки девятерых внуков, самозабвенно преданной своему семейству и писательству — привечал любимец литературной Москвы и учитель многих — Александр Ревич!.. Грустно, что он не подержит в руках этого журнала с новыми стихами матушки Наталии.
strofi145
Лебедянь
Папе в день восьмидесятилетия
Меня от склоки коммунальной
На лето к бабушке везли.
По улице провинциальной
Мы мчались босиком в пыли.
Но было мне четыре года
И старших я не мог догнать.
Палило солнце с небосвода,
Смотрела из окошка мать,
А я, смеясь, махал руками,
Кричал: «Ребята, самолёт!»…
Так пролетал над головами
Далёкий, довоенный год.
Дом без хозяйки
Мы пришли к тебе в гости,
но нет тебя в доме твоём:
Ни в прихожей, ни в кухне, ни в комнатах,
ни на балконе.
Мы за горькие рюмки взялись
и, не чокаясь, пьём.
И Младенец прильнул
к Материнской щеке на иконе.
Улыбаясь, твой муж
на пришедших с портрета глядит:
Он-то знает, где ты,
больше года он ждал — и дождался!
А на месте твоём,
вдруг состарившись, сын твой сидит
И не может поверить,
что дом без хозяйки остался.
Старец
У окна моя постель.
В синеве небес
Просыпается апрель.
Оживает лес.
Вижу птицу в вышине,
И её полёт
Отзывается во мне.
Силы придаёт.
Вижу, как священник в храм,
Молодой, спешит,
За меня сегодня там
Службу совершит.
В старенький подризник мой
Облачится он,
Перекрестится, земной
Сотворит поклон,
Будет Библию читать,
Будет храм кадить,
Я же — хору подпевать,
Со свечой ходить.
Помню, был мальчишка рад:
Он надел стихарь.
Я семнадцать лет назад
Ввёл его в алтарь.
Помню, свечку он держал
Маленькой рукой,
Я кажденье совершал
В митре золотой…
Фотография висит
В комнате моей:
Перед церковью стоит
Статный иерей,
Рядом в рясе я стою –
По плечо ему.
Я его благословлю,
Крепко обниму.
Слышно, как звенит капель
Утром, в тишине.
У окна моя постель
В золотом огне.
* * *
Памяти Александра Ревича
Когда ушёл хозяин в мир иной,
Вдруг со стены попадали картины.
Мы крепко обнялись с его женой,
В любви к нему и в горести — едины.
На полке в кухне турки всё стоят,
Но кофе в них теперь никто не варит.
И в кабинете праздных трубок ряд:
Хозяин не дымит и книг не дарит.
Он сочинял, как будто подчинял
Себе слова — поэмы, переводы —
Должно быть, так Создатель глину мял
И украшал звездaми неба своды.
И раз у телевизора жене,
Чтоб одолеть жестокую разлуку,
Он вечером явился в лёгком сне
И положил на голову ей руку:
«Что, Кошка, смотришь? Нравится тебе,
Как здесь поют?» — и кончилось явленье.
И он ушёл по голубой тропе
Дослушивать архангельское пенье.
Преполовение
На полпути от света к свету,
От торжества до торжества,
Цветов раскроются секреты,
И в поле прорастет трава.
И ты, душа, на полпути:
Ещё вчера — твоё рожденье,
А завтра — к Богу восхожденье,
Молись, будь смелой и лети.
Павел Крючков, заместитель главного редактора журнала «Новый мир»
Рисунок Наталии Кондратовой
Сердце книжки — цикл «Божья дудка», который создавался с конца прошлого века.
«Я выросла в любви. Ее источником была моя мама, Вера Дмитриевна Пономарева. Мне исполнилось двадцать лет, когда мамы не стало. Еще двадцать лет прошло, пока я научилась жить без нее: вышла замуж, родила пятерых детей, муж стал священником. Суть жизни и поэзии для меня — это жертвенная, христианская любовь, какая была у мамы. Ее памяти я посвящаю эту книгу…»
Я вглядываюсь и думаю: как жаль, что старинное слово «трогательный» — не частый гость наших серьезных разговоров. Ведь оно совсем не из сентиментально-«кафешантанного» словаря, оно — религиозного свойства, об оклике души — душою.
К стихам матушки Наталии и всему, что я успел узнать о ней, — это слово очень подходит. Даже чудно?е обозначение своего авторства на обложке, вот эти инициалы.
И пейзаж на обложке: тихая заводь с нависшим деревом, мостки, вдалеке едет поезд.
И неожиданное сочетание фамилии автора с мужской фразой.
Кстати, умение и дерзание так писать встречается не часто, а в моем чтении — и в таком объеме — впервые. Духовный отец Наталии, протоиерей Сергий Вишневский даже благословил ее на опыт сочинения как бы от его имени.
Отсюда и ее цикл — «Стихи сельского батюшки».
И еще: знаете, как же это ценно, что светлую лирику Н. Б. Пономаревой — энергичной бабушки девятерых внуков, самозабвенно преданной своему семейству и писательству — привечал любимец литературной Москвы и учитель многих — Александр Ревич!.. Грустно, что он не подержит в руках этого журнала с новыми стихами матушки Наталии.
strofi145
Лебедянь
Папе в день восьмидесятилетия
Меня от склоки коммунальной
На лето к бабушке везли.
По улице провинциальной
Мы мчались босиком в пыли.
Но было мне четыре года
И старших я не мог догнать.
Палило солнце с небосвода,
Смотрела из окошка мать,
А я, смеясь, махал руками,
Кричал: «Ребята, самолёт!»…
Так пролетал над головами
Далёкий, довоенный год.
Дом без хозяйки
Мы пришли к тебе в гости,
но нет тебя в доме твоём:
Ни в прихожей, ни в кухне, ни в комнатах,
ни на балконе.
Мы за горькие рюмки взялись
и, не чокаясь, пьём.
И Младенец прильнул
к Материнской щеке на иконе.
Улыбаясь, твой муж
на пришедших с портрета глядит:
Он-то знает, где ты,
больше года он ждал — и дождался!
А на месте твоём,
вдруг состарившись, сын твой сидит
И не может поверить,
что дом без хозяйки остался.
Старец
У окна моя постель.
В синеве небес
Просыпается апрель.
Оживает лес.
Вижу птицу в вышине,
И её полёт
Отзывается во мне.
Силы придаёт.
Вижу, как священник в храм,
Молодой, спешит,
За меня сегодня там
Службу совершит.
В старенький подризник мой
Облачится он,
Перекрестится, земной
Сотворит поклон,
Будет Библию читать,
Будет храм кадить,
Я же — хору подпевать,
Со свечой ходить.
Помню, был мальчишка рад:
Он надел стихарь.
Я семнадцать лет назад
Ввёл его в алтарь.
Помню, свечку он держал
Маленькой рукой,
Я кажденье совершал
В митре золотой…
Фотография висит
В комнате моей:
Перед церковью стоит
Статный иерей,
Рядом в рясе я стою –
По плечо ему.
Я его благословлю,
Крепко обниму.
Слышно, как звенит капель
Утром, в тишине.
У окна моя постель
В золотом огне.
* * *
Памяти Александра Ревича
Когда ушёл хозяин в мир иной,
Вдруг со стены попадали картины.
Мы крепко обнялись с его женой,
В любви к нему и в горести — едины.
На полке в кухне турки всё стоят,
Но кофе в них теперь никто не варит.
И в кабинете праздных трубок ряд:
Хозяин не дымит и книг не дарит.
Он сочинял, как будто подчинял
Себе слова — поэмы, переводы —
Должно быть, так Создатель глину мял
И украшал звездaми неба своды.
И раз у телевизора жене,
Чтоб одолеть жестокую разлуку,
Он вечером явился в лёгком сне
И положил на голову ей руку:
«Что, Кошка, смотришь? Нравится тебе,
Как здесь поют?» — и кончилось явленье.
И он ушёл по голубой тропе
Дослушивать архангельское пенье.
Преполовение
На полпути от света к свету,
От торжества до торжества,
Цветов раскроются секреты,
И в поле прорастет трава.
И ты, душа, на полпути:
Ещё вчера — твоё рожденье,
А завтра — к Богу восхожденье,
Молись, будь смелой и лети.
Павел Крючков, заместитель главного редактора журнала «Новый мир»
Рисунок Наталии Кондратовой