«Двудюжий» Шафаревич

РI продолжает знакомить читателей со статьями, вошедшими в № 1 за 2019 год журнала «Тетради по консерватизму», посвященному юбилею Александра Солженицына.

Математик Игорь Шафаревич был наиболее близкой писателю фигурой в диссидентской среде, и мы можем заметить взаимное влияние этих фигур, в итоге все же разошедшихся во взглядах. Статья нашего постоянного автора, историка Аркадия Минакова восстанавливает биографию ученого и правозащитника и указывает на точки соприкосновения двух крупнейших представителей правого диссидентства в Советском Союзе.


«Двудюжий»… Так назвал Игоря Ростиславовича Шафаревича – знаменитого математика и правого диссидента-русофила – Александр Солженицын в своих мемуарах «Бодался теленок с дубом». Там фигурируют три главных для него персонажа – Александр Твардовский, Андрей Сахаров и И.Р. Шафаревич [1, с. 70]. Для Солженицына Шафаревич, несомненно, был одной из ключевых фигур жизни русского общества конца 1960 – начала 1970-х годов.

Почему же Шафаревич «двудюжий»? Солженицын имел в виду, что его соратник состоялся в двух ипостасях – как ученый и как общественный деятель. И то, и другое требовало полной самоотдачи. Впрочем, стоит привести основные суждения на этот счет Солженицына:

«Мы познакомились с ним в 1968 г. <…> Глыбность, основательность этого человека не только в фигуре, но и во всём жизненном образе, заметны были сразу, располагали… Две тысячи у нас в России людей с мировой знаменитостью, и у многих она была куда шумней, чем у Шафаревича (математики витают на Земле в бледном малочислии), но граждански – все нули, по своей трусости, и от этого нуля всего с десяток взял да поднялся, взял – да вырос в дерево, и средь них Шафаревич. Этот бесшумный рост гражданского в нём ствола мне досталось, хотя и не часто, не подробно, наблюдать. Подымаясь от общей согнутости, Шафаревич вступил и в сахаровский “комитет прав”: не потому, что надеялся на его эффективность, но стыдясь, что никто больше не вступает, но, не видя себе прощения, если не приложит сил к нему.

Вход в гражданственность для человека не гуманитарного образования – это не только рост мужества, это и поворот всего сознания, всего внимания, вторая специальность в зрелых летах, приложение ума к области, упущенной другими (притом свою основную специальность, упуская ли, как иные, или не упуская, как двудюжий Шафаревич, оставшийся по сегодня живым действующим математиком мирового класса). <…> А еще Шафаревичу прирождена самая жильная, плотяная, нутряная связь с русской землей, с русской историей. Любовь к России у него даже ревнива – в покрытие ли прежних упущений нашего поколения? И настойчив поиск, как приложить голову и руки, чтобы по этой любви заплатить. Среди нынешних советских интеллигентов я почти не встречал равных ему по своей готовности лучше умереть на родине и за нее, чем спастись на Западе. По силе и неизменности этого настроения: за морем веселье да чужое, а у нас и горе да своё” [1, с. 69–70].

Характеристика несомненно сильной и яркой личности. Однако Шафаревичу в определенной мере не повезло. Нельзя сказать, что в наши дни его имя малоизвестно, но сколько-нибудь заметных исследований о его общественно-политической деятельности и взглядах пока еще не появилось (не считая пары статей, фрагментарно затрагивающие различные аспекты его биографии) [12, 13]. На это есть весьма веские политические причины, по которым фигура Шафаревича еще в 1980-х годах подверглась негативной мифологизации и табуированию. Между тем представляется, что Шафаревич вне зависимости от своих связей с Солженицыным является при любых обстоятельствах очень крупной и самостоятельной фигурой. Уже одно это обстоятельство делает создание его интеллектуальной биографии насущной научной задачей.

Шафаревич родился 3 июня 1923 года в Житомире. Его отец, Ростислав Степанович, окончил физико-математический факультет МГУ, работал преподавателем теоретической механики.

«Откуда родом мой отец – не очень ясно. То есть, сам он родом из Житомира, а откуда его родители – мне не очень понятно. Сам корень “шафар” есть в словаре южнославянских или западнославянских корней. Я встречал такую фамилию в ссылках на какого-то польского автора, встречается она и в Сербии. По семейным слухам, мой дед пришел из Сербии. Это заключение сделано, во-первых, из того, что он был православным (был дьячком в церкви), а во-вторых, он пришел с запада: говорил по-русски с акцентом. А какой же еще есть православный запад…» [2, с. 7].

Мать, Юлия Яковлевна, филолог по образованию, большую часть времени не работала. Ее отец был управляющим городского отделения государственного банка. Шафаревич вспоминал:

«Это было очень опасное занятие, потому что первые же вошедшие войска забирали всё золото, а все следующие требовали, чтобы он его отдал. Несколько раз его водили на расстрел» [2, с. 7].

Некоторые страшные реалии пореволюционных лет прочно отложились в сознании мальчика:

«…на моих глазах происходила трагедия русского крестьянства. Мои родители летом снимали вместо дачи половину крестьянской избы (а крестьяне переходили на другую половину). Это было неподалеку от нынешнего города Пушкино. Деревня называлась Куроново. Сейчас ее нет – земля, на которой она стояла, затоплена водохранилищем. Я помню, как на строительстве водохранилища происходили какие-то странные события. Днем мы с приятелями играли на берегу в казаки-разбойники, прятались в кустах, а вечером в эти кусты вели каких-то людей, которые мне, ребенку, казались просто огромными из-за разницы в росте. Лаяли собаки, которые их охраняли. Я с ними не общался, я просто видел эту картину: как мимо нашего дома тянется темная масса» [3].

Родители Шафаревича дали ему великолепное образование, он знал несколько языков, был чрезвычайно начитан для своего возраста. Уже в зрелом возрасте он составил список из двадцати книг, которые некогда произвели на него «самое большое впечатление». Среди них – русские былины, сказки Афанасьева, братьев Гримм, «Прикованный Прометей» и «Эвмениды» Эсхила, «История» Геродота, «Фауст» Гёте, Пушкин, Достоевский [7]. Скорее всего, эти книги были прочитаны им еще в детстве.

Позже круг чтения Шафаревича существенно дополнился новейшей художественной литературой, историческими, филологическими и философскими произведениями: книгами Солженицына («Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ»), «деревенщиков» Василия Белова («Кануны»), Валентина Распутина («Прощание с Матерой»), исследованиями в области мифологии, древнерусской литературы и культуры, трудами по истории западного и русского общества. Особое место в этом списке занимали книги русских консервативных мыслителей Ивана Ильина «О монархии и республике» и «Наши задачи», Ивана Солоневича «Народная монархия», Льва Тихомирова «Монархическая государственность» [7].

В школе у Шафаревича возник очень глубокий интерес к истории (он даже собирался стать историком, но затем правильно посчитал, что в предельно идеологизированном СССР профессиональное изучение истории будет сопряжено со слишком большими нравственными и интеллектуальными издержками). В конечном счете им был сделан выбор в пользу математики.

С тринадцати лет он самостоятельно изучил программу школьного курса математики, а затем и программу механико-математического факультета МГУ, куда и сдавал экзамены экстерном. Еще в восьмом классе феноменально способным юношей заинтересовались профессора МГУ (Б.К. Делоне), а в девятом классе Игорь Шафаревич занялся научной работой в области алгебры и теории чисел. После окончания школы он был принят на последний курс механико-математического факультета и окончил его в 1940 году в 17 лет. В 19 лет Шафаревич защитил кандидатскую диссертацию, а в 23 года – докторскую. С 1944 года он начал работать преподавателем механико-математического факультета МГУ, а с 1946 года становится сотрудником Математического института имени Стеклова (МИАН). Под его научным руководством было защищено свыше трех десятков кандидатских диссертаций. В 1958 году Шафаревич был избран членом-корреспондентом АН СССР и в 1991 году академиком РАН. Получил Ленинскую премию в 1959 году за открытие общего закона взаимности и решение обратной задачи теории Галуа. Основные работы Шафаревича были посвящены алгебре, теории чисел и алгебраической геометрии. Он был одним из наиболее известных математиков современности, членом ведущих зарубежных академий и научных центров.

Математику Шафаревич воспринимал как «бесконечно продолжающуюся прекрасную симфонию», а возможность уйти в нее из мира идеологического диктата, ее «осмысленность и красота привели его к осознанию религиозной цели познания мира» [5, с. 28]. В лекции при получении премии Хайнемана в 1973 году в Геттингенской академии Шафаревич особо подчеркнул связь религии с математикой, отдав при этом несомненный приоритет религии:

«Цель математике может дать не низшая сравнительно с нею, а высшая сфера человеческой деятельности – религия. <…> Математика сложилась как наука в VI веке до Р.Х. в религиозном союзе пифагорейцев и была частью их религии. Она имела ясную цель – это был путь слияния с божеством через постижение гармонии мира, выраженной в гармонии чисел. <…> Я хочу выразить надежду, что по той же причине она теперь может послужить моделью для решения основной проблемы нашей эпохи: обрести высшую религиозную цель и смысл культурной деятельности человечества» [5, с. 28].

При отсутствии высшей религиозной цели вся научная деятельность человечества ведет лишь к глобальному разрушению.

Однако не только успехи в математике сделали Шафаревича известным в стране и мире. Как математик он остается известным сравнительно небольшому кругу профессионалов. Несопоставимо большую известность принесла ему общественно-политическая деятельность в рамках возникшего тогда в СССР диссидентского движения. Уже в 1955 году он подписывает так называемое «Письмо трехсот» в ЦК КПСС, солидаризировавшись с протестом ученых-биологов против лысенковщины. В 1968 году он подписал коллективное письмо в защиту диссидента-правозащитника Александра Есенина-Вольпина, помещенного в психиатрическую больницу. А с конца 1960-х годов Шафаревич становится одним из лидеров диссидентского движения, войдя в организованный А.Д. Сахаровым Комитет прав человека в СССР, созданный в конце 1970 года, в котором он сделал одной из главных тем защиту прав верующих. Деятельность в сахаровском Комитете сблизила его с Солженицыным. Шафаревич вспоминал, при каких обстоятельствах произошло их знакомство:

«Я входил в этот комитет, но меня раздражала беспредметность его деятельности. Мне казалось бессмысленным изучать положение с правами человека в СССР, а не бороться за них. Я написал доклад о положении религий в СССР. При подготовке доклада я обратил внимание на то, что антирелигиозные гонения имеют место в любой, без исключения, социалистической стране. Где бы социализм ни проявлялся, в Албании ли, в Китае, всюду происходили одни и те же события: гонения на любую существующую конфессию, преследования верующих, во что бы они ни верили. Это заставило меня задуматься о природе социализма как такового. Я пытался обсуждать подобные темы с коллегами, но с такими разговорами в научных кругах меня сторонились. Тогда я стал искать людей, с которыми на такие темы говорить можно. И познакомился с Солженицыным» [3].

Согласно позднейшим воспоминаниям Шафаревича, их знакомство произошло в 1970 году:

«Еще до знакомства я читал его произведения и понимал, что он – замечательный писатель. Но я уже был знаком с литературной средой и думал, что он тоже типичный литератор – знаете, такой, с которым можно интересно провести вечер, поесть, выпить, поговорить.

Солженицын оказался человеком совсем другого склада. Это был убежденный и последовательный борец с советской властью.

Что им двигало, что было его внутренней пружиной? По-моему, две вещи. Во-первых, талант. Причем не только писательский – у него была способность доносить свои слова до читателя, пробиваться сквозь любую вату. У других этого не было. Шаламов начал писать раньше него и писал о более страшном, но его рассказы не имели успеха. А вот тексты Солженицына каким-то образом пробивались сквозь необразованность, бесчувственность и равнодушие, в том числе и зарубежных журналистов и издателей, которым это попадало в руки.

И второе – он был человеком практическим. Он хотел не только говорить, но и действовать.

В пору нашего знакомства Солженицын собирался издавать подпольный независимый журнал с текстами писателей, которые не могли опубликоваться в официальной прессе. Но писатели не захотели связываться с этим проектом: то ли побоялись, то ли не верили в успех. Тогда он решил выпустить альманах. Но оказалось, что материалов набралось ровно на один сборник. В основном это были тексты его знакомых, в том числе и моя статья.

Написалась она в результате споров с Солженицыным. У него было какое-то неточное представление о социализме. Я делал замечания на эту тему, мы спорили, иногда и публично. Как-то раз я пожаловался ему на то, что не могу писать длинные тексты на гуманитарные темы. Он ответил: “А ты не пытайся написать книгу, ты пиши статью, тебе это поможет развернуть ее в книгу”. Я подумал и согласился. Так появилась статья “Социализм”, вошедшая в сборник “Из-под глыб”.

Впоследствии, как и советовал Александр Исаевич, я сделал из статьи книгу, развернув ее тезисы. Получилась работа “Социализм как явление мировой истории”. Она была издана во Франции в 1977 году, а после перестройки – у нас» [3].

Сборник «Из-под глыб», задуманный как своего рода продолжение знаменитых сборников «Вехи» и «Из глубины», обсуждался и готовился Солженицыным и Шафаревичем в течение двух лет [1, с. 70]. Шафаревич опубликовал в нем несколько статей, из которых ключевой была «Социализм» (из нее и выросла упомянутая выше книга). Шафаревич представлял социализм как следствие грандиозных кризисов, неоднократно переживаемых человечеством. Социализм как теория и практика – это проявление стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, он враждебен индивидуальности, низводит человека на уровень детали государственного организма и стремится уничтожить те силы, которые поддерживают, укрепляют человеческую личность: религию, культуру, семью, индивидуальную собственность [10]. Крайне негативная трактовка социализма, безусловно, сближала Шафаревича с автором «Архипелага ГУЛАГ».

Символично, что Шафаревич оказался у Солженицына на квартире в тот момент, когда тот был арестован КГБ, а затем выслан из СССР. Они собрались, чтобы обсудить окончательный вариант рукописи сборника «Из-под глыб» [1, с. 71–72].

Сразу же после ареста и депортации за пределы СССР Солженицына в феврале 1974 года Шафаревич написал открытые письма в защиту писателя:

«Ранить литературу – значит поставить под смертельную угрозу духовную жизнь народа <…> Пора ужаснуться и опомниться! В какой стране будет жить нынешняя молодежь, какую Родину будут любить наши дети, если мы с равнодушным молчанием будет глядеть, как отрывают от тела России чудом ей данного и сохраненного великого писателя? А, может, и молчать не будем: единодушно осудим его на собраниях и пойдем домой смотреть телевизоры?» [6, с. 267]

В 1975 году Шафаревич был уволен из МГУ и с тех пор более там не преподавал. Однако серьезные репрессии его тогда не коснулись. Ситуация обострилась, когда в 1982 году он пустил в «самизадат» рукопись своего эссе «Русофобия», написанного еще в 1980 году:

«Настоящие проблемы начались, когда я написал “Русофобию”. <…> Я написал много работ, но по-настоящему известной стала именно эта. Человек с улицы, если его спросить, кто такой Шафаревич, сможет связать мое имя исключительно с этой работой» [3]

Сам Шафаревич считает, что главное, что он сделал в этом эссе, – генерализовал понятие «малый народ», которое было впервые введено в оборот французским историком Огюстеном Кошеном, проанализировавшим ситуацию, сложившуюся в интеллектуальных кружках во Франции перед революцией 1789 года.

«Кошен описывал, как французские “салоны” подготовили революцию. Это делали люди, объединенные одним общим настроением, а именно: презрением и ненавистью к собственной стране и своей культуре. Они отрицали все ее достижения, считали Францию и французов чем-то малоценным по сравнению с другими государствами, которые, по их мнению, добились больших успехов, и настаивали на том, что только коренной переворот во всех областях жизни сделает Францию «частью просвещенного человечества». Последствия их деятельности были ужасны» [3].

Шафаревич предположил, что подобный феномен – «малый народ» – появляется в период масштабных кризисов в любой стране, что это своего рода всемирный феномен. В качестве «малого народа» Шафаревич усматривал протестантские кальвинистские секты в Англии времен английской революции XVII века, «просветителей» и «энциклопедистов» во Франции в канун 1789 года, «левых гегельянцев» в Германии, подготовивших появление марксизма и анархизма, русских нигилистов 1860–1870-х годов. Именно эти религиозные и идеологические меньшинства составляли ядро «контрэлиты» и явились причиной и движущей силой всех масштабных социальных катаклизмов, постигавших вышеперечисленные государства.

«Малый народ» в трактовке Шафаревича не является собственно национальным течением, поскольку в него могли входить представители разных этносов и национальностей. Однако в канун революций 1905–1907 и 1917 годов в России, равно как и позже в СССР 1970–1980-х годов, в «малом народе» большую роль играло «некое течение еврейского национализма» [9, с. 353].

Именно это положение вызвало серьезный конфликт в тогдашнем общественном движении, поскольку в представлении диссидентско-либерального лагеря позволяло трактовать «Русофобию» как вульгарный антисемитский памфлет.

Одновременно КГБ, которое тогда возглавлял Юрий Андропов, стало распространять слухи о возможном аресте ученого. Начало 1980-х годов ознаменовалось арестами и гонениями на ряд деятелей тогдашней «русской партии». Шафаревич так вспоминал об этом времени:

«Сейчас известен один документ на эту тему – письмо Андропова в Политбюро, которое было напечатано в журнале “Источник” [4]. Андропов говорит там о неких опасных “русистах”, которые появились на месте разгромленных правозащитников. Тогда и началась охота за людьми “русского направления”. Так, в 1982-м был арестован Л.И. Бородин. Кстати, когда следствие уже завершалось, то ему сказали: “Ваша судьба решена. Хотите знать, кто будет следующим? Шафаревич”. Он рассказал об этом адвокату, тот жене, жена – мне” [3].

Тем не менее Шафаревич не был арестован, хотя реакция на «Русофобию» все же оказалась ощутимой: его жену отстранили от преподавания в Инженерно-физическом институте, а сына не приняли на физфак МГУ [3].

Особенно обострился конфликт после публикации эссе в 1989 году в «почвенническом» журнале «Наш современник». В адрес Шафаревича последовали коллективные письма протеста, подписанные Юрием Афанасьевым, А.Д. Сахаровым, Дмитрием Лихачевым, американскими математиками и пр. В 1992 году Национальная академия наук США призвала Шафаревича добровольно отказаться от ее членства, поскольку процедуры исключения из академии не существует (в 2003 году Шафаревич сам вышел из ее состава в знак протеста против агрессии Америки против Ирака).

С конца 1980-х годов Шафаревич принимал эпизодическое участие в политических и культурных инициативах начинающего тогда активно складываться национал-патриотического движения: известно его символическое участие в таких организациях как Российский общенародный союз, Российское народное собрание, Фронт национального спасения, Конституционно-демократическая партия – Партия народной свободы, Всероссийский национальный правый центр. Кроме того, он некоторое время сотрудничал в таких изданиях, как газета «День» и журнал «Наш современник».

Впрочем, в 1990-х годах и в первое десятилетие «нулевых» главную свою общественную роль Шафаревич сыграл не как политик – таковым он никогда не был, а как автор интервью, статей и книг, без которых невозможно было идейное самоопределение части современного национально-консервативного движения. Из них особо стоит выделить статью «Две дороги к одному обрыву», в которой социализм и капитализм рассматривались как ипостаси единой цивилизации, которой чуждо все органичное и естественно выросшее, всё заменяется совершенно искусственным механизмом, где ритм труда и стиль жизни подчиняются технике, где все стандартизируется и унифицируется: язык, одежда, здания. Подобная цивилизация исключительно продуктивна в некоторых отношениях, например, в способности прокормить население, выработке энергии, производстве оружия массового уничтожения, в управлении и манипуляции массовым сознанием и пр. Однако эта цивилизация, активно уничтожающая природу, подавляющая все органические и традиционные стороны жизни, несет в себе семена своей гибели, сводя человека к низшему уровню его животной сущности. Это неизбежно должно привести к глобальному духовному, демографическому и экологическому кризису. Разница между западным путем «прогресса» и социализмом в том, что первый более «мягкий» и основан в большей степени на манипулировании массовым сознании, а второй в несопоставимо большей степени опирается на прямое насилие и принуждение. Шафаревич, по сути, призывал к поиску «третьего пути», который мобилизовал бы опыт всех более органичных форм жизни для преодоления кризиса, ведущего человечество к гибели [8].

Последней крупной работой Шафаревича стал трактат «Трехтысячелетняя загадка», посвященный еврейскому вопросу, который он писал в течение двадцати пяти лет (то есть с 1977 года) и который вышел практически одновременно с известным произведением А.И. Солженицына «Двести лет вместе» [11]. Многие положения этих двух работ взаимно пересекаются и дополняют друг друга. Авторы утверждали, что их труды являются своего рода дополнением и комментарием к таким произведениям, как «Красное колесо» и «Русофобия». Трудно избавиться от впечатления, что синхронный выход этих двух работ, вызвавших огромный резонанс, не был случайностью.

С 1990-х и по настоящее время вышло несколько сборников произведений Шафаревича, из которых наиболее представительным является Полное собрание сочинений, выпущенное Институтом русской цивилизации.

Несомненно, Шафаревич оказал сильное влияние на Солженицына. Впрочем, влияние часто было взаимным. «Архипелаг ГУЛАГ» отразился на представлениях Шафаревича о социализме, критика русофобии мощно прозвучала в «Наших плюралистах» (1982), критика западного мира – в Темплтонской и Гарвардской речах (1983) Солженицына. Идеология «третьего пути», разделяемая почти всеми консервативными течениями в России, в своей основе была разработана в трудах Шафаревича, начиная с программной статьи «Две дороги к одному обрыву» (1989). Термин «русофобия», который когда-то одним из первых начал использовать Федор Тютчев, благодаря Шафаревичу укоренился вначале в национально-патриотическом дискурсе, а примерно с 2014 года прочно вошел в официальную риторику.

Шафаревич скончался 19 февраля 2017 года и был похоронен на Троекуровском кладбище. Несмотря на всероссийскую и мировую известность ученого, чрезвычайно высокий авторитет в патриотической среде, часть которой к этому времени смогла наладить конструктивное взаимодействие с истеблишментом, соболезнований со стороны верховной власти не последовало, равно как не было сообщений о его смерти по центральным телевизионным каналам.

 

Литература

Солженицын А.И. Бодался теленок с дубом // Новый мир. 1991. № 8.
Шафаревич И.Р. [интервью 2008 г.] // Мехматяне вспоминают. М.: МГУ, 2009. Вып. 2.
Шафаревич И.Р. Я всю жизнь, сколько себя помню, думал о судьбе русского народа: интервью [Электронный ресурс] // Режим доступа: https://www.apn.ru/index.php?newsid=36018 (дата обращения: 10.09.2019).
Пресечь враждебные проявления русизма: Записка КГБ СССР в ЦК КПСС // Источник. 1994. № 6.
Борисова Марина. Пять столпов науки, которые помогли Церкви выжить в СССР // Объединение. 2018. № 1(1).
Шафаревич И.Р. Арест Солженицына / И.Р. Шафаревич // Полн. собр. соч.: в 6 т. Т. 2 // отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Шафаревич И.Р. Из письма составителю «Золотого списка». [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://shafarevich.voskres.ru/new1.htm (дата обращения: 10.09.2019)
Шафаревич И.Р. Две дороги к одному обрыву / И.Р. Шафаревич // Полн. собр. соч.: в 6 т. Т. 2 // отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Шафаревич И.Р. Русофобия / И.Р. Шафаревич // Полн. собр. соч.: в 6 т. Т. 2 // отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Шафаревич И.Р. Социализм как явление мировой истории / И.Р. Шафаревич // Полн. собр. соч.: в 6 т. Т. 2 // отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Шафаревич И.Р. Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России / И.Р. Шафаревич // Полн. собр. соч.: в 6 т. Т. 4 // отв. ред. О.А. Платонов. М.: Институт русской цивилизации, 2014.
Баранец Н.Г. И.Р. Шафаревич о долге математика и гражданина / Н.Г. Баранец, А.Б. Веревкин, И.Г. Калантарян // Власть. 2014. № 8.
Кожевников А.Ю. Настоящее и будущее России в публицистике А.И. Солженицына и И.Р. Шафаревича. Сборник «Из-под глыб» (1974) // Тетради по консерватизму. 2015. № 4.



АВТОР
Аркадий Минаков
Доктор исторических наук, доцент исторического факультета Воронежского государственного университета, специалист в области русской общественной мысли, руководитель Центра по изучению консерватизма в Воронежском государственном университете

Автор
Аркадий Минаков
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе