Фото: Владимир Янченко
Поэзия Кековой пронизана образами мировой культуры, прежде всего библейскими и евангельскими, и рассчитана на образованного и культурного читателя. В тоже время ее стихи, как всякая большая поэзия, в переводах и комментариях не нуждаются, поэтическая мелодия кековских созвучий завораживает, недаром барды охотно берутся складывать на них песни.
Светлана Кекова - доктор филологических наук, профессор, всю жизнь работает преподавателем, последние годы в Саратовской консерватории имени Собинова.
Светлана Васильевна, недавно вам вручили литературную премию "за совокупный творческий вклад в отечественную культуру". Вам важно, что эта премия связана с именем Пушкина?
Светлана Кекова: Стихия русского мира гением Пушкина была оформлена и выражена с такой полнотой и совершенством, что, как мне кажется, для любого русского человека, а не только поэта, творческий мир Пушкина - своего рода светский аналог Священного Писания. Поэтому сам тот факт, что твое имя вдруг таинственным образом сопрягается с именем Пушкина, является чудом и незаслуженным даром, но вместе с тем и груз ответственности на плечи ложится - и огромный груз. Я уже не один раз в связи с этой премией вспоминала, что поэт Арсений Тарковский, один из самых любимых мною, в цикле стихотворений "Пушкинские эпиграфы" написал: "Я не стою ни полслова из его черновика". И это говорит Тарковский! А что уж тогда нам, грешным, остается… Кстати, одна из тех литературных премий, которые были мне присуждены, носит имя Арсения и Андрея Тарковских, и она мне очень дорога. Но премия Пушкинская - это особая история. Для меня еще очень важно, что в разное время лауреатами Новой Пушкинской премии были такие любимые мною поэты, как Юрий Кублановский и Глеб Горбовский, что получали эту премию филологи Сергей Бочаров и Ирина Роднянская, критик и писатель Валентин Курбатов и другие достойные и любимые мною люди. И еще - особенностью этой премии является то, что конкурс и жюри не предусмотрены, а решение принимает Совет премии. Мне глубоко чужд сам дух соревнования, поэтому процедуры формирования "длинных", а потом "коротких" списков мне неприятны.
А что в этом плохого, если читатель заинтересуется книгами, которые вошли в шорт-лист, обратит на них внимание?
Светлана Кекова: Да нет ничего плохого в том, что кто-то на что-то или на кого-то обратит внимание. Я говорю о своем отношении к этому факту современной литературной жизни. А кроме того, большое количество премий (это как будто бы факт отрадный, потому что поэтов и писателей поддерживать нужно) приводит иногда к тому, что начинают писать "под премию" - под "Большую книгу", например, или под "Национальный бестселлер"… Возвращаясь же к Новой Пушкинской премии, хочу сказать еще о таком замечательном факте. Благотворительный фонд премии создан Александром Петровичем Жуковым, большим ученым, настоящим меценатом, восстановившим домик Ахматовой в Комарово, поддерживающим самые разные культурные проекты.
На меня очень большое впечатление произвели стихи одного из ваших последних циклов, посвященного событиям на Украине. Они напечатаны?
Светлана Кекова: Дело в том, что этот цикл только что сформировался, хотя два стихотворения из него, написанные в начале мая, были опубликованы "по горячим следам" в "Литературной газете". Одно из них - "… и крики, и мольбы" появилось после событий в Одессе, второе - "Волшебная рыба", посвященное памяти Этери Басария, тоже написано еще в мае. Название цикла "И истоптаны ягоды в точиле за городом" - цитата из "Откровения Иоанна Богослова", и это не случайно, потому что те события, которые мы сейчас переживаем, - апокалиптичны.
То, что происходит сейчас на Украине, вызывает такую боль и такое мучение, что страждущая душа инстинктивно ищет способ выражения этой боли. Интересно, что первое стихотворение цикла, которое еще в феврале "хотело написаться", вылиться в слова, никак не могло оформиться, но и оставаться в зоне молчания тоже не могло. Это был такой опыт, которого у меня не было никогда раньше. Есть такое выражение, всем знакомое: "крик души". Но крик должен обрести форму… И вот какое-то время прошло, и форма была найдена, и стихотворение, которое так меня мучило, стало первым в цикле.
В нем Вы называете имена поэтов - Алексей, Станислав, Олеся, Андрей, Ирина, которые как вы пишете, в своих стихах откликаются на страшные события, происходящие сейчас на Украине. Это реальные люди?
Светлана Кекова: Да, это реальные люди, поэты - и живущие в России, и те, кто живет там, на Украине. Сейчас многие пишут про то, что пережили, когда видели Одесскую Хатынь. Ведь нам в прямом эфире показывали горящий Дом Профсоюзов, мы смотрели - а в это время там погибали люди, и в это же время на передаче Савика Шустера собравшиеся в студии рукоплескали, приветствуя убийц! Все происходило на наших глазах! О том, что происходит на Украине, пишут Юнна Мориц, Олеся Николаева, Алексей Ивантер, петербуржец Алексей Пурин, харьковчане Станислав Минаков, Ирина Евса, Андрей Дмитриев, многие другие поэты…
Самое страшное из того, что мы видим, - это взаимное отчуждение людей, которые жили рядом, а теперь готовы лишить друг друга жизни, в чем причины этого?
Светлана Кекова: На мой взгляд, это только духовные причины, духовное разделение людей. На самом деле эта тема для меня очень важная, болезненная, ни о чем другом сейчас думать невозможно. То, что происходит там, - происходит не с Украиной, это с нами происходит, это единое тело, которое сейчас терзают. Трагической ошибкой стало то, что украинская нация, точнее, ее "политические элиты", все эти годы создавали исторический миф об Украине, фундаментом которого была ненависть к России, русской культуре, русскому языку. Закрывали русские школы, из школьных программ исчезли произведения русских классиков, современные украинские учебники истории могут дать фору всем книгам Фоменко с его альтернативной историей. В результате Украина все дальше и дальше отходила от единого Русского духовного и культурного пространства. Этот отказ от своих корней, от своей истории и привел к этому страшному кризису.
Нам иногда говорят: "Вы не владеете всей полнотой информации о происходящем на Украине". А мне не надо много информации, мне достаточно узнать, что Шухевич и Бандера стали героями Украины, увидеть их портреты на улицах Киева. Когда фашисты, которые пролили столько крови, становятся национальными героями, этого достаточно. Не надо после этого ничего говорить.
Почему стихотворение "Волшебная рыба" посвящено Этери Басария?
Светлана Кекова: Этери Басария, абхазка по национальности, - очень известная писательница, автор замечательных романов, повестей, рассказов (писала она на русском языке).Это человек огромной нравственной силы, кристальной чистоты и правды. Человек, который никогда не покривил душой в своей жизни. В нашей литературе ее творчество занимает особое место - она продолжает традиции нашей "деревенской прозы", но на абхазском материале. В ее героях - то же обостренное чувство правды, в народной жизни, которую она изображает, - та же глубина и верность долгу, чести, совести, что и у Распутина, Белова, Абрамова… Этери закончила Литературный институт в Москве, потом вышла замуж и уехала в Киев, там всю жизнь прожила. Познакомила нас замечательный поэт Ирина Евса, которая была близкой подругой Этери. В 2012 году я участвовала в Волошинском поэтическом фестивале в Коктебеле, и там мы втроем - Этери, Ира и я - почти неделю провели вместе, в разговорах друг с другом. И именно тогда в одной из бесед с Этери я услышала о том, какие события происходят в Киеве. Этери говорила мне: "Светочка, Вы не представляете, как у нас стало страшно жить. У нас по улицам ходят самые настоящие фашисты, факельные шествия устраивают - и все смотрят на это сквозь пальцы. В Германии перед приходом Гитлера к власти - мы все об этом хорошо помним - так же к этому относились… Боюсь, что и у нас к власти придут фашисты, на Украине будет то же самое, что и в Германии". Когда она мне это сказала, я не то чтобы не восприняла это всерьез, но как-то не думала, что так скоро случится то, что случилось… Но запомнила я слова Этери очень хорошо, они как будто врезаны в мою душу. Этери до этих событий не дожила, она умерла весной 2013 года.
Вы еще в 2006 году написали стихотворение "Страшная месть", которые воспринимается теперь как предвидение разгула бесовщины, происходящего вокруг Украины. Как это получилось?
Светлана Кекова: Оно написано после моей поездки на фестиваль "Киевские лавры". Бывают события, которые стирают грань между нашим миром и миром иным. В эту мою поездку случилось много и благого, и страшного. Я побывала в Киево-Печерской Лавре, в Свято-Введенском монастыре, где находится чудотворная икона Божией Матери "Призри на смирение" - чудесным образом этот образ изобразился на стекле. Я в первый раз увидела удивительное небесное явление - гало (это круговая радуга вокруг солнца). Это случилось16 мая, в день памяти святого Феодосия Печерского и в день празднования Печерской иконы Божией Матери, после праздничной службы в Успенском соборе Киево-Печерской Лавры. А с другой стороны - события совсем иного порядка: внутреннее столкновение с униатским духом и духом самостийной церкви так называемого киевского патриархата, какие-то мистические вихри - мы попали в автокатастрофу, когда ехали на поэтические чтения (как раз должно было состояться мое выступление)…
Все это определило, наверное, мое восприятие Киева как города мистического, где так открыто, в непостижимых для "евклидова" разума формах, святыне противостоит нечисть. А тема вторжения нечистой силы в человеческую жизнь разработана у Гоголя, и повесть "Страшная месть" - одна из самых поразительных. Думаю, не случайно и Владимир Васильев - известный бард из Харькова - написал песню на эти стихи.
Интересно, что авторы некоторых публицистических материалов, посвященных нынешним событиям на Украине, тоже обращаются к "Вию", к "Страшной мести", к гоголевским образам, вся эта линия сопоставлений возникает не случайно.
Почти все эпиграфы к стихам цикла вами взяты из Апокалипсиса. Но ведь там есть стихотворения, не связанные ни с событиями на Украине, ни с образами Апокалипсиса. Почему так?
Светлана Кекова: Наша жизнь, как мне представляется, совершается в пространстве Откровения Иоанна Богослова. А в ней, этой жизни, - не только война, не только боль, но и наша обычная повседневная суета, и наша любовь, и наши обиды, и грехи, наши взлеты и падения. Жизнь идет, рождаются дети, но все это уже как бы в ином измерении бытия, внутри Апокалипсиса. В связи с определенными событиями в нас обостряется это чувство. Помните, как все вспомнили про откровение Иоанна Богослова, когда случился Чернобыль? Образ из Откровении (звезда Полынь) вдруг наполнился новым смыслом, потому что чернобыльник - это и есть полынь, и этот зловещий знак заставил очень многих заново перечитать Откровение Иоанна Богослова… Кажется, и сейчас такое время, нам дан знак, чтобы мы строили свою жизнь так, чтобы в каждый момент были готовы предстать перед Лицом Божьим.
Может ли вернуться интерес к поэзии в обществе в наше время?
Светлана Кекова: Я много думала об этом в связи со своей преподавательской деятельностью. Потому что я вижу, как меняются студенты, как вымывается поэзия из душ человеческих, хотя вообще-то я считаю, что у русского человека душа предрасположена к поэзии, он так создан. Когда я начинала преподавать, я вела сложные лингвистические курсы, но иногда приходила на занятия и говорила: "Сегодня у нас праздник: мы будем не диалектологией заниматься, а стихи читать". Это вызывало бурю восторга! И читали наизусть, и чувство было такое, что живешь в каком-то другом пространстве: в пространстве красоты, музыки, слова.
А помните, с каким восторгом ждали телевизионные поэтические вечера, когда Межиров стихи читал, Ахмадуллина. Я вижу, что сейчас, может быть, эта тяга к поэзии еще не умерла. Но уже стихов молодежь не знает. Разгром гуманитарного образования в школе привел к тому, что люди не читают, поэзию не понимают, даже самую простую. Классика для многих - что-то отжившее, несовременное, советских поэтов замечательных - Заболоцкого, Тарковского, Самойлова, Левитанского, Окуджаву - не знают, современных поэтов не знают вообще. Это еще результат и той культурной политики, которая за последние двадцать лет культуру уничтожала…
На прилавках магазинов в провинции (в столице ситуация другая) - засилие массовой литературы: привозят то, что заведомо будет покупаться, - фэнтези, детективы, женские романы. Современная поэзия практически не представлена. А в результате ассоциативно-метафорическое мышление, без которого невозможно восприятие поэзии, растаяло, как снег под лучами солнца. И даже очень хорошие студенты нуждаются в том, чтобы каждое слово, скажем, классического стихотворения Пастернака "Август" было прокомментировано!
Но иногда встречаются исключения. Как-то я дала задание в группе подготовить к занятию одно стихотворение о любви. И вдруг одна девочка говорит: "Я хочу прочесть стихи Анатолия Кобенкова". А это замечательный поэт (к сожалению, уже покойный), мы с ним познакомились на Пушкинском празднике в Михайловском в 2006 году, и как-то сразу подружились. Девочка, Ира Чекрышова, выбрала его стихи сама из антологии любовной лирики. У нее замечательный вкус к поэтическому слову, воспитанный учителем литературы. Я, кстати, пыталась в нашем городе что-то делать для того, чтобы современную поэзию знали. Я провела целый цикл литературных гостиных в саратовском музее Федина, рассказывала о современных поэтах, живущих во Владивостоке, в Иркутске, в Новосибирске, в Волгограде, в Харькове.
А как вы находили этих поэтов?
Светлана Кекова: Как я находила? Ну, есть журнальный зал, есть фестивали, в которых я участвовала. А кто-то меня находил. Станислав Минаков прислал мне свой сборник, написал письмо, потом я с Ирой Евсой познакомилась, потом поехала в Харьков на Чичибабинский фестиваль - и там целый круг поэтов, которые были дружны с Чичибабиным. Кого-то я отмечаю для себя, читая литературные журналы, хотя сама на контакт не выхожу, но знаю, что есть хороший поэт, и слежу за его творчеством. В Новосибирске на фестивале я познакомилась с новосибирскими поэтами; там был изумительный поэт Анатолий Соколов, который уже ушел из жизни, есть прекрасный поэт Владимир Ярцев, Владимир Берязев, Станислав Михайлов..
А до Владивостока вы тоже добирались?
Светлана Кекова: С Владивостоком отдельная интересная история. Я родилась на Сахалине, мечтала там всегда побывать. Во Владивостоке выходит прекрасный альманах "Рубеж". Издает его такой подвижник Александр Колесов. К сожалению, его нет в журнальном зале, а это один из наших лучших литературных альманахов. И во Владивостоке тоже есть фестиваль, он называется "Берега". В 2009 году, когда я должна была участвовать в этом фестивале, случился, как мы помним, кризис, и - увы - фестиваль не состоялся. Но зато в 2010 году в рамках фестиваля "Берега" были организованы "Сахалинские дни", и мы сначала поехали на неделю на Сахалин, а потом во Владивосток. В результате милостью божией я побывала на своей далекой родине, в городе Александровске. Иначе как чудом я это событие назвать не могу.
Когда я увидела Охотское море, сопки, я поняла, насколько глубоко все это внутри меня. А один мой друг-поэт, с которым мы были в этой поездке, когда мы вышли на берег Охотского моря, услышали его шум, сказал: "Вот теперь я понимаю энергетику твоих стихов".
Человек, который получил премию за вклад в литературу, должен уже задумываться об издании собрания сочинений. Или это не так?
Светлана Кекова: Нет, это не так. Я думаю о том, чтобы не был отнят дар, чтобы стихи приходили. А судьба книг - это отдельная история. Единственное, о чем я иногда думаю с сожалением, - что в моем городе мои книги не издаются и не продаются.
ВОЛШЕБНАЯ РЫБА
Этери Басария
На Страшном судищи без оглагольников обличаюся, без свидетелей осуждаюся, книги бо совестные разгибаются, и дела сокровенные открываются…
(Из тропаря по третьей кафизме)
Надев златотканую ризу, сидит безутешная мать
и хочет волшебную рыбу для мёртвого сына поймать.
Вокруг неё - травы и воды, и годы страданий и бед,
а в ней - времена и народы, и праведной совести свет.
В руках она держит корзину, в корзине - иголка и нить…
Я знаю - убитого сына боится она хоронить.
И кто её сына помянет там, где громоздятся гробы?
и как её мальчик восстанет при звуке последней трубы?
Но - чудо! Возможность спасенья душа прозревает на миг,
и чает она воскресенья при чтении совестных книг.
И призрак последней разлуки не манит её, не зовёт,
и к матери плачущей в руки волшебная рыба плывёт.
***
И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные,и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор…
Откр., 6, 15
1.
Я думала - они исчезли навсегда,
уехав - кто в Москву, кто в новую столицу,
кто в Прагу, кто в Париж, кто - в Геную, кто в Ниццу,
в иные времена, в иные города,
уехали навек, в пространстве растворились,
как мёртвые в земле, как в кружке пива - соль,
и вдруг вернулись все, и все разговорились,
и горечью своей со мною поделились,
и радостью, в которой скрыта боль.
2.
А я и не ждала, что жизнь внезапно треснет,
как зеркало в углу, в пыли и темноте,
что прошлое умрёт и, умерев, воскреснет,
и сердце закипит, как чайник на плите.
Но как теперь мне жить? Вернулся целый мир,
увы - моя душа вместить его не в силах:
кто был когда-то мил, тот стал убог и сир,
и все его слова в просторных спят могилах -
они отпеты мной и мною прощены,
и руки мертвецов как звуки скрещены.
3.
Мне снится по ночам один и тот же сон:
семь ангелов стоят, облечены в виссон,
семь ангелов стоят, в руках сжимая чаши,
а на земле дрожат тела и души наши.
И никого уже, окликнув, не вернёшь,
и ревность не убьёшь, и не исправишь ложь,
и зависть, как змею, на сердце не раздавишь…
Но вдруг могучий Бах рукой коснётся клавиш,
и ты, обняв меня, вдруг целый мир поймёшь
и Бога милосердного восславишь.
***
…и потекла кровь из точила даже до узд конских…
Откр., 14, 20
Я там, за Волгою, вдалеке,
сквозь солнечный вижу гнёт,
как Ангел с острым серпом в руке
людскую пшеницу жнёт.
Под ярким солнцем горят серпы,
на лезвиях - кровь и пот,
и в чистом поле стоят снопы,
и каждый из них - народ.
И каждый - в лучшей своей поре,
и лечь под серпами рад…
Созрели на Карачун-горе
и смоквы, и виноград.
Срезает Ангел за гроздью гроздь,
лавиной идёт огонь.
Спаситель распят, и новый гвоздь
вбивают в Его ладонь.
Настиг нас, грешников, час такой,
такая пришла пора,
что горе, льющееся рекой,
блестит, как вода Днепра.
***
Жаждущий пусть приходит, и желающий
пусть берёт воду жизни даром
Откр., 22, 17.
На пятой неделе по Пасхе
земля сожжена, как сухарь…
И вновь пастухи и подпаски
отправятся в город Сихарь.
Там каждый - изгой, инородец:
тот - старый, и тот - молодой,
но есть там чудесный колодец,
наполненный чистой водой.
Плывут облака, как охрана,
и, солнечным ядом язвим,
паломник развалины храма
узрит на горе Горизим.
В одежде из света и мрака,
как вход в неземные миры,
там вечно отец Исаака
стоит на вершине горы.
Но с чувством тоски и опаски
(так зрит на убийцу овца)
глядят пастухи и подпаски
на сына, на храм, на отца.
Но вдруг их невидящим взглядам
иной открывается вид:
с какою-то женщиной рядом
какой-то Прохожий стоит…
Текст: Андрей Куликов (Саратов)
Российская газета