Страна рабов – навсегда?
2 октября 2018 ● Литературная газета
Посмотреть в зеркало правды тягостно, но необходимо.
Василия Шабунина (Филипп Гуревич) ведут на казнь
Наши безоглядные патриоты, увидев среди продюсеров картины имя Анатолия Чубайса и узнав, что создатели выражают благодарность Роману Абрамовичу, или не пойдут на это кино, или воспримут его как очередную художественную провокацию либеральной интеллигенции. А тут ещё постановщик фильма, жена Чубайса Авдотья Смирнова, пригласила на роли родного отца и брата – Андрея и Алексея Смирновых. Чем не семейственность?! А ещё, говорят, картина эта – чуть ли не намёк на дело украинского «режиссёра»-сидельца Сенцова. И такое смотреть?
Можете и пропустить. Но, думаю, много потеряете. Важно лишь настроиться смотреть без предвзятости, забыв о раздражающих персонах и не мучаясь прикидками, во что обошлись съёмки в дензнаках (на деле намного меньше, чем, например, ушло на «Матильду». При этом упомянутые родственники режиссёра, как мне рассказал знакомый кинопродюсер, снимались в фильме без гонорара).
Я не симпатизант Чубайса или Абрамовича. Но какое это имеет отношение к творчеству? И в очень далёкие времена богатые люди (даже царских кровей) поддерживали живописцев, композиторов, поэтов, которые нередко бывали придворными художниками, сочиняли оды в честь королей или гениальные оперы, как М. Глинка «Жизнь за царя». Кстати, первой покровительницей Русского (Императорского) музыкального общества была великая княгиня Елена Павловна, которая жертвовала ему немалые средства, продавая даже личные драгоценности.
Об этом времени (1866 год) и картина Смирновой, хотя она совсем не о том. Один из трёх главных персонажей – писатель Лев Толстой, ещё молодой, полный сил. Найдутся желающие сказать: ничего подобного быть не могло. Нет, прогневятся патриоты, так не мог себя вести создатель «Войны и мира», цель киношников – бросить тень на гения русской литературы. Но факт, что фильм основан на реальной истории, как факт и то, что авторы не претендуют на подлинность всех диалогов с участием Толстого. Они – часть авторского замысла, авторских идей. А уж соглашаться или спорить – личный выбор. Главное, есть о чём.
В основе сюжета не новая идея о сути взаимодействия человека и власти, в том числе власти церковной (образ полкового священника показан скупыми штрихами выразительно и беспощадно). Это фильм и о русской доле, нашей жизни, мучениях и страданиях, подчинённости обстоятельствам. Начинается всё с перевода молодого поручика Григория Колокольцева, сына царского генерала, в обычный полк. Ну, хочется парню выйти из-под отцовской опеки и проявить себя, изменить, хоть на локальном уровне, порядки в армии, а дальше – мало ли что… Может, и всю Россию перестроить!
Он бросает столицу, едет в Тульскую губернию, встречая в поезде знакомого – графа Льва Толстого, который везёт в своё имение чёрных японских поросят, восторгаясь породой: лица у них почти человечьи. Поросята потом в одночасье сдохнут, и в этом тоже символ, но поскольку частный, не будем останавливаться. Есть выводы гораздо более значимые.
Ясно, что в России воруют, а в армии особенно. И вот ротный писарь Василий Шабунин помогает этому, совершая красивым почерком по наущению начальника приписки в ведомости. Но вдруг ревизия – обман вскрывается. Стрелочник всегда находится, машинист ни при чём, а Сам недоступен. Ваську отдают под военно-полевой трибунал за приписки, но главное – за то, что ударил (по сути, праведно) старшего по чину. Судит Шабунина тройка, включая генеральского сына, отмеченного благими намерениями. Двумя голосами из трёх писарю присуждают «расстреляние». Кто же пошёл против системы? Сын-реформатор? Нет (что по сюжету чуть неожиданно – то ли отец повлиял, то ли сам испугался, то ли слепо законопослушен). Голос против смертной казни даёт ранее разжалованный в прапорщики немолодой пьяница-служака.
Беднягу Василия (сколько таких и поныне!), у которого нет ни смелости, ни воли защитить себя, сказать хоть полслова правды, берётся отстоять граф Толстой. Его речь в суде блистательна, зал рукоплещет, но казнь не отменена. Граф обращается к тётушке-фрейлине при государе, та хочет попасть через военного министра к царю. Тщетно! Толстой не указал в обращении ни адреса события, ни названия полка. Лишь пафосные слова! Министр отказывается (или боится) показать прошение царю. Фрейлина тоже пасует. Система поглощает всех с головой. А и то. Если проявить к русским слабость, жди беды, им нужны ежовые рукавицы (царские, генсековские, президентские – не важно). Эта мысль, высказанная дважды и с пронзительной образностью отражённая в работах актёров, оператора, композитора – превосходный ансамбль! – увы, верна. И, видимо, на долгие времена, если мы с ней по сей день согласны.
Все слабы, все недорабатывают, все увязли в болтовне или, наоборот, в молчании и безропотном подчинении людям или ситуациям, все лгут себе и другим, лишь бы не трогали лишний раз и можно было в выходной выпить-закусить, оттянуться (скажем, как в фильме упоить до смерти шампанским слона – ничуть не менее круто, чем ныне устроить ночные гонки на «гелендвагене»). Вот и хорошо, вот и слава богу!
Один лишь брат Льва Толстого Сергей идёт по жизни, ведомый чувством, а не стандартами и мнением окружающих: луч света в тёмном царстве. Хотя отбор исполнителя на эту роль странен – в нём самом нет света, а одни русские терзания. А ведь среди русских было и есть множество светлых людей, исполненных радости жизни. Но, видно, и этого героя накрыла волна общей печали.
Прапорщик, сумевший сказать «нет» приговору над бедным писарем, уже не имеет сил жить дальше и, надев шинель, медленно погружается в реку, чтобы не выйти обратно. Мечтатель-поручик назначен ротным, подвинув прежнего командира-поляка, и болванчиком командует точь-в-точь как тот – «Товсь!». Круг замыкается. Это с нами навсегда?
Картина Авдотьи Смирновой – не частная история одного назначения в русской армии. Это исповедь о русской жизни, русском человеке, художественное и интеллектуальное явление, каких давно не было. Это горькое лекарство. Впрочем, если вернуться к началу заметок, можно считать совсем иначе. Ведь мы рабы схем. Как и рабы системы, а также собственного эгоизма, зависти и других слабостей. Запал же их преодолеть обычно заканчивается, как очередной понедельник «новой жизни». И продолжаем жить, как жили. А тут уж нашим «безоглядным патриотам» Чубайс с Абрамовичем – в козыри. Тем более на самом деле обидно, что на вверенных им «государевых участках» они гораздо менее эффективны ради общего блага и смягчения нравов, чем на делянках боковых.
Ко всему этому имеет лишь косвенное отношение художественная правда Авдотьи Смирновой. Свет её поиска путей к самоспасению, к жизни по совести пробивается сквозь паутину конспирологии и невольных отягощений, становясь искусством, которое глубоко задевает и заставляет задуматься. Хорошо бы дольше, чем до очередного понедельника.
В одном из поздних писем Лев Толстой замечает, что история Шабунина повлияла на него значительно больше, чем имущественные успехи и разорения, успехи его литературы и даже болезни и смерти близких.
Наши безоглядные патриоты, увидев среди продюсеров картины имя Анатолия Чубайса и узнав, что создатели выражают благодарность Роману Абрамовичу, или не пойдут на это кино, или воспримут его как очередную художественную провокацию либеральной интеллигенции. А тут ещё постановщик фильма, жена Чубайса Авдотья Смирнова, пригласила на роли родного отца и брата – Андрея и Алексея Смирновых. Чем не семейственность?! А ещё, говорят, картина эта – чуть ли не намёк на дело украинского «режиссёра»-сидельца Сенцова. И такое смотреть?
Можете и пропустить. Но, думаю, много потеряете. Важно лишь настроиться смотреть без предвзятости, забыв о раздражающих персонах и не мучаясь прикидками, во что обошлись съёмки в дензнаках (на деле намного меньше, чем, например, ушло на «Матильду». При этом упомянутые родственники режиссёра, как мне рассказал знакомый кинопродюсер, снимались в фильме без гонорара).
Я не симпатизант Чубайса или Абрамовича. Но какое это имеет отношение к творчеству? И в очень далёкие времена богатые люди (даже царских кровей) поддерживали живописцев, композиторов, поэтов, которые нередко бывали придворными художниками, сочиняли оды в честь королей или гениальные оперы, как М. Глинка «Жизнь за царя». Кстати, первой покровительницей Русского (Императорского) музыкального общества была великая княгиня Елена Павловна, которая жертвовала ему немалые средства, продавая даже личные драгоценности.
Об этом времени (1866 год) и картина Смирновой, хотя она совсем не о том. Один из трёх главных персонажей – писатель Лев Толстой, ещё молодой, полный сил. Найдутся желающие сказать: ничего подобного быть не могло. Нет, прогневятся патриоты, так не мог себя вести создатель «Войны и мира», цель киношников – бросить тень на гения русской литературы. Но факт, что фильм основан на реальной истории, как факт и то, что авторы не претендуют на подлинность всех диалогов с участием Толстого. Они – часть авторского замысла, авторских идей. А уж соглашаться или спорить – личный выбор. Главное, есть о чём.
В основе сюжета не новая идея о сути взаимодействия человека и власти, в том числе власти церковной (образ полкового священника показан скупыми штрихами выразительно и беспощадно). Это фильм и о русской доле, нашей жизни, мучениях и страданиях, подчинённости обстоятельствам. Начинается всё с перевода молодого поручика Григория Колокольцева, сына царского генерала, в обычный полк. Ну, хочется парню выйти из-под отцовской опеки и проявить себя, изменить, хоть на локальном уровне, порядки в армии, а дальше – мало ли что… Может, и всю Россию перестроить!
Он бросает столицу, едет в Тульскую губернию, встречая в поезде знакомого – графа Льва Толстого, который везёт в своё имение чёрных японских поросят, восторгаясь породой: лица у них почти человечьи. Поросята потом в одночасье сдохнут, и в этом тоже символ, но поскольку частный, не будем останавливаться. Есть выводы гораздо более значимые.
Ясно, что в России воруют, а в армии особенно. И вот ротный писарь Василий Шабунин помогает этому, совершая красивым почерком по наущению начальника приписки в ведомости. Но вдруг ревизия – обман вскрывается. Стрелочник всегда находится, машинист ни при чём, а Сам недоступен. Ваську отдают под военно-полевой трибунал за приписки, но главное – за то, что ударил (по сути, праведно) старшего по чину. Судит Шабунина тройка, включая генеральского сына, отмеченного благими намерениями. Двумя голосами из трёх писарю присуждают «расстреляние». Кто же пошёл против системы? Сын-реформатор? Нет (что по сюжету чуть неожиданно – то ли отец повлиял, то ли сам испугался, то ли слепо законопослушен). Голос против смертной казни даёт ранее разжалованный в прапорщики немолодой пьяница-служака.
Беднягу Василия (сколько таких и поныне!), у которого нет ни смелости, ни воли защитить себя, сказать хоть полслова правды, берётся отстоять граф Толстой. Его речь в суде блистательна, зал рукоплещет, но казнь не отменена. Граф обращается к тётушке-фрейлине при государе, та хочет попасть через военного министра к царю. Тщетно! Толстой не указал в обращении ни адреса события, ни названия полка. Лишь пафосные слова! Министр отказывается (или боится) показать прошение царю. Фрейлина тоже пасует. Система поглощает всех с головой. А и то. Если проявить к русским слабость, жди беды, им нужны ежовые рукавицы (царские, генсековские, президентские – не важно). Эта мысль, высказанная дважды и с пронзительной образностью отражённая в работах актёров, оператора, композитора – превосходный ансамбль! – увы, верна. И, видимо, на долгие времена, если мы с ней по сей день согласны.
Все слабы, все недорабатывают, все увязли в болтовне или, наоборот, в молчании и безропотном подчинении людям или ситуациям, все лгут себе и другим, лишь бы не трогали лишний раз и можно было в выходной выпить-закусить, оттянуться (скажем, как в фильме упоить до смерти шампанским слона – ничуть не менее круто, чем ныне устроить ночные гонки на «гелендвагене»). Вот и хорошо, вот и слава богу!
Один лишь брат Льва Толстого Сергей идёт по жизни, ведомый чувством, а не стандартами и мнением окружающих: луч света в тёмном царстве. Хотя отбор исполнителя на эту роль странен – в нём самом нет света, а одни русские терзания. А ведь среди русских было и есть множество светлых людей, исполненных радости жизни. Но, видно, и этого героя накрыла волна общей печали.
Прапорщик, сумевший сказать «нет» приговору над бедным писарем, уже не имеет сил жить дальше и, надев шинель, медленно погружается в реку, чтобы не выйти обратно. Мечтатель-поручик назначен ротным, подвинув прежнего командира-поляка, и болванчиком командует точь-в-точь как тот – «Товсь!». Круг замыкается. Это с нами навсегда?
Картина Авдотьи Смирновой – не частная история одного назначения в русской армии. Это исповедь о русской жизни, русском человеке, художественное и интеллектуальное явление, каких давно не было. Это горькое лекарство. Впрочем, если вернуться к началу заметок, можно считать совсем иначе. Ведь мы рабы схем. Как и рабы системы, а также собственного эгоизма, зависти и других слабостей. Запал же их преодолеть обычно заканчивается, как очередной понедельник «новой жизни». И продолжаем жить, как жили. А тут уж нашим «безоглядным патриотам» Чубайс с Абрамовичем – в козыри. Тем более на самом деле обидно, что на вверенных им «государевых участках» они гораздо менее эффективны ради общего блага и смягчения нравов, чем на делянках боковых.
Ко всему этому имеет лишь косвенное отношение художественная правда Авдотьи Смирновой. Свет её поиска путей к самоспасению, к жизни по совести пробивается сквозь паутину конспирологии и невольных отягощений, становясь искусством, которое глубоко задевает и заставляет задуматься. Хорошо бы дольше, чем до очередного понедельника.
В одном из поздних писем Лев Толстой замечает, что история Шабунина повлияла на него значительно больше, чем имущественные успехи и разорения, успехи его литературы и даже болезни и смерти близких.