Карибский кризис: история повторяется?
1 ноября 2021 ● FIITZROY.
Часть 2.
Кадр из фильма "Тринадцать дней"
Карибский кризис был многократно (хотя и не всегда корректно) освещён в других источниках, нас сейчас интересует другое: как и почему реагировали американцы.
“Непотопляемый авианосец”
Немного информации о размещении войск СССР:
“По состоянию на 29 сентября на Кубу прибыли — подразделения двух ракетных полков с ракетами Р-12 (10 пусковых и 19 ракет), 10 и 11 дивизия ПВО в составе шести полков С-75 (24 дивизиона, 576 ракет), полк крылатых ракет ФКР-1 (10 пусковых и 20 ракет), истребительный авиаполк [47 самолетов, поставляли МиГ-21, согласно американскому знанию о советских поставках в Ирак, к каждому самолету было 10 ракет Р-13 (АА-2 по классификации НАТО), соответственно запас ракет — 470 единиц], вертолетный полк с 28 вертолетами [Ми-1, Ми-4], и смешанная авиаэскадрилья [11 самолетов]”.
От ВМФ — бригада ракетных катеров (12 катеров и 28 ракет), береговой ракетный полк “Сопка” (8 пусковых и 34 ракеты). Сухопутные войска — четыре мотострелковых полка (141 танк и САУ, 102 орудия и миномета, 27 ПТУРС). Также в пути находился один танковый батальон 314 ОМСП (отдельный мотострелковый полк).
“Всего прибыло 30938 человек. Из прибывших войск к этой дате приведены в готовность к выполнению боевых задач 17 ракетный полк «Сопка”, 302, 400 и 496 ОМСП, заканчивают подготовку к боевому дежурству с 1 октября — 11 дивизия ПВО в полном составе и один зенрап [зенитно-ракетный полк] 10 дивизии ПВО, 32 ИАП (истребительный авиаполк), 41 бригада ракетных катеров, и, с 10 октября, — два зенрап 10 дивизии ПВО. При этом только к 7 октября (самолетом Ту-114) планировалось отправить группу из 8 генералов и офицеров с целью проверки дислокации, приведения в готовность войск ПВО и авиации, и проверить, правильно ли готовят данные и позиции ракетчики”.
Эти данные приводятся по докладу генерал-полковника С. П. Иванова маршалу Советского Союза товарищу Малиновскому от 29 сентября 1962 года.
В первый день кризиса, 16 октября 1962 года, Кеннеди и его советники уже знали, что размещение советских МБР на Кубе не меняет стратегический баланс, ведь “нет никакой разницы, взорвут вас ядерные ракеты, прилетевшие из Советского Союза, или те, которые прилетят с [расстояния] 90 миль. География не так важна”. Более того, поскольку Советский Союз уступал американцам по разведывательным возможностям (аэрофото- и спутниковая съемка), у американцев было больше времени засечь и отреагировать на подготовку к запуску советских МБР.
Карибский кризис был многократно (хотя и не всегда корректно) освещён в других источниках, нас сейчас интересует другое: как и почему реагировали американцы.
“Непотопляемый авианосец”
Немного информации о размещении войск СССР:
“По состоянию на 29 сентября на Кубу прибыли — подразделения двух ракетных полков с ракетами Р-12 (10 пусковых и 19 ракет), 10 и 11 дивизия ПВО в составе шести полков С-75 (24 дивизиона, 576 ракет), полк крылатых ракет ФКР-1 (10 пусковых и 20 ракет), истребительный авиаполк [47 самолетов, поставляли МиГ-21, согласно американскому знанию о советских поставках в Ирак, к каждому самолету было 10 ракет Р-13 (АА-2 по классификации НАТО), соответственно запас ракет — 470 единиц], вертолетный полк с 28 вертолетами [Ми-1, Ми-4], и смешанная авиаэскадрилья [11 самолетов]”.
От ВМФ — бригада ракетных катеров (12 катеров и 28 ракет), береговой ракетный полк “Сопка” (8 пусковых и 34 ракеты). Сухопутные войска — четыре мотострелковых полка (141 танк и САУ, 102 орудия и миномета, 27 ПТУРС). Также в пути находился один танковый батальон 314 ОМСП (отдельный мотострелковый полк).
“Всего прибыло 30938 человек. Из прибывших войск к этой дате приведены в готовность к выполнению боевых задач 17 ракетный полк «Сопка”, 302, 400 и 496 ОМСП, заканчивают подготовку к боевому дежурству с 1 октября — 11 дивизия ПВО в полном составе и один зенрап [зенитно-ракетный полк] 10 дивизии ПВО, 32 ИАП (истребительный авиаполк), 41 бригада ракетных катеров, и, с 10 октября, — два зенрап 10 дивизии ПВО. При этом только к 7 октября (самолетом Ту-114) планировалось отправить группу из 8 генералов и офицеров с целью проверки дислокации, приведения в готовность войск ПВО и авиации, и проверить, правильно ли готовят данные и позиции ракетчики”.
Эти данные приводятся по докладу генерал-полковника С. П. Иванова маршалу Советского Союза товарищу Малиновскому от 29 сентября 1962 года.
В первый день кризиса, 16 октября 1962 года, Кеннеди и его советники уже знали, что размещение советских МБР на Кубе не меняет стратегический баланс, ведь “нет никакой разницы, взорвут вас ядерные ракеты, прилетевшие из Советского Союза, или те, которые прилетят с [расстояния] 90 миль. География не так важна”. Более того, поскольку Советский Союз уступал американцам по разведывательным возможностям (аэрофото- и спутниковая съемка), у американцев было больше времени засечь и отреагировать на подготовку к запуску советских МБР.
Устройство спутника фоторазведки “Корона”, который мог отснять до 7 миллионов квадратных миль за одну миссию. Разрешение было от 12,9 до 1,8 метра.
Чего боялся Кеннеди?
Сами американцы считали, что советское руководство недооценило потенциал разведывательной мощи США, в частности самолётов U-2, хотя за прошедшие два года (с момента, когда был сбит самолёт Пауэрса) могло постараться предпринять какие-либо меры. А ведь маршал Бирюзов, главком войск ПВО в период облётов самолётами U-2 CCCР (до уничтожения самолёта Пауэрса), стал главнокомандующим войск РВСН в апреле 1962 года, и поэтому должен был играть ключевую роль в планировании и размещении ракетных баз на Кубе.
Напомню, время подготовки к пуску советской МБР Р-7 могло занимать более 21 часа. Сами американцы считали, что ракеты советская сторона может запустить с “холодного старта” — базовая степень готовности в течение 6-20 часов, при повышенной готовности — до двух с половиной часов.
Должен отметить, что даже из отчёта 1964 года видно: ЦРУ не знало, разместил ли СССР ядерное оружие, руководствуясь в данном вопросе исключительно догадками и теориями, пусть даже с большим количеством фотоматериалов.
В отчёте ЦРУ 1964 года говорилось:
“Нельзя сказать, что мы нашли боеголовки, но уверенности что их не было — тоже нет”.
Советник по национальной безопасности Макджордж Банди спросил прямо: “Насколько смертельно это [размещение ракет на Кубе] изменит стратегический баланс?”, на что получил от Макнамары ответ: “Вообще никак”, — который полностью удовлетворил всех присутствующих.
Следующим днём в меморандуме для Кеннеди специальный советник Теодор Соренсон подытожил: “эти ракеты, даже полностью готовые и снаряженные, не сильно изменяют баланс мощи — к примеру, они незначительно увеличивают мегатонны, которые будут обрушены на Америку, особенно после внезапного американского ядерного удара”.
Этот вывод Соренсона о внезапной атаке американских сил напоминает нам, что хотя ракеты на Кубе и не увеличивали ядерную угрозу, они затрудняли американское планирование первого ядерного удара, что могло быть частью замысла Хрущева по изменению ядерного баланса между двумя державами в сторону уменьшения вероятности ядерной войны.
Президент Кеннеди, однако, придерживался самого решительного плана действий (хотя и не настолько радикального, как предлагали его военные советники — внезапного ядерного удара). 22 октября он оповестил нацию и Советский Союз провоцирующим ядерным ультиматумом, который почти привёл мир к ядерной катастрофе.
Почему он так поступил?
Поставив вопрос о Кубе как коммунистическом плацдарме, выиграв президентскую гонку и потом испытав унизительное поражение в заливе Свиней, Кеннеди не мог позволить Советам унизить себя ещё раз. Размещение советских ракет на Кубе стало для него в первую очередь политической угрозой. Как отмечал директор по разведке и исследованиям в Госдепартаменте Роджер Хиллсман, “США, может быть, и не находились в смертельной опасности, а вот администрация [президента] точно в таковой оказалась”.
Слабость сильных
Однако более важным фактором было то, что администрация президента Кеннеди просто не могла себе позволить бездействие в данной ситуации, поскольку оказывалась заложником собственного образа действий. Получается, что более весомым фактором в возможной угрозе ядерной войны было не изменение стратегического баланса, а самолюбие Вашингтона, который просто не мог позволить себе сидеть сложа руки, поскольку такой образ портил бы образ США в глазах союзников, да и врагов.
Обратите внимание, что администрация Кеннеди обнаружила существование ракет 16 октября, но только 22 октября рассказала об их существовании нации, выпустив ультиматум для Советского Союза. Это шестидневное раздумье как-то не походит на быстрые действия в кризисной ситуации смертельной угрозы. Гораздо лучшим выходом было бы кулуарное согласие с советским правительством в этот период о взаимном сокращении сил и средств ядерного нападения.
В данной ситуации Кеннеди попал в неприятную обстановку, созданную в результате его же действий, хотя и смог — при участии Хрущёва — разрешить ядерный кризис. 28 октября 1962 г. Хрущёв ответил на послание американского президента, согласившись убрать советские ракеты с Кубы в обмен на вывод из Турции ракет средней дальности “Юпитер”. Угроза ядерной войны, нависшая над человечеством в “чёрную субботу”, 27 октября, отодвинулась на неопределённый срок.
Хрущёв и Кастро. Май 1963 года.
Похожая ситуация сложилась потом и со Вьетнамом. В попытках объяснить, как потеря стратегически незначительного государства Южный Вьетнам ослабит позиции Америки и повлияет на безопасность США, соответственно, помощник министра обороны Джон Макнотон заметил, “что понадобятся изрядные ухищрения, чтобы объяснить, что Вьетнам мгновенно задевает” жизненные интересы США. Кеннеди ответил на это, “что если наша храбрость и решимость будут когда-либо снова подвергнуты сомнению в глазах союзников”, США не смогут перенести такое на глазах Советского Союза. В этом разговоре Кеннеди, с нашей точки зрения, подтверждает, что размещение ракет не столько меняло стратегический баланс, сколько было ударом по репутации.
Погибельность такой политики — в зависимости от созданного образа США — мы видим на последовавшем вскоре примере Вьетнама. “Суровое и бескомпромиссное поведение” США во время Карибского кризиса не повлияло на Хо Ши Мина в сколь-нибудь значительной степени. Подобного рода политические манеры — не выказать слабости или показать уступки на международной арене — были движущей силой в отношениях двух сверхдержав в годы Холодной войны.
Попытки Советского Союза выровнять баланс ядерный мощи и предотвратить гарантированное начало ядерной войны в начале 1960-х годов вызвал яростную реакцию США, обусловленную, как мы видим, более внутренними причинами, которая чуть не привела к началу ядерного конфликта.
Эта история не привела к усвоению урока самим Советским Союзом спустя 17 лет, когда лидеры СССР позволили втянуть себя в войну в Афганистане, под угрозой возможного, пусть даже кажущегося, ухудшения положения СССР на международной арене и демонстрации возможной слабости.
История хороша тем, что всегда повторяется, позволяя извлечь из неё уроки и пользу тем, кто её знает.
Чего боялся Кеннеди?
Сами американцы считали, что советское руководство недооценило потенциал разведывательной мощи США, в частности самолётов U-2, хотя за прошедшие два года (с момента, когда был сбит самолёт Пауэрса) могло постараться предпринять какие-либо меры. А ведь маршал Бирюзов, главком войск ПВО в период облётов самолётами U-2 CCCР (до уничтожения самолёта Пауэрса), стал главнокомандующим войск РВСН в апреле 1962 года, и поэтому должен был играть ключевую роль в планировании и размещении ракетных баз на Кубе.
Напомню, время подготовки к пуску советской МБР Р-7 могло занимать более 21 часа. Сами американцы считали, что ракеты советская сторона может запустить с “холодного старта” — базовая степень готовности в течение 6-20 часов, при повышенной готовности — до двух с половиной часов.
Должен отметить, что даже из отчёта 1964 года видно: ЦРУ не знало, разместил ли СССР ядерное оружие, руководствуясь в данном вопросе исключительно догадками и теориями, пусть даже с большим количеством фотоматериалов.
В отчёте ЦРУ 1964 года говорилось:
“Нельзя сказать, что мы нашли боеголовки, но уверенности что их не было — тоже нет”.
Советник по национальной безопасности Макджордж Банди спросил прямо: “Насколько смертельно это [размещение ракет на Кубе] изменит стратегический баланс?”, на что получил от Макнамары ответ: “Вообще никак”, — который полностью удовлетворил всех присутствующих.
Следующим днём в меморандуме для Кеннеди специальный советник Теодор Соренсон подытожил: “эти ракеты, даже полностью готовые и снаряженные, не сильно изменяют баланс мощи — к примеру, они незначительно увеличивают мегатонны, которые будут обрушены на Америку, особенно после внезапного американского ядерного удара”.
Этот вывод Соренсона о внезапной атаке американских сил напоминает нам, что хотя ракеты на Кубе и не увеличивали ядерную угрозу, они затрудняли американское планирование первого ядерного удара, что могло быть частью замысла Хрущева по изменению ядерного баланса между двумя державами в сторону уменьшения вероятности ядерной войны.
Президент Кеннеди, однако, придерживался самого решительного плана действий (хотя и не настолько радикального, как предлагали его военные советники — внезапного ядерного удара). 22 октября он оповестил нацию и Советский Союз провоцирующим ядерным ультиматумом, который почти привёл мир к ядерной катастрофе.
Почему он так поступил?
Поставив вопрос о Кубе как коммунистическом плацдарме, выиграв президентскую гонку и потом испытав унизительное поражение в заливе Свиней, Кеннеди не мог позволить Советам унизить себя ещё раз. Размещение советских ракет на Кубе стало для него в первую очередь политической угрозой. Как отмечал директор по разведке и исследованиям в Госдепартаменте Роджер Хиллсман, “США, может быть, и не находились в смертельной опасности, а вот администрация [президента] точно в таковой оказалась”.
Слабость сильных
Однако более важным фактором было то, что администрация президента Кеннеди просто не могла себе позволить бездействие в данной ситуации, поскольку оказывалась заложником собственного образа действий. Получается, что более весомым фактором в возможной угрозе ядерной войны было не изменение стратегического баланса, а самолюбие Вашингтона, который просто не мог позволить себе сидеть сложа руки, поскольку такой образ портил бы образ США в глазах союзников, да и врагов.
Обратите внимание, что администрация Кеннеди обнаружила существование ракет 16 октября, но только 22 октября рассказала об их существовании нации, выпустив ультиматум для Советского Союза. Это шестидневное раздумье как-то не походит на быстрые действия в кризисной ситуации смертельной угрозы. Гораздо лучшим выходом было бы кулуарное согласие с советским правительством в этот период о взаимном сокращении сил и средств ядерного нападения.
В данной ситуации Кеннеди попал в неприятную обстановку, созданную в результате его же действий, хотя и смог — при участии Хрущёва — разрешить ядерный кризис. 28 октября 1962 г. Хрущёв ответил на послание американского президента, согласившись убрать советские ракеты с Кубы в обмен на вывод из Турции ракет средней дальности “Юпитер”. Угроза ядерной войны, нависшая над человечеством в “чёрную субботу”, 27 октября, отодвинулась на неопределённый срок.
Хрущёв и Кастро. Май 1963 года.
Похожая ситуация сложилась потом и со Вьетнамом. В попытках объяснить, как потеря стратегически незначительного государства Южный Вьетнам ослабит позиции Америки и повлияет на безопасность США, соответственно, помощник министра обороны Джон Макнотон заметил, “что понадобятся изрядные ухищрения, чтобы объяснить, что Вьетнам мгновенно задевает” жизненные интересы США. Кеннеди ответил на это, “что если наша храбрость и решимость будут когда-либо снова подвергнуты сомнению в глазах союзников”, США не смогут перенести такое на глазах Советского Союза. В этом разговоре Кеннеди, с нашей точки зрения, подтверждает, что размещение ракет не столько меняло стратегический баланс, сколько было ударом по репутации.
Погибельность такой политики — в зависимости от созданного образа США — мы видим на последовавшем вскоре примере Вьетнама. “Суровое и бескомпромиссное поведение” США во время Карибского кризиса не повлияло на Хо Ши Мина в сколь-нибудь значительной степени. Подобного рода политические манеры — не выказать слабости или показать уступки на международной арене — были движущей силой в отношениях двух сверхдержав в годы Холодной войны.
Попытки Советского Союза выровнять баланс ядерный мощи и предотвратить гарантированное начало ядерной войны в начале 1960-х годов вызвал яростную реакцию США, обусловленную, как мы видим, более внутренними причинами, которая чуть не привела к началу ядерного конфликта.
Эта история не привела к усвоению урока самим Советским Союзом спустя 17 лет, когда лидеры СССР позволили втянуть себя в войну в Афганистане, под угрозой возможного, пусть даже кажущегося, ухудшения положения СССР на международной арене и демонстрации возможной слабости.
История хороша тем, что всегда повторяется, позволяя извлечь из неё уроки и пользу тем, кто её знает.