«Система стремительно теряет связь с реальностью»

— Юлий Анатольевич, выборы 2018 года вызвали у вас ассоциацию с цирком, потому что было «не только все понятно, но и смешно». А какие ассоциации сейчас?

— Да никакие. Ни ассоциаций, ни эмоций, все стало совсем неинтересно. Ни интриги, ни неизвестности. Даже у специалистов ощущение, что мы в глухом болоте и ему ни конца ни края. Можно только гадать, что чувствуют люди, далекие от политики. Впрочем, такой исход закономерен в ситуации, когда властная вертикаль, существующая система столько лет занимается отрицательным отбором. Я имею в виду подход к решению кадровой проблемы.



Юлий Нисневич, профессор, доктор политических наук


Обратите внимание: не то чтобы яркие личности, а просто личности в лучшем смысле этого слова на политическом Олимпе встречаются все реже и реже. Власть становится безликой. Я даже написал работу на эту тему, куда разместил очень подходящую, на мой взгляд, фотографию: группа мужчин в серых костюмах стоит к читателю спиной с выпяченными попами — вот превосходная иллюстрация того, что мы сегодня имеем в политике. Все одинаково и неинтересно.

— Так, может, именно сейчас скажется внешний фактор и белорусский пример окажется заразителен?

— Да нет, конечно. Ведь дело не только в отрицательном отборе персоналий, но и в том, что система стремительно теряет связь с реальностью. Власти предержащие живут в иллюзорном мире и чем дальше, тем больше в него верят. Белорусские события им наверняка неприятны, но они и мысли не допускают, что нечто подобное может случиться в окружающей их реальности, а значит, нет смысла менять не то чтобы поведение, но даже отношение. Максимум, что могут сделать,— изучить опыт белорусских силовиков, но уж точно ничего не поменяют в механизме того действа, которое нам всем предстоит 13 сентября и ошибочно именуется «выборы». К выборам в классическом понимании этого слова это повторяющееся из года в год действо не имеет никакого отношения.

Выборы — это определенный механизм при неопределенности результата, а в России результат предсказуем или даже известен. Менять систему, возвращая реальный выбор, никто не будет. Власти это невыгодно.

Можно лишь поменять «декорации», ввести многодневное голосование под предлогом эпидемиологической обстановки. А если вдруг изменятся какие-то условия, например появится усталость и даже раздражение от партии власти, то всегда есть политтехнологи, способные предложить выход. Допустим, действовать через «самовыдвиженцев», дистанцировавшихся от ЕР.

— Есть ли предел возможностям политтехнологов?

— Конечно, есть. Рано или поздно любая технология сбоит. Российские «специалисты» уже не раз садились в лужу, только это незаметно россиянам, потому что происходило за пределами страны. В первый раз — на Украине, сейчас — в Белоруссии. У политтехнологов могут со временем появляться новые приемы, но у них никогда не будет новых идей. И в этом проблема. Скажем так: они не в состоянии управлять ситуацией, а могут разве что реагировать на изменения тех или иных обстоятельств.

— Но на российских выборах на политтехнологов по-прежнему высокий спрос. Вы упомянули о таком приеме, как замена кандидатов от партии власти на якобы самовыдвиженцев. Но как уходить от токсичности ЕР на думских выборах – 2021?

— Токсичность «Единой России» вряд ли еще подрастет — она на максимуме. Значит, можно не менять тактики и действовать так же, как и на прошлых думских выборах. Реальной политической партией «Единая Россия» не является. ЕР — это номенклатурная структура. Она отличается от политической партии классического типа полным отсутствием самостоятельности в принятии решений. Это секрет Полишинеля, что «решения» ЕР «спускаются» со Старой площади, из Администрации президента. Так что партий в классическом понимании в России сегодня только две — КПРФ и ЛДПР. Последняя, правда, с оговоркой, что это партия одного человека. Что сделает номенклатура для поддержки своей структуры? Да все то же, что и раньше: организует широкий фронт поддержки. Как он будет называться — ОНФ или как-то иначе, не так уж и важно. Все это избитые трюки, уже не раз спасавшие. Авторитарная власть в принципе не способна показать что-то новое. А создание широкой коалиции — вообще испытанный прием: вспомните про «Блок коммунистов и беспартийных», о котором было заявлено перед выборами 1937 года. 54 процента депутатов были беспартийными.

— Но современное общество явно нуждается в разнообразии лиц. По-вашему, власть не способна создать новую оппозицию?

— И раньше у нее это не получалось, а теперь и подавно. В том-то и проблема, что в современной России не прекращается попытка сконструировать политическую систему сверху. Технически такое возможно, но в реальности подобные конструкции недолговечны и, что важнее, несамостоятельны, а значит, в их рядах мало сильных политиков. Последние — чужеродный элемент для номенклатурной структуры. В России вершина политсистемы — Администрация президента, тогда как в любом демократическом государстве таковой является парламент, состоящий из действенных самостоятельных политических партий. Но они не строятся сверху! Соглашусь: в современном мире многое меняется и от классического типа партии отходят и на Западе, но все же главное сохраняется — самостоятельность в принятии решений.

— Да, создание партии — процесс сложный и объективный, но ведь власть способна хотя бы запустить в политическое пространство новые лица?

— Одного не бывает без другого: без партий не будет и личностей, и наоборот. Хороший пример — Франция. Зададимся вопросом: как возник феномен Макрона? Вдруг откуда-то он вынырнул и выиграл президентские выборы, а его партия победила на парламентских. Новые лица на Западе — явление регулярное. Да потому что там не уничтожена среда, в которой они появляются. А где в России такая среда, если властная система на всех уровнях — и по горизонтали, и по вертикали — отторгает любую самостоятельную личность? И даже если она делает это не сразу, то уж точно со временем. Все более или менее яркие личности в российской политической обойме или потускнели и уже не выделяются на фоне всеобщей серости, или оказались на «обочине» политического процесса. Вместо них — малоизвестные, малопонятные.

— Стало быть, власть не лжет, говоря, что занимается подготовкой кадров…

— В ее понимании не лжет. Но она не готовит кадры, а подбирает и согласует кандидатуры. Чувствуете разницу? И согласует в одном месте — в Администрации президента. Согласовывает и отбирает — из числа зависимых и управляемых. А такие люди априори не могут быть ни самостоятельными, ни яркими. Сильную личность в узде не удержишь, управлять ею сложно, если вообще возможно. Вот мы и наблюдаем некий когнитивный диссонанс у представителей высшей российской власти, которым хочется и новых ярких лиц в политике, и в то же время они жестко требуют от всех соискателей лояльности и послушания. Но тут или «шашечки», или ехать.

— Почему же советской номенклатуре удавалось воспитать лояльные и при этом яркие личности, а российской не удается?

— Сложный вопрос. Во-первых, коммунистическая номенклатура, в отличие от нынешней, была иерархически организованна. Там, грубо говоря, секретарь райкома не мог украсть больше, чем секретарь обкома. А сегодня такой иерархии нет, и в нынешней вертикали действует принцип сколько можешь, столько и тащишь. Но уже само наличие иерархии подстегивает к тому, чтобы выделяться для продвижения по карьерной лестнице, а стало быть, надо совершенствоваться. А если на любой ступени власти можно создать себе комфортную среду обитания, то к чему стараться? Но не стоит преувеличивать и эффективность советской системы подготовки кадров: ярких личностей там тоже было немного. Точнее, в короткий период времени они наблюдались во множестве, а потом были из власти вытеснены. А на закате империи произошло и вовсе геронтологическое окостенение системы, которую не спас даже относительно молодой (54 года) генсек. История повторяется: российская номенклатура, в рядах которой в середине — конце 1990-х годов оказалось немало ярких личностей, избавилась от них в 2000-е и сегодня стремительно стареет. Оно и понятно: нынешняя номенклатура — плоть от плоти советской. Я несколько лет назад проанализировал состав Совета Федерации, так там 40 процентов сенаторов (сейчас, впрочем, наверняка меньше) были бывшими советскими функционерами.

— Вы писали, что российская номенклатура отличается от советской, как бандит кочевой от оседлого: первые действуют как временщики, выжимая из населения максимум ради того, чтобы впоследствии жить за границей. Санкции и коронавирус изменили это отношение?

— Нисколько. Я уже сказал, что номенклатура живет в своем иллюзорном мире, и в нем вопрос открытия для них границ не за горами. Они не видят очевидного, например того, что Запад стал активно выжимать их из своего пространства и охотиться за «грязными» деньгами. Нынешняя номенклатура так уж устроена, что ей неинтересно вкладывать деньги в России, да и некуда — такую они построили экономическую систему. Чтобы тут стали выгодны масштабные инвестиции в разные сектора экономики, нужно уходить от сырьевой зависимости и сокращать раздутый госсектор. Обратите внимание: много ли российских бизнесменов, уехавших на Запад, смогли создать там нормальную бизнес-структуру? Единицы. Они привыкли работать в других условиях, способны вывести деньги, но инвестировать под невысокую прибыль — нет. Но есть и другая проблема — номенклатурщиков не привлекает отечественный образ жизни. Им нужны дворцы и яхты в тихих итальянских или британских городках, чистота, культура и т.д. — все то, что не хотят строить здесь. Это все тот же когнитивный диссонанс: воруют они здесь, а тратить хотят там. И как быть, если здесь воровать становится все сложнее, да и сам бюджетный пирог стремительно уменьшается в размерах, а «туда» не пускают?

— И как?

— Изменить подход и мировоззрение они не могут — на то они и номенклатура. Номенклатурщики не могут стать нормальными в западном понимании этого словам чиновниками. Просто потому, что чиновник — это пусть и привилегированный, но слуга народа, а номенклатурщик — полновластный господин. Все, что они могут,— это ужесточить условия борьбы за сжимающийся финансовый пирог и активнее выдавливать из населения последние «соки».

— Но принцип саранчи недальновиден!

— Вы исходите из так называемой теории рациональности, а российская беда в том, что номенклатурщики мыслят иррационально. При этом рациональные доводы они понимают, но действуют иначе. Их логика — живи здесь и сейчас, хватай быстро и неси далеко. Такой подход никак не согласуется с логикой устойчивого развития территории, когда нужно инвестировать в экономику и в свободную политику. Никто из номенклатурщиков ни рубля своего не даст, пусть сосед раскошеливается. Им важно максимально законсервировать систему...

— Но тогда откуда эти слухи о досрочных президентских и парламентских выборах? За этот год они всплывали не раз…

— Номенклатура неоднородна — в ней несколько кланов и групп, борющихся за власть, и ассоциируемое с нею личное благополучие. Можно предположить, что какая-то часть из них посчитала, что потенциал Путина исчерпан, а возможно, и проанализировала причины белорусских событий — усталость населения от любого долгожителя на политическом Олимпе. Запрос на новую фигуру «разводящего» появился не сегодня, и поиск идет давно.

— Дмитрий Анатольевич не тянет?

— Сами видите: попробовали, не получилось. Его главный «грех» — принадлежность к одному из кланов, а нужно быть нейтральной фигурой, но при этом устойчивой, чтобы ее поддерживали разные группировки. В свое время так же сработал «фактор» Лужкова: Попов откровенно говорил нам, что Юрий Михайлович был единственным, кого слушали разные московские мафиозные кланы, и при этом он был человеком системы, способным удержать эти кланы от открытых схваток. Что и произошло. Путин сделал то же самое в масштабе России. Но для сохранения системы нужен сменщик, а его нет. Моя версия, почему Путин не уходит, состоит в том, что его не отпускают. Сам бы он, наверное, ушел, но замену найти не могут, а без «разводящего» кланы перегрызутся и друг друга сожрут.

— Россия обречена на номенклатурную клановость во власти?

— Уход от этой системы не удался даже при смене строя! Но рано или поздно рушится любая система. И эта — не исключение. Весь вопрос в скорости разрушения, но сколько бы веревочке ни виться, она оборвется. Весь вопрос, с какими последствиями. Это гипотетически может вылиться в режим, подобный однопартийному режиму, как на Кубе или в Китае, и тогда нас ждет весьма длительная консервация вполне устойчивого строя, или же ситуация скатится в хаос. Больше шансов на последнее.

И власть, которая на словах делает все, чтобы добиться стабильности в ущерб развитию, на деле взращивает протесты сама, она их провоцирует, как в Белоруссии.

Будем честны: Лукашенко же уничтожил оппозицию, точно так же, как и в российской политике, «зачистил поляну» и сам же спровоцировал массовые выступления нежеланием признать очевидное — что он надоел. Российская власть сделала то же самое, пусть и в меньшем масштабе, в одном регионе и даже городе, а не страны. Я про Хабаровск. Кто спровоцировал тамошние протесты? Власть. А выступления против «мусорной реформы»? Это пока единичные проявления недовольства, но они множатся. Сейчас у нас башкирская история (народ выступил против разработки горы Куштау Башкирской содовой компанией.— «О») развивается. И чем дальше, тем таких примеров будет больше. И понятно почему: в условиях сжимающегося финансового пирога номенклатура будет вынуждена сильнее выдавливать ресурсы из населения — налоги, штрафы, поборы всех видов. Рано или поздно это вызовет протесты. Просто потому, что такая система власти недаром называется системой с положительной обратной связью: вместо того, чтобы купировать недовольство, компенсируя вызвавшую его причину, власть только раскручивает его.

— Что вы считаете самым опасным для нынешней системы?

— Саму природу власти номенклатуры. Она не в состоянии остановиться в своем желании личного обогащения и не способна даже слегка выпустить пар из уже закипающего котла недовольства. Отсутствие реальных выборов — то, с чего мы начинали нашу беседу,— приводит к тому, что люди не видят возможности повлиять на ситуацию легальными способами и рано или поздно им придется действовать противозаконно. С другой стороны, в такой кризисной ситуации обостряется борьба между номенклатурными кланами, а это чревато тем, что рано или поздно их не сможет удержать ни один арбитр. Если он к тому времени вообще будет.

— Система столько лет демонстрирует удивительную живучесть и устойчивость. Может, вы сгущаете краски?

— Были режимы и куда более авторитарные и даже жестокие, которые просуществовали чуть ли не полвека. Лукашенко, например, просидел в своем кресле 26 лет, и еще месяц назад все происходящее сегодня было сложно себе представить. Или мой «любимый герой» Мугабе — почти 40 лет управлял страной, давя из жителей все соки, и дожил до 95 лет, но и его срок вышел! В России же не только нет новых ярких политиков, но и идет откровенное старение власти. К чему это приводит, мы знаем по истории советской империи.