Нет в русской истории «трудных вопросов». Навигатор, часть 9: Царская и Красная Россия — две страны или одна и та же?

«Причины, последствия и оценка падения монархии в России, прихода к власти большевиков и их победы в Гражданской войне». Этот «трудный вопрос» в концепции единого учебника идёт девятым номером, однако по важности его смело можно ставить на первое место. 

Существуют две основные оценки революции 1917 года — и проблема обеих концепций заключается в том, что они делят целостное течение нашей истории на части. На две России.

Позитивная оценка революции всегда соседствует с фатализмом в объяснении её причин. Свержение власти в 1917 году представляется абсолютно неизбежным результатом социальных противоречий Российской империи. Зрела революционная ситуация, в гонениях и ссылках крепли будущие вожди, а тут ещё чудовищное напряжение сил на фронтах Первой мировой войны и малоадекватный государь на престоле. Описав все эти события таким образом, нам очень тяжело будет прийти к мысли, что прежняя, царская империя — тоже была страной, которая обеспечивала развитие русского народа. И делала это достаточно эффективно. И поэтому она тоже должна быть позитивно оценена в нашей истории.

Противоположная точка зрения ничуть не объективнее. В этой парадигме почти идеальная монархия Российской империи внезапно (!) столкнулась с предательством элит и террористической деятельностью радикалов, финансируемых иностранными государствами. Зимой 1917-го в Петроград не завезли хлеба, солдаты восстали, и многообещающее развитие страны было прервано вначале Гражданской войной, а потом коммунистической властью. В этой истории России нет места положительной оценке советского проекта. И это тоже неправильно.

Нам не нужно делать компромиссную компиляцию «и нашим, и вашим». Нам не нужно ничего закрашивать в истории. Необходимо лишь проложить мостик через водораздел революции, чтобы понять очевидное: по обе стороны находится одна и та же страна.

История не закончилась и не началась в 1917 году. Россия тоже не могла измениться в одночасье. Советский Союз унаследовал от Российской империи не только территорию и население, но также стоящие перед ней задачи и проблемы, внутреннюю и внешнюю политику, своё прошлое и историческую перспективу. То есть дореволюционная повестка плавно перетекала в постреволюционную. В том, чтобы это показать, и заключается наше пожелание к единому учебнику истории.

Суть проблемы и методы решения

Призрак революции начал являться правительству Российской империи задолго до коронации последнего царя. Самодержавная власть смотрела в будущее без розовых очков. Точность в прогнозах и в оценке главных угроз от высших сановников (мы-то сегодня можем сравнить их предположения с тем, как всё произошло на самом деле) свидетельствует о высоком уровне компетентности и профпригодности. Понимание было — не хватило воли. Царская Россия затянула с решением крестьянского вопроса, который лежал в основании практически всех социальных противоречий страны.

После 1861 года крестьяне получили личную свободу, но не землю. Крестьяне вынуждены были брать в аренду землю помещиков — и те в полной мере воспользовались народной нуждой. Стоимость аренды достигла половины собираемого урожая! Это не считая того, что крестьяне продолжали ещё отдавать выкупные платежи за формально «свою» землю.

Дворяне отправляли изъятый у крестьян хлеб на экспорт. Значительная часть русской землевладельческой элиты просто переселилась за границу, обеспечив себе достойное существование стабильной рентой на родине. Тем временем десятки миллионов людей хронически голодали.

Ситуация в селе давила и на город. Обильное предложение рабочей силы позволяло промышленникам держать низкий уровень оплаты труда — особенно это касалось неквалифицированных приезжих из деревни (грамотный рабочий с профессией зарабатывал неплохо, однако таковых было меньшинство). Многие из них работали в городе, живя в самых скотских условиях для того, что содержать свои семьи, оставшиеся в селе. Люди превратились в гастарбайтеров у себя дома.

Руководство страны, в целом, верно наметило два пути решения проблемы. Во-первых, индустриализация должна была создать новые рабочие места в городе, что сняло бы вопрос аграрного перенаселения. Во-вторых, необходимо было работать над повышением эффективности сельского хозяйства. Наиболее перспективным способом представлялось создание крупных и богатых хозяйств, оснащённых современной техникой и использующих передовые достижения агрокультуры.

Как видим, ход мыслей царских министров один в один совпадал с логикой советской индустриализации и коллективизации. Однако в реализации были допущены просчёты.

Дилемма самодержавия: на кого делать ставку

Как минимум два-три десятилетия российское руководство жило в иллюзии, что эффективные сельскохозяйственные предприятия будут созданы классом помещиков-землевладельцев. В этот проект вкачивались приличные деньги, для дворян были предоставлены сверхльготные кредиты (которые нередко прожигались за границей), однако вывести аналог прусского юнкерства не получилось.

Всё поломала запредельно высокая ставка аренды. Голодающее крестьянство готово было брать землю на обработку под любые условия. Для помещика терялся смысл в самостоятельном ведении хозяйства: зачем тратить значительные капиталы на организацию производства, рисковать инвестициями, когда можно на ровном месте забирать урожай у крестьянина. Или же в счёт аренды заставить его батрачить на помещичьих землях со своим же инвентарём. Получалось что-то вроде обновлённого варианта барщины. Для развития агрокультуры и повышения эффективности сельского хозяйства оба варианта были одинаково тупиковыми.

Правительство лихорадочно переключило свои усилия на поддержку крестьянства и создание фермерского класса. С конца XIX столетия царю неоднократно ложились на стол предложения, чтобы государство выступило в поддержку села против дворянской землевладельческой элиты. Необходимо было ловить момент, пока авторитет монархии в народе держится на высочайшем уровне — ещё за пятнадцать-двадцать лет до революции советники совершенно точно прогнозировали, что так будет не всегда.

Государственнические проекты спасения России вылились в компромиссные решения вроде столыпинской колонизации Южной Сибири, двукратного снижения налогов на землепашцев, списания остатков по выкупных платежам, незначительного уменьшения ставки кредита в Крестьянском банке и совсем уж бессмысленного уничтожения общины. Вроде бы масштабные реформы. И нельзя сказать, что они били мимо цели. По крайней мере, ситуация не прогрессировала к худшему. Однако все попытки идти дальше со справедливым решением крестьянского вопроса натыкались на сопротивление дворянства. И государство побоялось ломать привилегированное сословие через колено. Хотя было понимание, что это необходимо.

Интересно посмотреть, как ту же самую проблему решала уже советская власть. РСДРП всегда стояла за крупные сельхозпредприятия, однако в начале 1917 года Троцкий убедил Ленина в необходимости изменения партийной программы. Лев Давидович детально занимался крестьянским вопросом и видел, что народ в своей массе не воспринимает абстрактных слов о повышении эффективности аграрного производства. Ему нужна была просто земля. Своя.

Землю крестьяне получили. Но это было только промежуточным этапом — уже через десять лет, более-менее успокоив страну после Гражданской войны, коммунисты вернулись к своей прежней идее создания колхозов. Коллективизация, которую иногда изображают в виде сатанинского плана Сталина по искоренению крестьянства, на самом деле была изначальным проектом советской власти. А если брать глубже, то ещё и царского правительства.

Либерализм вместо народности

Из той эпохи многим нашим современникам известны фразы премьер-министра Петра Столыпина о Великой России и о том, что для её построения нужны двадцать лет покоя — внешнего и внутреннего. Однако сегодня мысль выдающегося государственного деятеля в большинстве случаев воспринимается превратно. Дескать, Россия была на взлёте и через пару десятилетий (если бы не революция) стала бы величайшей державой мира. На самом деле смысл высказывания несколько иной. Премьер-министр считал риск крушения страны очень высоким. Настолько высоким, что двадцать лет нужно «лежать под капельницей», избегать резких движений и только после полного курса «лечения» можно будет говорить о Великой России.

Впрочем, успешное разрешение социальных противоречий страны в любом случае выводило бы Россию в число великих держав. Залогом этого были масштабы страны и растущий потенциал.

Индустриализация шла в хорошем темпе, по процентам прироста Россия даже опережала многие промышленно развитые государства. Был лишь один нюанс, которому поначалу не придали значения. Промышленная политика государства была ориентирована на создание благоприятных условий для частного инвестора. Особенно иностранного.

Ради инвестора ценой большого напряжения сил (в конечном счёте — путём эксплуатации крестьянства) был введён золотой стандарт. И инвестор действительно пришёл. Однако одновременно с этим он получил влияние на внутреннюю и внешнюю политику государства. В том числе в тех случаях, когда интересы инвестора были противоположны интересам России.

Послы иностранных держав начали формировать политическую повестку в стране, вести кадровую политику в правительстве. Естественно, поддержкой европейских дипломатов пользовалась в первую очередь близкая и понятная им либеральная идеология. Именно в либерализацию, в конечном итоге, слились все попытки монархии создать работающую модель народовластия в начале XX века. Именно либерализация, в конечном итоге, превратила народный вопрос о земле в вопрос о форме правления в России.

Именно министры-либералы вынудили слабохарактерного царя вступить в Первую мировую войну. Люди, которые уже в 1914 году говорили, что вступление в войну станет концом для России и монархии, были выдавлены из правительства. Единственным человеком с такими убеждениями, кто ещё сохранил влияние на императорскую семью, оказался Григорий Распутин. Либеральный Петроград не без оснований считал, что «старец» с сомнительной моралью в большей степени дискредитирует правящую фамилию, чем помогает своими, в общем, дельными советами. Впрочем, в 1916 году было решено убрать и Распутина — его убили столичные аристократы при участии сотрудника британской разведки.

Верная служба и циничное предательство дворянского сословия

Как видим, намного раньше, чем монархия потеряла авторитет в народе, она была отвергнута привилегированным сословием. Конфликт государства и дворянства является важнейшим противоречием Российской империи с момента отмены крепостного права и до самой революции. Десятилетиями российская интеллигенция пыталась раскачать народ, вовлечь его в свою борьбу, найти понятные простым людям лозунги и работающие в крестьянской или рабочей среде технологии. В то время как народ с детьми шёл крестным ходом к царю, неся в руках иконы и портреты членов императорской семьи, революционеры в задних рядах шли «на дело» с бомбами и револьверами. Которые успешно использовали для того, чтобы вызвать ответный огонь полиции против безоружных.

Почему? Что в России было не так? Чего хотели революционеры, которые сами признавались в том, как далеки они от народа?

В основе лежал нерешённый дворянский вопрос. О том, как провалились надежды на помещиков-рационализаторов в сфере сельского хозяйства, сказано выше. В индустриализации дворяне тоже себя ничем не проявили. Абсолютное большинство русских по происхождению промышленников было из купеческого и мещанского сословия. В конце XIX столетия люди благородной крови вполне удовлетворительно выполняли свои функции лишь в нескольких сферах — военной и полицейской. С некоторой натяжкой это можно сказать и про государственное управление. Однако должностей не хватало на всех.

Современные историки публицистического жанра нередко восхищаются высокой эффективностью госаппарата Российской империи, который выполнял свои функции, имея в своих штатах намного меньше людей, чем это принято в наше время. Это действительно так. Но госслужба нужна не только для функционирования страны. Это ещё и средство занятости для людей, которые имеют соответствующие амбиции. В дореволюционной России им негде было себя реализовать. Создание учреждений земского самоуправления отчасти решило проблему интеллигентски-дворянской «безработицы», но лишь отчасти.

Между тем, антиправительственные настроения, достигнув определённой концентрации в среде неустроенных недорослей, перекинулись уже и на людей, облечённых реальной властью. Это ведь один класс и он живёт одними представлениями. Независимо от того, по какую сторону баррикад находились дворяне и интеллигенты.

Раздувать бюрократический штат ради всех желающих страна не могла. Значит, к проблеме нужно было подходить с другой стороны. Привилегированное сословие необходимо было поставить в рамки служения государству, а в противном случае — лишать привилегий.

Коммунисты решили эту проблему. Партия стала открытым правящим сословием. Вступить в неё мог каждый, но это тот случай, где вход — рубль, а выход — два. Партбилет открывал возможности, но он же накладывал такую ответственность, что для многих новые перспективы теряли привлекательность.

Нет ничего плохого в сословном обществе. Однако, во-первых, каждое сословие должно выполнять свои функции. Во-вторых, должен работать социальный лифт. В-третьих, там, где есть социальный лифт, должен быть и социальный мусоропровод.

В царской России были тысячи и тысячи людей, которые ради своей страны готовы были пожертвовать не то что привилегиями, а вообще всем, что имеют. Уже упомянутый Пётр Столыпин в своём завещании написал: «Я хочу быть погребённым там, где меня убьют». Он знал, на что шёл.

Биографию главы Особого отдела полиции Сергея Зубатова, сделавшего всё для союза монархии с рабочим движением, но оболганного перед правительством, отправленного в ссылку под специальным надзором, в учебнике нужно изучать наравне с биографией Ленина. Не будем перечислять, что он сделал. Достаточно сказать, как он умер. 3 марта 1917 года за обедом Зубатов узнал, что император, отплативший ему за службу чёрной неблагодарностью, отрёкся от престола. Бывший жандарм вышел в соседнюю комнату и застрелился.

В спасении монархии не было какого-то простого решения. Революция и падение самодержавия не были случайностью, но этого можно было не допустить — такая вот диалектика. Не было какого-то одного фатального просчёта. Сотни и тысячи нужных решений не были приняты, что, в конечном счёте, привело страну к революции, а царскую семью — к подвалу екатеринбургского особняка. Да, это роль личности в истории. Сложное время требует незаурядных личностей — и такие нашлись, но не в императорском дворце, а в рядах революционной партии большевиков.

Валентин Жаронкин, Обозреватель

Родился в 1980 году в городе Сумы. Журналист. Историк, учился в Киево-Могилянской Академии.

Однако

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе