«Работать должен каждый — и мужчины, и женщины»

Художница Ксения Хауснер — о радикальном феминизме, русских художниках и искусстве, меняющем мир.
Фото: Антон Баклыков
 
 
Гендерный дисбаланс в арт-среде по-прежнему есть, у театров сегодня меньше денег, чем в 1990-е, и это негативно сказывается на оформлении постановок, а появление цифровых репродукций — важная веха для искусства, хотя на картину лучше всего все-таки смотреть вживую. Об этом «Известиям» рассказала австрийская художница Ксения Хауснер, чья персональная выставка «Правдивая ложь» 28 сентября открылась в ГМИИ имени Пушкина. Хауснер работает с традиционными жанрами — среди ее произведений доминирует станковая живопись — и отдает предпочтение фигуративному искусству. Однако сюжеты ее композиций зачастую загадочны и иррациональны.



«Мои картины стали более свободными и радикальными»

— Ваша предыдущая персональная выставка в России состоялась в 2000 году в Русском музее. Чем новый проект отличается от нее и какую эволюцию ваше искусство претерпело за эти два десятилетия?

— На выставке в ГМИИ есть лишь одна работа, которая демонстрировалась в 2000 году, — она называется «После» (Ксения Хауснер изобразила на ней себя в обнаженном виде. — «Известия»). Все остальные были созданы позже. Если же говорить о том, чем мои недавние произведения отличаются от более ранних, я бы, наверное, сказала, что они более свободные и радикальные.


Посетительница на выставке «Ксения Хауснер. «Правдивая ложь» в ГМИИ им. А.С. Пушкина
Фото: Антон Баклыков


— В каком смысле более радикальные?

— По живописной технике. Я использую новые приемы. Да и сами сюжеты стали более постановочными. В начале моего творческого пути как художника я больше интересовалась классическим портретом, теперь же я создаю истории и приглашаю людей, чтобы они сыграли их в моей студии, как в театре.

— Вы работаете со станковой живописью — холсты, масло, акрил. Но сейчас на первый план в современном искусстве выходят другие форматы: видео-арт, инсталляция, перформанс. Не боитесь ли вы, что через некоторое время живопись станет маргинальным, устаревшим направлением?

— Живопись никогда не устареет. Картина может устареть, только если она написана старой краской или просто плохо сделана. Мы не сможем уничтожить, убить живопись — она всё равно будет основной составляющей искусства и его истории. И тот факт, что существуют инсталляции или видео-арт, не означает, что холсты должны уйти в прошлое.

— Насколько ваше искусство социально? В какой степени оно реагирует на злободневные тенденции и события?

— Конечно, я живу в этом мире и постоянно отражаю в своих произведениях то, что в нем происходит. Например, на выставке представлены картины из серии «Изгнанники», посвященной теме миграции. Но я не журналист, поэтому, прежде чем попасть ко мне на холст, сюжеты претерпевают определенные трансформации.



«Еще некоторое время назад музеями руководили только мужчины»

— Женщины — ваши главные персонажи. Считается, что вы женский художник. Как вы относитесь к современным трендам — таким как #MeToo, радикальный феминизм и так далее?

— Естественно, я за феминизм. А как может быть иначе? Не понимаю, о чем здесь можно дискутировать, какие сомнения возможны. Вы разве против того, чтобы у женщин были такие же права, как и у мужчин?

— Я говорю именно о радикальном феминизме.

— Я не делю феминизм на радикальный и нерадикальный. Что такое радикальный феминизм? Убивать мужчин? Нет, речь в любом случае — о равных возможностях.


Посетители на выставке «Ксения Хауснер. «Правдивая ложь» в ГМИИ им. А.С. Пушкина
Фото: Антон Баклыков


— Мы знаем, что до XX века в живописи полностью доминировали мужчины. Но в прошлом столетии на арт-сцену начали выходить женщины — в России это были Наталья Гончарова, Зинаида Серебрякова, Александра Экстер, Любовь Попова... Можно ли сказать, что к сегодняшнему дню гендерный дисбаланс выровнялся?

— Несомненно, сейчас этот дисбаланс, к сожалению, остается. Тем не менее в XX веке ситуация улучшилась в том плане, что не только стало больше художниц, но также появилось больше женщин — директоров музеев, женщин-кураторов, в общем, тех, кто помогает художницам продвигать свое искусство. А ведь еще некоторое время назад руководящие позиции в музеях занимали только мужчины.

— Два главных московских художественных музея — Третьяковку и ГМИИ имени Пушкина — возглавляют женщины: Зельфира Трегулова и Марина Лошак. Можно ли сказать, что Россия в этом смысле находится на передовой прогресса?

— Благодаря коммунизму в России женщины начали работать гораздо раньше, чем в капиталистическом европейском мире, где от них требовалось только сидеть дома с детьми и заниматься домашними делами. Поэтому российские женщины — кстати, как и немецкие — гораздо более привычны к работе, и это помогает им сегодня.


Австрийская художница Ксения Хауснер на персональной выставке «Правдивая ложь» в ГМИИ имени Пушкина
Фото: Антон Баклыков


— Это хорошо, что женщинам приходится работать?

— Я считаю, что каждый должен работать — и мужчины, и женщины. Каждый должен суметь заработать себе на жизнь. А что вы видите плохого в этом?

— Есть такая точка зрения: сделав так, что женщина стала работать наравне с мужчиной, коммунисты на самом деле только усугубили неравенство, потому что на слабый пол в СССР пала двойная нагрузка. Сначала женщины полный день трудились на работе, а потом приходили домой и занимались детьми, уборкой, готовкой и прочими бытовыми обязанностями, традиционно считавшимися женскими. Мужчины не всегда были готовы помогать им в этом.

— Сейчас на Западе ситуация не такая, как вы описали. Мы считаем, что мужчина должен вступать в эту игру наравне с женщиной и брать на себя часть «женских» обязанностей — вплоть до ухода в декрет, когда появляются дети. Если женщина работает, тем более тяжело, она не обязана тянуть на себе все домашние дела, потому что это элементарно нечестно.



«Сегодня декорации — зачастую просто черные сцены»

— В 1992 году вы закончили свою деятельность в качестве сценографа и с тех пор сосредоточились на живописи. Что вы думаете по поводу современного театра, в частности музыкального? И можете ли вы вернуться назад, к сценографии?

— Два года назад в Берлинской опере я участвовала в работе над постановкой «Кавалера розы» Рихарда Штрауса. Я иногда возвращаюсь к сценографии, но это совершенно не означает, что я закончу заниматься живописью.

Несомненно, за три десятилетия театр очень изменился. Основное отличие — в том, что сегодня в этой сфере гораздо меньше денег. Мне очень повезло: в 1980–1990-е годы театры были гораздо богаче и работать сценографом было очень выгодно. Но дело не только в гонорарах. Чем скромнее бюджет постановки, тем проще становятся декорации, так что сегодня это зачастую просто черные сцены.


Выставка «Ксения Хауснер. «Правдивая ложь» в ГМИИ им. А.С. Пушкина
Фото: Антон Баклыков


Плюс ко всему мне интереснее театр, ориентированный на человеческие взаимоотношения, на проблемы социума, тогда как сейчас на первый план выходят агитационные, агрессивные спектакли.

— Были ли вы в наших оперных театрах?

— Нет. Я бы очень хотела попасть в Большой театр.

— Что вы думаете о русских художниках? Может быть, вы знаете каких-то современных авторов?

— К моему большому стыду, я знаю только тех художников, которые представлены в наших музеях, но абсолютно не имею понятия о том, что сегодня происходит на российской художественной сцене. Илья Кабаков не в счет. (Смеется.) Я бы хотела встретиться с некоторыми современными художниками из вашей страны.

— А если говорить о классиках?

— Русские классические художники восхитительны. Казимир Малевич, Василий Кандинский, Александр Дейнека... Но для того чтобы разбираться в российском искусстве, необязательно приезжать в Россию — можно увидеть всё это и в интернете.



«Самое лучшее — смотреть на картину вживую»

— Раз вы заговорили о репродукциях: насколько важно для вашей живописи, чтобы люди видели ее именно вживую? Сильно ли она, по вашему мнению, теряет, когда ее смотрят в виде качественных репродукций?

— Несомненно, мы сегодня живем в мире репродукций. И то, что мы можем знакомиться с картинами художников в интернете, — наша новая реальность. Мы никогда не вернемся в прошлое, не отмотаем время назад. И тем не менее самое лучшее — смотреть на картину вживую. С другой стороны, очень важно, что благодаря цифровизации люди в принципе могут получить представление о том или ином художнике.


Художница Ксения Хауснер на персональной выставке «Правдивая ложь» в ГМИИ имени Пушкина
Фото: РИА Новости/Владимир Вяткин


— Возможно, вы слышали, что недавно Эрмитаж продал цифровые копии (NFT) своих знаменитых картин. Что вы думаете по поводу этой тенденции?

— Я знаю, что NFT сейчас в тренде, но я ничего в этом не понимаю. Надеюсь, что когда-нибудь разберусь, но пока...

— Вы сами не собираетесь продавать таким образом какие-нибудь свои произведения? Ведь сертификат NFT можно привязать не только к цифровому изображению, но и к физическому предмету.

— Пока нет.

— Может ли искусство изменить мир?

— Нет. Но искусство может дать нам какое-то новое представление о мире. И подарить нам желание, инициативу его менять.



Справка «Известий»

Ксения Хауснер родилась в 1951 году в Вене. Изучала сценографию в Вене и Лондоне, с 1977 года создавала декорации для пьес и опер, сотрудничая с самыми престижными театральными институциями мира — от театра Ковент-Гарден до Зальцбургского фестиваля. В 1992 году решила посвятить себя исключительно живописи. Персональные выставки художницы проходили в Альбертине (Вена), Русском музее (Санкт-Петербург) и во многих других ведущих арт-центрах мира.

Автор
Сергей Уваров
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе