Хрестоматийная речь

Реакция на поминальную встречу в Катыни, проведенную польским и русским премьер-министрами, показывает, что слова «Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали» применимы далеко не только к персонажам Священной истории. Принцип «И оправдана премудрость чадами ее», т. е. «Ну не нравишься ты мне», есть вполне общечеловеческая ценность.

В нашем случае имеется в виду речь, достойная войти в хрестоматии, которая была произнесена премьер-министром В. В. Путиным при возложении венков к надгробию в Катыни: «Нашему народу, который прошел через ужасы Гражданской войны, насильственную коллективизацию, через массовые репрессии 1930?х годов, очень хорошо понятно, может быть, лучше, чем кому бы то ни было, что значат для многих польских семей Катынь, Медное, Пятихатка. Потому что в этом скорбном ряду и места массовых расстрелов советских граждан. Это и Бутовский полигон под Москвой, Секирная гора на Соловках, расстрельные рвы Магадана и Воркуты, безымянные могилы Норильска и Беломорканала… Логика была одна: посеять страх, пробудить в человеке самые низменные инстинкты, направить людей друг на друга, заставить слепо и бездумно повиноваться». Хрестоматийными называются речи, удовлетворяющие двум условиям: а) риторическое совершенство; б) верность по существу, выражающаяся в изложении превосходных ценностей (сколь угодно риторически изящную ложь в хрестоматии не заносят). К В. В. Путину можно относиться каким угодно образом, но речь, удовлетворяющая названным серьезным условиям, им была произнесена.


После чего немедленно началось насчет свирели и печальных песен. Все же было столько сказано насчет тайной и даже не слишком тайной приверженности В. В. Путина и его окружения идеалам сталинизма и лично И. В. Сталину. Хрестоматийная речь, недостаточно свидетельствующая о приписываемой преданности, будучи фактом, который не укладывается в предложенную концепцию, должна была получить хоть какое-то объяснение.

Наиболее благую долю избрали воздержавшиеся от вообще какой бы то ни было оценки, т. е. воспринявшие речь яко не бывшую. Хотя это и контрастировало с предшествующими случаями детального анализа иных менее удачных выступлений В. В. Путина по принципу «Вот злонравия достойные плоды!», самый принцип строгой цензуры на то, что не вписывается в заранее состоявшуюся картину мира, понятен. Не путайте меня фактами. В любом случае это лучше, нежели, подобно британским аналитикам, отмечать, что «странно услышать это от человека, который поддерживает националистическую ностальгию по поводу Сталина и терпимо относится к всплеску исторического ревизионизма в России». Ибо в чем выражается поддержка ностальгии — не объясняется, а терпимость к заблуждениям частных лиц (ибо кто же из лиц публичных грешен в ревизионизме?), выражающаяся в отсутствии гонений, вряд ли может быть поставлена в вину.

Бывает и более суровое отношение. Представитель варшавского Института национальной памяти сообщил, что может дать выступлению В. В. Путина лишь «однозначно негативную оценку», поскольку «недоставало не только расстановки акцентов, но указания на то, кто именно был фактическим виновником этого убийства» («У всякого происшествия есть имя, фамилия и отчество» © Л. М. Каганович), а уж упоминание страданий также и русского народа от коммунистической власти было и вовсе совершенно не к делу.

Против того возражения, что примирительное обращение произнесено не по той форме, по которой его желали услышать, довольно трудно возразить в том случае, когда о примирении не хотят слышать ни в какой форме. Далеко ведь не все этого примирения вообще должны были чаять. Институт национальной памяти призван разоблачать тоталитарное прошлое и его носителей. При последовательном примирении отпадает надобность в самом учреждении, и кому же охота самоупраздняться. Буде, в точности исполняя все пожелания славного института, В. В. Путин растянулся бы кшижем у ног Туска (но лучше — бр. Качиньских), вероятно, и такие действия были бы отвергнуты как хотя и заказанные, но излишне нарочитые. Когда желания примириться нет, никакая формула и не будет пригодной.

Но в данном случае может иметь место и добросовестное заблуждение, связанное с непониманием двух вещей. Во-первых, примирительная дипломатия — это также дипломатия, т. е. во многом формальное искусство. Если речи и жесты безукоризненны с точки зрения ума и такта, можно при желании посвятить себя догадкам о том, что на самом деле думал про себя политик, произнося эти слова, но занятие это вряд ли плодотворное. В начале 50?х гг. проникновение в потаенные мысли Аденауэра, возможно, доставило бы французам много интересного, но, зациклись они на этом, оно, возможно, не доставило бы главного, ради чего все и затевалось, — прекращения трехвековой ожесточенной вражды. Психоанализ имеет приоритет, когда важнее не ехать, а шашечки.

Во-вторых, нет даже уверенности, что в данном случае и основания психоанализа столь добротные. Все основания базируются на безусловном убеждении: «Чекист, следственно, сталинист». Каковое убеждение, в свою очередь, имеет источником не столько практическое изучение чекистов различных эпох, сколько знакомство с песенными образами А. Галича и тому подобными художественными текстами. Все больше к тому же 40–50?летней давности. Такой уклон в изящную словесность мешает осознать тот не лишенный интереса политический факт, что представители чекистской корпорации действительно обладают некоторыми характеристическими чертами и не все эти черты являются привлекательными, но безусловное исповедание веры в отца народов там отсутствует. Если для кого недостаточные демократичность и прозападность в сочетании с государственничеством безусловно тождественны сталинизму, это личное заблуждение полагающего так, но хрестоматийная речь от того хуже не делается и всю свою уместность сохраняет.  

Максим Соколов, колумнист журнала «Эксперт»

Эксперт
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе