Русская культура и способ производства (часть II)

Продложение начало публикации - часть I

ТЕРПЕНИЕ: СОБЛАЗН И ВЫЗОВ

Легендарная пассивность носителей русской культуры, готовность терпеть до самой последней возможности, уклонение от открытого конфликта является не только следствием «власти пространств над русской душой» (в России, в отличие от Европы, редко «припирали к стенке» население, - почти всегда было куда бежать, и она расширялась именно за счет такого бегства) и наследием длительного жестокого угнетения. Важную роль в формировании этой черты играла и скудость ресурсов, крайне ограничивающая материальную базу любого сопротивления и тем самым делающая его исключительно рискованным, и европейское ощущение самоценности собственной личности и ценности своей жизни (рисковать которыми оказывалось значительно труднее, чем в слитно-роевых традиционных азиатских обществах).

Терпение исторического русского и современного российского народов, продиктованное общей для них русской культурой, создает колоссальный соблазн и одновременно вызов любой системе управления. Она достаточно быстро обнаруживает, что управляемое ей общество прощает ей почти любые ошибки и притеснения и при этом почти не тратит сил (в силу не только пассивности, но и общей скудости ресурсов) не только на принуждение ее к нужным для него решениям, но и на простую обратную связь с нею. В результате у нее возникает ошибочное ощущение полной безнаказанности практически любого произвола по отношению к обществу, отлитое в начале 2000-х годов в классической формуле  «Это быдло будет думать то, так и тогда, что, как и когда мы покажем ему по телевизору». Но это ловушка для системы управления в терпеливом обществе, которое остается для власти «вещью в себе». Практическая реализация этого ощущения ведет к подспудному нарастанию общественно недовольства, которое не проявляется в резкой и отчетливой форме до тех пор, пока не разряжается, - внезапно для правящей элиты и с крайней разрушительностью.

Разрушительность эта многократно усугубляется не только беспощадностью, но и точно зафиксированной тем же Пушкиным «бессмысленностью»: доведенное до крайности общество взрывается не осознанным и направленным на конкретные проблемы недостатки протестом, но принципиальным отказом подчиняться дискредитировавшей себя системе, в том числе и в тех сферах жизни, в которых она действовала разумно и никакого недовольства общества не вызывало.

Общим правилом является не только самоочевидное использование этого недовольства внешними конкурентами (от половцев до американцев), но и менее осознаваемое аналитиками неизбежное расслоение, внутреннее разделение и раздробление правящей элиты под действием обычно не осознаваемого ею весьма мощного «силового поля» растущего общественного недовольства. Это внутреннее раздробление управляющей системы и ее периферии многократно усугубляет разрушительность общественного взрыва (в том числе облегчением внешнего влияния), однако оно же обеспечивает управляющей системе необходимую гибкость и жизнеспособность, так как в ней еще до взрыва появляются не только идейные, но порой и организационные зачатки будущего, посткатастрофического устройства.

Принудительное внешнее объединение внутренне обособленных и самостоятельных единиц, вошедшее в плоть и кровь русской культуры, проявляется и как симбиоз ее носителя с государством, самоидентификация отдельной личности как части не только страны, но и государства, причем ее права воспринимаются как заведомо подчиненные интересам страны, воплощаемым в себе государством.

СИМБИОЗ ЛИЧНОСТИ С ГОСУДАРСТВОМ,
НО НЕ ГОСУДАРСТВА С ЛИЧНОСТЬЮ

Государство воспринимается не как наемный управленец, но как ценность самостоятельная и высшая по отношению к обществу, которое оно скрепляет, спасает от опасностей и развивает.

Подобно тому, как глубоко религиозный человек, как правило, не является целостной, законченной личностью, так как добровольно делегирует часть своей личности на небеса, лишаясь тем самым этой части и суверенитета над собственной жизнью, - так и русский человек делегирует часть своего «Я», своего самоосознания государству и вообще  «начальству», выступающему представителем и олицетворением последнего и устанавливаемых им порядков (даже в сугубо частных структурах).

Интересно, что сами слова «начальство» и «начальствовать», означающее буквально «давать начало», уже свидетельствует о непропорциональной роли всякого внешнего (относительно отдельно взятой личности) управления для россиян.

Симбиоз личности с государством исключительно важен для понимания практических особенностей нашей культуры.

Именно в этом заключается секрет колоссальной эффективности и жизнестойкости носителя русской культуры, действующего  «заодно» со своим государством (в этих случаях, действительно,  «нам нет преград ни в море, ни на суше»). Именно в этом заключается секрет его же полной беспомощности и неспособности даже к элементарной самоорганизации (русские - единственный народ мира, так и не создавший своей диаспоры в США) и самозащите в ситуациях  «оставленности» государством, которые по своим трагическим последствиям напоминают последствия «богооставленности» для истово верующих. В ситуациях же, когда государство по тем или иным причинам становится врагом своего народа, носители русской культуры и вовсе оказываются абсолютно беспомощными до «последнего предела» (а порой и за ним); в этом одна из причин исключительно высокой роли инокультурных элементов в массовых (и особенно успешных) выступлениях против государства.

Ощущение государства, даже явно враждебного личности, тем не менее как «своего» - одна из самых поразительных особенностей русской культуры, носители которого с легкостью прощают руководителям страны (да и любым  «начальникам») то, десятую долю чего они не прощают своим ближайшим родственникам и друзьям! Ярким проявлением этой особенности является привычка называть государство и чиновников словом «наши», которое в сочетании с площадной бранью в их адрес производит на следящего за смыслом произносимых слов слушателя поистине глубокое впечатление. Выражение «наши мерзавцы совсем обнаглели» в России никому не режет ухо.

Слитность, неразделенность личности с государством обуславливает среди прочего и объективную безнадежность пересаживания на российскую почву западных демократических институтов (и всех остальных институтов, основанных на отделенности личности от государства и от другой личности).

ОТНОШЕНИЕ К ТРУДУ:
«СВЕРХЗАДАЧА», МОТИВАЦИЯ,
«РУССКИЙ СПОСОБ ПРОИЗВОДСТВА»

Особенностью русской культуры является органическая неспособность ее носителя существовать без «сверхзадачи», без некоей цели, возвышающейся далеко над его повседневным существованием и придающей этому существованию философский смысл.

Если обращаться к известной притче, носитель русской культуры органически не способен не только  «таскать эти треклятые камни», но даже и  «зарабатывать на жизнь своей семье» - по-настоящему хорошо он может только  «строить Руанский собор».

Потребность в «сверхзадаче» вместе с тягой к «справедливости» сформировали в рамках русской культуры весьма специфический тип трудовой мотивации, ориентированной на деньги лишь как символ этой справедливости.

Поэтому голое стимулирование работника рублем, что доказала вся практика последнего двадцатилетия (да и многие эксперименты с "хозрасчетом"), оказывается совершенно недостаточным, что многократно усложняет задачу системы управления. Простое для нее материальное стимулирование оказывается эффективным лишь при наличии внятно осознаваемой «сверхзадачи» (поэтому политические пропагандисты, а до них священники выполняли, по сути, непосредственно производственную функцию), но самое главное - его безусловная вторичность по сравнению с одобрением окружающих, являющимся непосредственным доказательством  «справедливости» тех или иных действий одобряемого.

Практическим источником такой зависимости от мнения коллег по работе (равно как и общее для россиян стремление к  «миру и согласию», пусть даже в ущерб собственным интересам) является соседский характер российской общины и в целом сельской жизни. Грубо говоря, ставший врагом сосед легко может сжечь ваш дом, тем самым уничтожив ваше благосостояние и пустив вас по миру, - поэтому с ним лучше ладить. Тысячелетняя жизнь в условиях практической реализации этой  «доктрины гарантированного взаимоуничтожения», безусловно, наложила огромный отпечаток на русский национальный характер, - но как минимум не меньшее влияние на формирование трудовой мотивации наложила все же экзистенциальная тяга к справедливости.

Важной особенностью русской культуры, выявленной в начале ХХ века зарубежными социологами и впечатлившей их до такой степени, что они ввели термин «русский способ производства», является склонность к штучной уникальной работе, но не массовой монотонной. Это связано и с органической потребностью в «сверхзадаче», с идеей которой монотонная простая работа связывается намного труднее, чем с  «подковыванием блохи», и к индивидуальному ремесленничеству крестьян (во время зимы или при отпуске «на оборок»).

Таким образом, еще до появления конвейера была выявлена неприспособленность к нему русской культуры: выполнять монотонные однородные операции просто скучно, и поэтому наша страна делала прекрасные сложные машины (вроде боевых самолетов) и хронически не справлялась с более массовым и более простым производством (условно говоря, штамповкой).

Интересно, что бригадный подряд (вводимый в 70-е годы не только в нашей стране, но и, например, в Японии и США), позволяя уйти от конвейера и расширить сферу компетенций каждого работника, сделав его труд более творческим (или хотя бы менее монотонным), соответствовал объективным потребностям русской культуры. При бригадном подряде характер труда приближался к традиционному для нас артельному.

«Русский способ производства» при правильном использовании выведет российское общество из положения заведомо непосильной для него конкуренции с Китаем (ибо мы как работники всегда будем стоить дороже и всегда будем менее организованными и трудолюбивыми) в положение гармонического дополнения его. Ведь культура Юго-Восточной Азии идеально соответствует потребностям именно конвейерного производства, - а русская культура позволяет развивать производство более сложных, «штучных» изделий.

НАШИ ГЛАВНЫЕ ВРАГИ:
БОЯЗНЬ СЧАСТЬЯ И АВРАЛЬНОСТЬ

Конечно, говоря о в целом позитивных особенностях нашей культуры (равно как и о сочетающих в себе позитивные и негативные последствия для общественного развития), нельзя закрывать глаза и на её, безусловно, вредные черты, на протяжении как минимум столетий мешающие нам нормально жить и развиваться.

Самая главный, едва ли не фатальный порок носителей русской культуры - боязнь счастья и инстинктивное бегство от него как от греха, неумение и, главное, искреннее нежелание любить себя и принимать себя такими, какими они являются. Это качество является прекрасным стимулом как для личного самосовершенствования, так и (при грамотном использовании со стороны управляющих систем) для общественной модернизации, однако оно же обрекает значительную часть народа на хроническое неблагополучие, как материальное, так и в первую очередь психологическое, которое, проявляясь в значительных масштабах, подрывает конкурентоспособность общества.

Названное выше уклонение от конфликта до последней черты, по достижении которой следует неожиданный для привыкшего к отсутствию сопротивления взрыв, в тактическом плане удобно для управляющей системы, но в стратегическом плане является колоссальной проблемой. Именно эта черта вкупе с получением нефтедолларов стала причиной окончательного отказа от построения в Советском Союзе общества массового потребления, - отказа, который и привел к его краху.

Несмотря на индустриализацию (и даже информатизацию), русская культура, российский образ жизни по своей природе остались глубоко сельскохозяйственными. Это проявляется не только в традиционных катастрофах и принятии стратегических решений в августе, не только в осеннем всплеске свадеб даже в крупных городах.

Крестьянин, подчиняясь естественной смене времен года, привыкает уже хотя бы в силу только этого к «внешнему управлению» - и весьма естественно переходит от подчинения природным силам к подчинению силам общественным (и даже иностранным).

Однако главное проявление сельского характера русской культуры - авральный, крайне неравномерный характер как труда, так и всей жизни в целом. Крестьянин привык, что периоды исключительно интенсивной работы (на посевной и особенно на уборке урожая, когда  «один день год кормит») перемежаются с длительными периодами хронического безделья (например, зимой). В результате добросовестное планирование на любом уровне в нашей стране вынуждено учитывать, что трудовой цикл начинается с длительного периода раскачки, за которым следует нормальная работа «в охотку», сменяющаяся диким  авралом, в ходе которого могут быть как значительно перевыполнены первоначальные задания, так и разрушено все, что можно разрушить, - от оборудования до человеческих отношений.

Однако внятный учет этой и других особенностей русской культуры позволяет, как многократно показывала практика, добиваться непредставимых для иных культур, поистине фантастических результатов. Но опять же это предъявляет особые требования к системе управления, которая должна быть не столько «сильной», сколько «умной».

Русский обозреватель
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе