Возвращение империй (V)

Современные империи на Востоке


Обозреватель испанской «El Pais» Хавьер Валенсуэла пишет: «Запад сначала в виде испанской, португальской, французской, британской, а затем американской империй господствовал над миром в течение пяти веков… Однако Солнце Истории не стоит на месте: гегемония уже закончила свой путь на Западе и теперь снова встает на Востоке». (1)

Особенностью формирования «больших пространств», или современных империй, на Востоке является то, что часть из них не так давно и сами были объектами колониальных притязаний. А некоторые имперские проекты являются частью еще более крупных комбинаций, встраиваясь в сложную систему иерархических связей и вассальных зависимостей, за которыми угадывается тень Вашингтона.

Можно смело сказать, что на Ближнем и Среднем Востоке наибольшую активность в деле имперского строительства проявляет Турция. И если какое-то время назад эта линия, идущая от правящей в стране умеренно исламистской Партии справедливости и развития, кое-кого пугала, то в последнее время все заметнее поддержка турецких имперских амбиций из западных столиц. Как пишет З. Бжезинский, «на международной арене модернизирующаяся и светская в основе своей сегодняшняя Турция начинает завоевывать региональный авторитет, географически обусловленный имперским османским прошлым», а новая внешняя политика страны, разработанная А. Давутоглу, «основана на признании Турции региональным лидером на территории бывшей Османской империи, включавшей в себя Левант, Северную Африку и Месопотамию». Турция, добавляет Бжезинский, полезна и тем, что ее «манят и получившие независимость после распада Советского Союза центральноазиатские государства за пределами бывшей Османской империи, носители преимущественно тюркского культурного наследия». (2)

Многое говорит о том, что Соединённым Штатам и их союзникам, подпитывающим неоосманистскую идеологию Анкары, удается направить её устремления на юг – в Левант и на восток - в сторону Кавказа и Центральной Азии. На это указывает, например, стремительное падение интереса к будущему Сирии и Ливана со стороны их прежней метрополии – Франции. Создается впечатление, что это «приз» Турции за правильное стратегическое поведение, и он ещё больше втягивает Анкару в сети зависимости от США в этом регионе.

Турция оказывается удобной для Вашингтона еще и тем, что в силу недостаточного экономического потенциала для реализации своих геополитических амбиций она всегда будет заинтересована в солидной американской поддержке, а следовательно, ее можно контролировать. В конечном выражении связка Париж как гегемон Западного Средиземноморья, а Анкара – Восточного явится лишь возвращением к уже существовавшим в 17-18 веках стратегическим контурам. Решение Франции о снятии вето с одного из пяти заблокированных разделов в переговорном процессе Турции и ЕС – многозначительное событие с точки зрения турецко-французских отношений. Турецкая пресса не случайно отмечает, что по сравнению со своим предшественником Олланд придаёт большую ценность отношениям с Турцией и стремится наладить и развивать прерванные связи. (3)

Турецкий политолог Хакан Озден пишет: «Не будем забывать: турки – один из немногих народов в истории, которые смогли остановить китайцев, и если это было вчера, то возможно и завтра. И без помощи турок Запад не сможет ни остановить, ни сдержать, ни окружить суперсилу, в которую превращается Китай». (4)

Помимо неоосманизма и духа исламского халифата, идейной основой для строительства новой турецкой империи является пантюркизм. Еще Кемалем Ататюрком была разработана доктрина, согласно которой все тюркоязычные народы должны быть объединены в «Великий Туран» под эгидой Турции. Автор книги «Тюркские народы» Нурер Угурлу утверждает, например, что «влияние тюркских народов было распространено от Дуная до Ганга, от Адриатического до Восточно-Китайского моря и достигло Пекина, Дели, Кабула, Исфахана, Багдада, Каира, Дамаска, Марокко, Туниса, Алжира, Балканского полуострова». Интересно, что на территории России к тюркам, по мнению этого автора, принадлежат и не являющиеся таковыми народы: авары, лезгины, даргинцы, лакцы, табасаранцы, рутулы, агулы, отдельные тейпы чеченцев, ингушей, адыги, абхазы, черкесы, абазины, осетины, кабардинцы. (5)

На государственном уровне Анкара прилагает немалые усилия для становления Совета сотрудничества тюркских государств со штаб-квартирой в бывшей имперской столице Стамбуле. На одном из саммитов организации турецкий президент А.Гюль заявил о том, что «Турция, участвующая в форумах Большой двадцатки, может представлять интересы всего тюркского мира». (6) Приняты общие флаг и герб Совета. Из постсоветских тюркских республик только Узбекистан упорно игнорирует мероприятия этой организации.

Несмотря на экономическую блокаду, набирают обороты процессы воссоздания Иранской (персидской) империи. Например, концепция «Большого исламского Ирана», разработанная секретарём иранского Совета политической целесообразности Мохсеном Резайи, предлагается ираноязычной элите разных стран в качестве стратегии создания большого культурного и экономического пространства. И это уже уровень официальной государственной политики. М. Резайи пишет: «После распада Ирана как огромного культурного ареала и разделения единого народа на несколько частей в конце эпохи династии Афшаров и начале правления Каджаров минимальным требованием иранских народов к своим правительствам и политикам было установление друг с другом экономических, культурных и политических союзов». Однако длительное время «умы патриотически настроенных политиков и интеллигенции были направлены на освобождение от цепей колониализма и деспотии, поэтому не было никакой возможности всерьез говорить о сплочении государств, расположенных на территории раздробленного Ирана». Мохсен Резайи полагает, что современный Иран является лишь частью Большого Ирана наряду с Афганистаном, Таджикистаном, Курдистаном и Азербайджаном. Поэзия, наука, героический эпос и история – все это является общим культурным наследием иранских народов. Считать обладателем этого наследия только население современного государства Иран означает умалять достоинство народов соседних стран и сводить на нет понятие «иранство». (7) В геополитическом выражении эти великоиранские амбиции Тегерана угадываются, например, в проекте железной дороги Мешхед – Герат – Душанбе.

В Южной Азии на гегемонию откровенно претендует Индия. В отличие от Турции она пытается выступать как самостоятельная сила и не склонна прислушиваться к «рекомендациям со стороны». Тем не менее Индия в стратегических расчетах Вашингтона является слишком крупной величиной, чтобы оставлять её без опеки. Особая роль тут принадлежит ближайшему союзнику США и бывшей индийской метрополии – Англии. Глава британского правительства Дэвид Кэмерон недавно побывал в Индии во главе делегации примерно в 140 человек. Цель – укрепить политическое влияние в Индии и, главное, расчистить дорогу для британских транснациональных корпораций. Остаются надежды и на продвижение британской военной техники. Истребитель «Еврофайтер», в производстве которого участвует Англия, проиграл тендер французской боевой машине «Рафаль». Однако Парижу пока не удалось оформить сделку. Дели ее затягивает. В Лондоне рассчитывают, что индийцы передумают и откажут французам. Вместе с тем после провала «ядерной сделки» оптимизма в Вашингтоне по поводу того, что Индию удастся легко включить в «коалицию демократий» на антикитайской основе, поубавилось. Да и союзная Англия – далеко не ведущий экономический партнер Индии. По объему экономических связей ее значительно опережают США, Китай и Япония.

На Дальнем Востоке сравнивать современные претензии Японии с ее имперским проектом «Великой Восточноазиатской сферы совместного процветания» периода Второй мировой войны не приходится. Суверенитет Японии до сих пор ограничен, и часть ее территории все еще оккупирована американскими войсками. Однако с учетом японского экономического, да и военного потенциала Токио является ключевым вассалом американской империи в АТР. В геополитическом смысле американцам удается мобилизовать японцев на глобальные проекты «сдерживания» Китая и России, давая лишь призрачные надежды на решение в их пользу эфемерных споров вокруг островов Дяоюйдао и тупиковой дискуссии по поводу Курил. Это одно из самых выгодных стратегических вложений Вашингтона, особенно с учетом того, что торговые разногласия с Токио уже в тени проблем с Китаем. Поддерживая японцев в их спорах скорее на словах, чем на деле, и не связывая себя никакими юридически обязывающими обещаниями, американцы в своей политике в АТР могут рассчитывать на весь немалый японский потенциал. В идеале в таком же качестве в Белом доме хотели бы видеть и Южную Корею. При этом в Вашингтоне понимают, что из-за исторических проблем с Японией строить связи с Сеулом придется напрямую, а не через Токио.

В американском стратегическом мышлении Китай XXI века всё больше становится тем, чем был для США в XX веке Советский Союз, то есть главным соперником в области мировой политики. Немецкие эксперты полагают, что вывод войск из Ирака и Афганистана, относительная сдержанность Соединенных Штатов в Ливии, а теперь и в Сирии, а также вывод американских военных бригад из Германии – всё это связано со стратегией, которая предполагает почти полное переключение внимания Вашингтона на Китай…

Американцы намерены до 2020 года перевести 60% своих военно-морских сил, а также шесть из 11 авианосцев в акваторию Тихого океана, разместив их в первую очередь на существующих с конца Второй мировой войны военных базах в Японии и Южной Корее. Одновременно Соединенные Штаты и Китай ведут борьбу за влияние в Южно-Китайском море и в таких государствах, как Вьетнам, Кампучия, Мьянма, Таиланд, Филиппины, Малайзия, Сингапур, Индонезия, Бруней и сепаратистский Тайвань. Пекин провозглашает это море своим на основании исторического права – в XV веке оно принадлежало империи. (8) При этом беспристрастный анализ имперской политики Китая показывает, что её юго-восточное направление является постоянной величиной. Китаю будет необходимо не просто освоить гигантский регион Восточной Азии при возрастающем сопротивлении США, их союзников и вассалов, но и затрачивать огромные ресурсы на его удержание. На севере со стороны России и на Западе в Центральной Азии Пекин, прежде всего, интересуют надежный тыл и возможности получения сырья. Нет никакого геополитического смысла для китайцев в дополнительном приобретении здесь территорий, чем постоянно пугает россиян и центрально-азиатов Запад. Россия – сильная ракетно-ядерная держава, а в таких ее мало пригодных для жизни зонах, которые якобы мечтают заселить китайцы, они и у себя на родине-то не живут. Присоединять Центральную Азию к вечно мятежному Синьцзяну в Пекине тоже особого желания не заметно. В Москве, разумеется, это прекрасно понимают, поэтому расчеты Вашингтона втянуть её в свою орбиту в целях сдерживания Китая вряд ли оправдаются.

(Продолжение следует)

(1) http://inosmi.ru/world/20120904/198572619.html

(2) Бжезинский Збигнев. «Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис», М. Астрель, 2012, стр.208.

(3) http://www.inosmi.ru/asia/20130218/205986654.html

(4) http://www.inosmi.ru/world/20130215/205937083.html

(5) http://www.inosmi.ru/world/20130113/204563281.html

(6) http://www.iimes.ru/?p=9459

(7) http://www.inosmi.ru/asia/20130117/204735826.html

(8) http://www.spiegel.de/politik/ausland/usa-und-china-ringen-in-asien-um-die-vorherrschaft-a-837825.html

Дмитрий МИНИН

Фонд Стратегической Культуры

Поделиться
Комментировать