Ведь славян больше и они должны быть сильнее. Пассивность не может объяснить все. Всегда есть бунтари, которые готовы возмущаться чем угодно. Власть варягов уже сама по себе большой повод быть недовольным. Конечно, таких мало, но они есть всегда. Наверное, были они и тогда. Неужели они никак не сопротивлялись? Наконец, неужели никак не сопротивлялись славянские вожди, которые совсем не были заинтересованы в том, чтобы ими кто-то правил и собирал с них дань? Разве они не могли соединиться, собрать свои дружины и прогнать Олега? Почему сам Олег считает опасным именно Аскольда, а не князя древлян или уличей? Почему, когда варяги покоряют одно племя, другие и не думают идти к ним на помощь?
Картина получается даже страшнее, чем при нашествии Батыя. Там князья хоть как-то пытались объединяться и помогать друг другу, а весь народ участвовал в той войне. Но не при подчинении варягам. Хоть у Олега не было огромной армии и конницы, он захватил будущую Русь даже легче, чем Батый. Но почему? Почему та же Ольга могла не опасаться восстания всех славян из-за расправы над древлянами? Да. Они были инертны, но эксперимент был совершенно невиданный. Так почему на него пошли?
А потому, что прекрасно понимали, что все славяне не могут одновременно восстать в принципе. Это разные народы, которые имели свои догосударственные образования, которые имели все шансы и не стать единым государством. Мы вполне могли иметь вместо единой Руси каганат вятичей, Великое Княжество Древлянское, королевство уличей. Конечно, все это были родственные племена. Более или менее. Древляне и уличи идут в «Повести» через запятую с ляхами, чехами, моравами, болгарами и сербами. Словом, если Вы думаете, что в языческой Руси жили древние русичи, росы или русы, то это не так. Вернее, такие были, но это была лишь часть населения, совсем не самая большая, а никак не название народа, который ее населял. Просто потому, что такого народа не было. Нет. Росы были. И Русь была не безлюдной пустыней. Просто ее коренное население не считало себя одним народом, и было скорее «русскоподданными», чем русскими. Это было множество племен, большинство из которых были славянскими.
Из не славян там точно были фино-угры – мурома, чудь, весь. Возможно, на границах с Хазарией и Волжской Булгарией жили тюрки. Гумилев где-то откопал даже германское племя россомонов, но в Причерноморье еще вполне могли жить германцы-готы. Что их всех объединяло? Да ничего. Ничего, кроме того, что их всех обложили данью киевские князья. Благодаря этому счастливому обстоятельству они, в конце концов, оказались в одном государстве, в котором слились в один русский народ. Но как и когда?
Во время расправы над древлянами его еще нет. Иначе восстание просто охватило бы все племена и стало чем-то вроде войны Верцингеторикса против Цезаря с той разницей, что за Ольгой не было могущественной империи. Вместе они объединялись только в военных походах. Опять таки силой и властью варяжских князей. Больше ста лет эта ситуация князей вполне устраивала. Так легче собирать дань, легче подавлять протесты, легче собирать «добровольцев» на «доблестный» грабеж греческих рыбаков и крестьян. Но поход Олега показал, что даже с Хазарией так воевать нельзя. Не говоря уже о том, чтобы отражать вражеское вторжение на Русь кого угодно, вплоть до других варягов. Словом, нужно было как-то стирать грань не только между варягами и всеми остальными, но и между племенами. Нужно было, чтобы древляне, вятичи, уличи и даже мурома с чудью стали считать себя единым целым, одним народом. И единство это должно было быть выше национальных различий. Словом, с самого начала Русь была обречена стать не национальным государством полян или древлян, а империей, включающей в себя разные племена и народы, в том числе не славянские (варягов, крымских потомков готов и греков) и даже не индоевропейские (фино-угров). Все европейские народы дали очень похожий ответ на подобный вызов – соединение местных племенных обычаев, римской идеи государства и христианской религии. Смешанные в разной пропорции, эти элементы были в каждом европейском государстве того времени.
Более того, эта система вполне доказала свою жизнеспособность. С 4 по 18-19 век в ней жили все европейские государства. Более того, даже европейские революции в конечном итоге очень часто приводили к воссозданию этой же системы, хотя и в немного иной форме (Наполеон). Даже в США, где нет, и не было государственной религии, все еще существует присяга на Библии. В то время как в «клерикальной» России ее до сих пор нет.
А теперь представим себе, что могли увидеть Аскольд, Ольга или, послы князя Владимира в Константинополе. Они могли видеть огромный, богатый и самый благоустроенный город мира. Достаточно сказать, что это была единственная европейская столица с водоснабжением и канализацией. Даже в Риме все это уже пришло в негодность, а в Париже или Лондоне просто не было. Статуи, дворцы, соборы поражали своей роскошью, великолепием и красотой. И в них все еще звучала древняя музыка, основанная на древнегреческих ладах. А почти в самом центре города были военные конюшни, которые демонстрировали военную мощь империи – лучшую на тот момент тяжелую конницу Европы.
Точнее, не саму конницу, а то, что она есть. Это огромное здание до сих пор сохранилось и сейчас служит одним из главных рынков Стамбула. Раз уж речь зашла о рынках, то, покупая там товары, наши купцы и сопровождавшие их войны могли слышать самую разную речь от англо-саксонской до арабской, грузинской и армянской. Ведь город был центром торговли мирового значения. Даже китайский шелк попадал в Европу через Константинополь.
Если мы говорим о торговле, то не можем не вспомнить и флот, который ее обеспечивал. Флот этот, устроенный по римскому образцу и с применением античных технологий превосходил любой другой флот Средиземноморья минимум на пол поколения.
Технологическая разница между ним и скандинавскими дракарами или русскими ладьями была примерно такой, как между современным истребителем и даже самыми лучшими самолетами Второй Мировой. С таранами, баллистами, гарпунами и греческим огнем в арсенале он на голову превосходил флот любого Европейского государства. По качеству к нему приближались лишь арабские и венецианские военные суда. Которые его копировали. Но греческого огня не было и у них. А флот с греческим огнем был сильнее любого другого вплоть до появления палубной артиллерии. Просто потому, что поджигал он любое судно, а потушить его водой было нельзя. Конечно, можно было бы его засыпать песком, но при том развитии судостроения корабль с достаточным количеством песка затонул бы от его веса. Секрет этой технологии не известен до сих пор. По описанию это что-то похожее на напалм, но технически изобретение византийцами напалма маловероятно. В любом случае, это говорит об уровне развития науки в Византии.
Кстати, очень долго это было единственное Европейское государство с университетом. Он, правда, был скорее гуманитарным, но у других не было и этого.
Кстати, университет и школьная система позволяли Византии иметь профессиональное чиновничество и бюрократический аппарат, который в Европе того времени заменяли феодалы, многие из которых едва могли написать свое имя. Даже не в эпоху Возрождения, а лишь в Новое Время, к концу 16 века, Европа создаст нечто подобное византийскому чиновничеству.
Но главное было даже не в этом. Именно Византия создала систему соединения местных традиций (для нее – греческих), римской государственности и христианства. Именно в Византии с ней можно было познакомиться из первых рук. Более того, империя имела за спиной и живую римскую традицию управления разноплеменным населением. Даже в тот момент ей подчинялось несколько арабских эмиратов, от нее зависели армянские княжества, в ней жили самые разные народы, включая очень большое число славян. Значительная их часть, правда, после крещения болгар провозгласила свою независимость и успешно ее защищала до тех пор, пока Святослав не нанес им удар в спину. Но во время посольства Ольги правил Константин Порфирородный, который своей земельной реформой пытался защитить крестьян от притеснений землевладельцами. Хотя весь его план, который, в нашем представлении, больше напоминал программу каких-нибудь «социалистов-революционеров» с обоснованием в духе «теологии освобождения», так и не был воплощен до конца, он сумел предотвратить вероятное восстание славян в самой Греции. Славяне Фессалии и Пелопоннеса болгар не поддержали.
Но важнее конкретного плана была сама эта идеология Константина, вполне традиционная для Византии. Государство, считалось там, допущено Богом отнюдь не только для того, чтобы не допустить на Земле ад, но и для того, чтобы самым лучшим образом из всех возможных заботиться о гражданах. Если бы Константин говорил языком западного папизма, он бы мог сказать, что император это «раб рабов Божиих». Бог дал ему земную власть не для того, чтобы он ей наслаждался, но чтобы он заботился о подданных всех народов и сословий. Ведь есть нечто, что их объединяет и что важнее национальных различий или сословий – все они созданы одним Богом и большинство из них принадлежит одной Православной Церкви.
Конечно, даже по византийским меркам Константин был мечтателем и идеалистом. Впрочем, его и не воспитывали править. Заниматься этим должен был его воспитатель Роман Лакапин, но он предпочел провозгласить императором себя. Сначала он был вторым императором, потом стал первым. Постепенно он короновал еще трех своих сыновей, а Константин оказался лишь пятым царем. Он был отстранен от управления Империей даже после совершеннолетия, но предоставлен сам себе. Но Роман был достаточно добрым человеком и потому Константин не попал под лошадь, не накололся на ножичек во время детской игры и даже не оказался в роли «человека в железной маске». Он не испытывал нужды и получал все, что угодно, кроме власти. В таких условиях он решил заняться не пьянством и развратом, а чтением книг. Прошло время. Семья Лакапинов перессорилась друг с другом.
Сыновьям-царям казалось, что их отец правит слишком долго, да и каждый из них считал, что именно он должен стать старшим царем. Словом, незаметно все сложилось так, что власть практически сама пришла в руки Константина как раз к тому времени, когда Ольга собралась в Константинополь. И на вопрос о том, «Как нам обустроить Россию» ей мог ответить самый образованный, но и самый идеалистичный правитель того времени. Это может показаться случайным совпадением, но если бы Аскольд захотел задать этот вопрос кому-то в Константинополе, то он мог встретить там самого образованного из Константинопольских Патриархов – свят. Фотия. Вернее, по образованию его могли превосходить свв. Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, но он был гораздо опытнее в политических вопросах и, как и Константин, всю жизнь занимался самообразованием. Случайным это считать, конечно, можно, но только если уж очень сильно хочется. Потому как уж очень много совпадений получается. Словно, Кто-то, Кто может управлять историей, очень сильно хотел, чтобы русские правители учились именно у греков. Словно Он уже тогда готовил нас к тому, чтобы мы однажды стали Третьим Римом. Кто?
Дух всюду сущий и единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто всё собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем: Бог.
(Г.Р. Державин. "Бог")
И ни Перун, ни Велес, ни некие «духи грозы», которые «бьют в барабан» никак не могли Ему помешать.
Автор: диакон Андрей Белоус
Русский обозреватель