О действительно трудных вопросах формирования отечественной культурно-исторической политики

Наступившая осень должна стать временем разработки и появления на свет так называемого «единого учебника истории России». С целью его разработки был опубликован документ, названный «историко-культурным стандартом» и призванный, по замыслу авторов, создать содержательные основания для написания нового учебника.

Название «стандарт» есть, но нет понимания, почему изложенная в документе хронология (вместе с идеологическим введением и приложением в виде «трудных» вопросов) является стандартом? Стандартом для чего она является? 

Стандарт может быть только у какой-то деятельности. Какую деятельность можно организовать на основе этого документа? Написание учебников – очень сомнительно. Как их писать при наличии так называемых «трудных» вопросов? Ответов пока нет.

История как идеологическое оружие

Думаю, следует рассматривать происходящее как первые – пока робкие и неуверенные – шаги по пути формирования собственно отечественной российской культурно-исторической политики. Только если удерживать такую цель, разработка каких-либо стандартов и написание учебников как инструментов этой политики будет иметь смысл.

Начало такой работы нельзя не приветствовать в самом общем виде. Это свидетельство государственно-общественного понимания безусловной необходимости наличия в нашей стране собственной культурно-исторической политики как таковой. Если отсутствует наша собственная культурно-историческая политика, значит будет проводится чужая: «свято место пусто не бывает» (тем более, такое важное по своей функции место). Эта чужая политика проводилась (и во много проводится) последнюю четверть века и является прямым продолжением оружия «холодной войны», оружия наших «партнёров-противников» по «Большой Игре», направленного на ослабление, дезорганизацию и полное уничтожение нашей страны и государства.

Один только заказ главы государства на создание единого учебника истории идеологически направлен против этой чужой исторической политики и тем самым вызвал множественные споры и жаркие дискуссии, граничащие с взаимными оскорблениями и имеющие своей целью, прежде всего, прекращение всякой работы, в сфере формирования государственной культурно-исторической политики.

Первое и главное возражение либерально демократической общественности заключается в том, что любая культурно историческая политика отечественного происхождения есть прямое и не требующее доказательств проявление тоталитаризма. Профессиональной работы историков и культурологов быть не должно. Должна, мол, быть «общественная дискуссия».

Вот этого – т.е. замены исследовательской, профессиональной работы, одновременно решающей задачу формирования российской постсоветской научно-исторической школы, на «общественную дискуссию об истории», – ни в коем случае нельзя допустить. Хотя бы потому, что общественная дискуссия не тождественна и никак не может заменить научной дискуссии профессионалов. Наличие же действующей отечественной научно-исторической школы – наш единственный шанс сохранить и использовать нашу историю в качестве ресурса для нашего же развития.

«Трудности» из-за отсутствия позиции

Такое течение дискуссии во многом спровоцировали сами авторы «стандарта». И признаем, что не могли не спровоцировать, приняв задачу разработки инструментария государственной культурно-исторической политики при пока ещё достаточно слабо осознанной необходимости формирования cамой такой политики и практически при полном отсутствии таковой в качестве реализуемой на сегодняшний день.

Документ содержит некоторое концептуальное введение к хронологии. По сути, это изложение неких благих пожеланий, отнюдь не являющихся самоочевидными. Они требуют большой профессиональной категориально-понятийной работы, которая только и может превратить благие пожелания в действительные цели культурно-исторической политики. Как именно и за счёт чего будут реализованы эти «благие пожелания» о современности, патриотичности, государственности и т.д.? Нет ответа.

А с другой стороны, авторы присовокупили к «стандарту» список так называемых «трудных» вопросов – а список этот длинный, «трудных» вопросов, по мнению авторов, в русской истории аж 31, и они касаются практически всей русской истории. Тем самым авторы сами радикально девальвировали свою же концептуальную часть, поскольку «трудные вопросы» потому и трудные для авторов, что, по их мнению, как бы не имеют решения, соответствующего целевым ориентирам концептуальной части документа. Наличие «трудных вопросов» сводит на нет возможность реализации благих пожеланий из концептуального введения.

Удивительная и уникальная ситуация сложилась: вся русская история оказалась трудной.

Список «трудных вопросов», практически полностью тождественный изложенной хронологии и на самом деле представляющий собой расширенное оглавление школьного учебника, для исторической науки более чем на 90% не является трудным ни в каком смысле. Трудным он является для желающих произвести фальсификацию нашей истории в угоду либерально-демократическим концепциям. Вот они и объявляют его «трудным», то есть нерешённым, то есть не действующим.

Признав в своей публикации наличие якобы «трудных» вопросов авторы документа пошли на поводу проводников чужой культурно-исторической политики, прямо подыграли им, не заявив никакой собственной позиции. Побоялись?

История как поле бессмысленной битвы

Главная содержательная проблема указанного документа, собственно, и заключается в том, что его авторы (осознанно или неосознанно, сейчас это не имеет значения) фактически отказались от выполнения работы профессиональных историков – от установления исторических фактов, рефлексии событий прошлого, выработки современного к ним отношения, извлечения уроков, формирования опыта и культурно-исторических образцов, т.е. историко-культурных оснований для самоопределения нынешних поколений, живущих сегодня. Всю эту профессиональную работу они назвали «трудными вопросами».

Отказавшись от профессиональной позиции историка, проделав лишь работу «хронистов» (учёт событий и их временная последовательность), авторы документа предоставили решать так называемые «трудные вопросы» – т.е. собственно установление исторических фактов и придание этим фактам культурного смысла и культурного значения – некоему «общественному мнению». Создание того, что должно стать материалом и содержанием в процессах трансляции через институты образования и воспитания, авторы передали неизвестному адресату и тем самым создали «поле битвы» и возможность различных спекуляций для непрофессиональных, псевдополитических позиций. Битвы, которая, по сути своей, является борьбой «тупоконечников» с «остроконечниками» и при отсутствии профессиональной исторической позиции становится предельно бессмысленной и беспощадной. Само наличие такой «битвы» напрочь лишает нас как народ и как политическую нацию возможности рассматривать собственную историю как ресурс. В этом единственное и подлинное предназначение так называемой «общественной дискуссии».

Отсутствие профессиональной позиции историка в сфере исторической науки и образования приводит нас к тому, что пространство нашего прошлого становится материалом актуальных (и в этом смысле сиюминутных) политических спекуляций, «партийного» в широком смысле этого слова противостояния. «Партийные», т.е. псевдопрофессиональные и псевдополитические битвы на «поле истории» иммобилизуют культурно-исторический потенциал нации, делают невозможным его использование в качестве оснований для проектирования будущего. И, пожалуй, самое главное – исключают исторический материал из процессов трансляции (образования и воспитания) т.е. формируют новые поколения россиян, лишённые реальной исторической самоидентификации по принадлежности через нашу историю к нашей российской политической нации, к нашему народу.

Отечественная культурно-историческая политика в действительности может опираться только на профессиональную деятельность исторической науки. Российская историческая школа сегодня во многом разрушена. Это, к сожалению, так, поскольку такова была цель «перестройки» и так пока и не закончившейся холодной войны.

Значит, ставя своей целью формирование отечественной культурно-исторической политики (и её инструментов типа единого учебника, стандартов и методик), наше государство не может не ставить цели формирования современной российской (постсоветской) научно-исторической школы.

Об издержках «светско-религиозного» подхода к науке

Мы уже единожды решали эту проблему. После Октябрьской революции. Советское государство вынуждено было создавать советскую историческую науку, опираясь на дореволюционных историков, втягивая в себя результаты их деятельности, обеспечивая тем самым линию исторической преемственности и возможность воспроизводства российского государства.

Удалось это далеко не полностью. К сожалению, достаточно узкие идеологические рамки новой светской религии – марксизма-коммунизма – многое заставляли вычёркивать из нашей истории или, как минимум, «окрашивать» исторические события и исторических персонажей в соответствующие требованиям новой светской религии цвета.

С распадом СССР, и окончанием первого этапа «холодной войны» против России светская религия коммунизма была разрушена. Однако на смену светской религии коммунизма нам была имплантирована другая светская религия – религия либерально-демократическая, «сестра-двойняшка» и вынужденная (специально спроектированная) конкурентка религии коммунизма. Идеологические рамки новой светской веры в «единственно верный» цивилизационный путь к мировому господству либерально-демократической модели (лидер и образец – США, они же и будут господствовать) ничем не отличаются функционально-логически от рамок религии коммунистической. Да и содержательный генезис у них один и тот же (но это тема отдельного разговора).

Новообращённые верующие в светскую религию либерал-демократизма (как правило, все до этого свято веровавшие в коммунизм), требуют признать преступным, например, режим Сталина или сегодня – режим Путина, поскольку этого, соответственно, требует их либерал-демократическая вера. Суть исторических процессов, само содержание исторического материала их не интересует. Трактовка исторического материала должна быть проведена таким образом, чтобы материал был функционализирован в соответствии с исходной идеологической установкой.

Советские историки всё это уже проходили: царский режим по определению преступный, этого требует базовая установка светской религии коммунизма-марксизма. Например, война 1812 года была выиграна Россией вопреки царю и его режиму. Царь был не способен противостоять Наполеону, а весь многонациональный российский народ царя ненавидел, поскольку царь своей бездарной управленческой и военной политикой позволил Наполеону дойти до Москвы. Примерно так утверждала коммунистическая историография (в версии школьных учебников – так уж точно, хотя в позднем социализме в результате развития советской исторической научной школы всё уже было не так однозначно).

Сегодня демократическая религия и её адепты по той же схеме настойчиво пытаются утверждать, что СССР выиграл Великую Отечественную войну исключительно вопреки Сталину и его преступному режиму. Фашисты дошли до Москвы исключительно в результате бездарного сталинского правления и его преступной антинародной сущности. Отличий с советскими трактовками царского режима и его роли в воине нет совсем. Практически полное и тождественное воспроизведение и объекта и метода. А самое интересное, что во многом адепты коммунистической веры в СССР и адепты либерально-демократической веры сегодня, пытающиеся загнать историческую науку в свои рамки, – это одни и те же люди, или, как минимум, одни и те же «большие семьи», своего рода «общественные корпорации» или попросту говоря – кланы.

Важнейшая задача российского государства сегодня – создать условия для существования и реализации профессиональной исторической позиции, оградить её от агрессивного, уничтожающего влияния любых социальных верований (являющихся инструментами управленческих технологий в социальной сфере) и «кланов», носителей этих верований, какими бы прогрессивными и полезными они нам сегодня ни казались, а тем более от социальных верований, направленных на разрушение российского государства. Время государств, опирающихся на социальные светские религии (будь то коммунизм-марксизм или либерал-демократизм), исторически ушло. Это устаревшая социально-управленческая технология прошлого столетия.

Перед лицом сегодняшних вызовов мы можем опереться только на точные знания исторической науки о нашей истории и на принадлежащие этим знаниям исторические факты. Задача современной российской культурно-исторической политики – получить их. Нам нужно знать своё прошлое, свою Историю, а не верить в её преступность или непогрешимость.

Нужно понимать, что история – это очень сложный объект, и работа историка (как минимум) состоит из двух рабочих позиций: 1) позиции историко-критической реконструкции событий прошлого и 2) рефлексии этих событий, выработке к ним отношения с целью формирования культурного значения и исторического смысла событий.

Позиция историко-критической реконструкции нацелена на установление исторического факта. Она близка к позиции следователя, тщательно готовящегося к суду. Суд будут интересовать только юридические факты и почти ничто другое. Так и с «судом истории»: он может состоятся только на основе точно установленных исторических фактов. Если мы пытаемся разбираться с историческими событиями без установления исторических фактов, или игнорируя их, или фальсифицируя, – то таким образом «суд истории» превращается в «суд над историей», аналогией которому являются суды средневековой европейской инквизиции.

Исключительно европейское изобретение, кстати. Это европейская инквизиция судила и сжигала на кострах учёных за установление научных фактов, противоречащих католической вере (заметьте, что в православии и исламе ничего подобного не было). И коммунизм, и либеральная демократия, продукты западно-европейской цивилизации, новые светские социальные религии как исключительно западные изобретения, воспроизвели каждая свою «инквизицию». «Либерально-демократическая инквизиция» ничем не отличается от своей сестры «коммунистической инквизиции», а обе они есть плоть от плоти матери своей – «инквизиции католической». И свой «Молот Ведьм» есть у каждой из них.

Нам, жившим в условиях господства коммунистической светской религии сегодня очевидно, что не может быть историческая наука (как и любая наука) толерантной, политкорректной, либеральной и демократичной, как не могла она быть пролетарской и классовой.

О необходимости научного метода в истории

Наличие в нашей истории так называемых «трудных вопросов», зафиксированных авторами «стандарта», жёстко и определённо указывает на глубокую деградацию исторической науки в стране, на её неспособность выйти из сервильной позиции «чего изволите» в отношении «нового-старого хозяина».

Любой трудный вопрос для настоящего историка – это личностный профессиональный вызов. При действующей исторической науке, реализующей свою культурную функцию, «трудных» вопросов истории, которые якобы не имеют решения, просто не может быть. Отвечать на трудные вопросы, решать их, снимать с повестки дня – культурное и деятельностное предназначение исторической науки и профессионального историка. Это его профессиональный, научный и социально-культурный долг. Он не имеет права от этого долга уклонятся.

Это ничем не отличается функционально от долга врача. Представьте, что врач говорит: «Трудный у вас случай. Диагноз поставить не могу. Большой риск ошибиться. Мне дорога моя репутация.» И больной отправляется к шаманам и знахарям, публикующим свои объявления в «жёлтой прессе», и те начинают ему ставить диагноз. Нечто подобное происходит сегодня с нашей исторической наукой. Те немногие, кто имеет смелость отстаивать научно установленные факты, становятся объектами травли и судилища со стороны «инквизиторов» действующих от имени светских верований.

Почему профессиональная позиция историка имеет сегодня такие трудности в своей реализации? Что вынуждает от неё отказываться, даже реализуя государственный заказ? Это первый круг действительных и по-настоящему трудных вопросов для формирования современной отечественной культурно-исторической политики.

Одну из проблематик, связанных с социальным давлением на профессиональную научную позицию историка уже отживших свое технологий социального управления («светских вер»), мы постарались сегодня обсудить. Но это далеко не всё.

На наш взгляд, одна из самых главных проблем нашей исторической науки заключается в утере (отсутствии) объекта и метода исторической работы как элементов научной культуры, а значит в виде воспроизводимой и транслируемой профессиональной деятельности, т.е. в качестве собственно науки и исторического образования (по крайней мере, это так в России, хотя думаю, что и во всей современной европейской цивилизации).

После падения СССР наши историки отказались и от марксистской онтологизации (объективации) истории и от марксистского метода её изучения. Или не отказались? Или не полностью отказались? Или отказались и привлекли (разработали) какие-то другие объекты и методы? Тогда какие, хотелось бы знать? Это второй круг действительно трудных вопросов для формирования культурно-исторической политики и профессиональной исторической науки.

А, так вы, уважаемые господа, на самом деле занимаетесь историей без объекта и метода? Тогда не называйте ваше занятие исторической наукой, а себя историками. В нашем государстве реализована высокая степень индивидуальной, а тем более творческой свободы. Можете называть свои опыты «креативными экспериментами», а себя «креативным классом», как это сейчас модно, и сколько угодно пытаться использовать результаты такого «креатива» в целях социального управления. Не сработает. Мы эти технологии уже знаем и умеем распознавать.

Мы знаем, что только та деятельность, которая имеет свой объект, метод и предмет, имеет культурное право называться наукой. Наличие этих организованностей (объект, метод, предмет) в научно-исторической деятельности – проблема из сферы философии науки, в данном случае – философии истории.

Ну что ж, придётся немного пофилософствовать. Но это тема для отдельного разговора, который мы обязательно продолжим.

***

Однако вместе с тем всё вышеизложенное не делает невозможным написание «единого учебника истории». У нас есть профессиональные историки, достойные высокого звания учёного, они вполне могут справится с этой важной государственной задачей. Только и государство должно обеспечить этим историкам как личностям и персонифицированным профессионалам достаточную защиту от травли со стороны общественно-корпоративных кланов, носителей различных социальных верований, собственно, и являющихся нашим современным обществом. Так это же нормально, ведь разве не в защите возможностей реализации личности (в т. ч. профессиональной) от диктата и тирании общества состоит высшее предназначение государства? И это будет последний в этой статье действительно трудный вопрос.

Дмитрий Куликов, методолог, продюсер

Однако

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе