Магия взаимодействия

О важности живого разговора, скандинавской мифологии и давнем разговоре Льюиса с Толкиным.
Вечером 19 сентября 1931 года трое мужчин прогуливались по живописной аллее Эддисона, которая тянется вдоль реки Черуэлл на территории колледжа Магдалены (Magdalen College) в Оксфордском университете. 

Двое из них – Клайв Стейплз Льюис и Джон Рональд Руэл Толкин – вели оживлённую дискуссию о природе метафоры и мифа.

Обоим было за 30 лет, оба ветераны войны, преподаватели в колледжах Оксфорда и любители старой литературы. Но друзья во многом контрастировали. У Льюиса был румянец на лице и громкий голос. Он носил свободную и потрёпанную одежду. Стройный Толкин носил опрятные вещи и разговаривал тихо. Льюис больше дерзил; Толкин проявлял больше сдержанности.

Различия в них были и гораздо более фундаментальные: Толкин с детства исповедовал католицизм, а Льюис с 15 лет стал убеждённым атеистом.

Однако за последние несколько лет отношение Льюиса к Богу постепенно смягчилось, отчасти из-за дружбы с Толкином и многих разговоров, которые между ними состоялись с момента первой встречи пять лет назад. Оба учёных (Толкин – профессор англосаксонского языка; Льюис – научный сотрудник и преподаватель английской литературы) изначально сблизились на почве общей любви к тому, что Льюис называл «северностью» (Northerness). Это был почти висцеральный приступ тоски по эпическому, героическому и серому миру, описанному в скандинавской мифологии.

Порой мужчины засиживались до раннего утра «рассуждая о богах, великанах и Асгарде». Льюис часто рассказывал Толкину о своём сходством с Бальдром – скандинавским богом весны и света, прощения и справедливости, которого предательски убили, но по преданию он возвратится к жизни после дня Рагнарёк (вариант апокалипсиса в германо-скандинавской мифологии – гибель богов и всего мира). Он говорил своему другу, что испытывает «загадочное волнение» от таких историй о жертвенности, смерти и воскрешении.

Любовь к мифологии, возможно, свела друзей, но для Льюиса она также служила одной из основных причин непринятия христианства. В юности он решил, что вера это просто «ещё одна мифология среди многих», которую придумали точно так же, как и всё остальное: «Все религии, то есть, правильнее сказать, все мифологии, это просто собственные выдумки человека – Христос настолько же вымышлен, как и Локи».

Как бы Льюис не желал удержать эту позицию, он не мог избавиться от ощущения, что эта идея сдерживает его как тесная и сковывающая одежда. Он упрямо держался за то, в чём не был полностью уверен. И, несмотря на все свои возражения, Льюис ощущал внутреннее противоречие и верил, что это был сам Бог, который активно охотился за ним, как за оленем. «Я никогда не искал Бога», – сказал он позже. «Всё было наоборот».

Если Бог действительно «преследовал» Льюиса, то погоня часто принимала форму бесед с друзьями – не только с Толкином, но и с другими яркими учёными, которые не видели никакого противоречия между собственным интеллектуализмом и верой. Они бросали вызов убеждению Льюиса, что голову и сердце нельзя объединить, засыпали его вопросами, на которые он изо всех сил пытался ответить, чтобы, в конечном счете, убедиться существует ли рациональное подкрепление для теизма.

К своему превеликому удивлению Льюис это с успехом обнаружил. Хотя он и не хотел признавать существование Бога и «возвращаться в рабство веры и старого (загнивающего) суеверия» и желал, чтобы не «вмешивалась» в его жизнь ни Божья, ни ещё какая-либо сила. По мнению Льюиса, он обнаружил доказательства, указывающие на наличие некой высшей власти во вселенной. В 1929 году он опустился на колени и «признался, что Бог есть Бог», став «самым неохотно новообращённым во всей Англии».

Для Льюиса это было чисто рациональное решение. Хотя он и стал теистом, его вера не распространялась за пределы неизвестного, безличного Бога и веру во Христа. Для этого потребовалось ещё два года и тот разговор, который начался на аллее Эддисона.

Льюис прогуливался не только с Толкиена, но и с Уго Дайсоном, который преподавал английский язык в Университете Рединга и глубоко веровал в христианство. Среди водоворота листьев, срываемых с деревьев тёплым ветром, Льюис излагал свои последние доводы, стоявшие на пути к принятию веры своих друзей. Он говорил им, что может представить Христа как образец для ведения добродетельного образа жизни, но не может принять идею искупления, спасшего человечество. Он не мог постичь, «как чья-то жизнь и смерть (кем бы он ни был) 2000 лет назад может помочь нам здесь и сейчас». Такие фразы, как «жертва» и «кровь агнца» казались Льюису «глупыми или шокирующими».

Толкин и Дайсон выслушали своего друга и решили продолжить обсуждение в квартире Льюиса. Мужчины расположились в комнате своего товарища и достали трубки. Когда часы пробили полночь, комнату заполняли завитки дыма, а Дайсон и Толкин делились личным опытом, как каждый из них пришёл к вере. В итоге аргументы Толкина возымели наибольший вес. Профессор предложил Льюису по-новому взглянуть на центральную часть христианских Евангелий – скорее принять, чем отгонять мысль, что это миф.

Как объяснил Толкин, мифы – это не сказки, ложь и выдумки, а мощные средства для выявления глубочайшей истины в мире. Все мифы, утверждал он, освещают слои и измерения бытия, которые часто упускаются нашим узким человеческим взором. Таким образом, они могут быть более «реальными», чем то, что мы обычно называем реальностью. Толкин говорил, что «мифотворцы» осуществляли данную Богом власть, и действовали в роли «суб-творцов», которые делились частями истины, скрытой из виду. Все мировые мифы – это сакраментальные истории и они служат призмой, через которую мы можем видеть фрагменты божественного света.

Льюис ушёл от веры, так как считал, что христианство – это миф, а значит вымысел, как и все другие мифы. Но он ощущал, что должен принять христианство в качестве истинной религии, полностью отличающейся от ложного мира мифологии. Толкин предложил другой взгляд: все мифы отражают «расщеплённый фрагмент истинного света», а христианство – это «истинный миф», который охватывает и распространяется на всех остальных. То есть, ранее, чтобы проявить себя, Бог использовал поэтические образы и традиции других культур. А Христос пришёл в реальное историческое время, чтобы прожить историю, которая произошла на самом деле.

Толкин, бросив вызов своему другу, рассматривал христианскую историю искупления как скандинавские сказки о богах вроде Бальдра. Как и все мифы, истинную историю о Христе нельзя понять механистически, как буквальное описание случившегося. Христианский миф был правдой не в смысле выявления фактической природы Бога и в том, как именно человечество было искуплено, чего не в силах постичь ограниченный разум. Это было верно в том смысле, что воплощение, распятие и воскрешение стало лучшим средством или лучшим описанием, с помощью которого человеческий разум смог бы просветлеть и заглянуть в более глубокие структуры, лежащие в основе вечности.

Паломничество Льюиса к вере был долгим. Интеллектуальные барьеры постепенно отпали, и озарение медленно расставило всё на свои места. Но ещё кое-что оставалась запутанным. Всю сою жизнь Льюис испытывал тягу к двум, казалось бы, противоречивым импульсам: первый – глубокое и неудовлетворённое стремление к красоте и радости; а второй – желание рационально осмыслить мир. Толкин подвёл Льюиса к пониманию, что эти две наклонности не должны конфликтовать и вполне могут согласоваться. Он увидел, что вера бывает величайшим катализатором воображения, а оно в свою очередь способно представлять действительность более реальную, чем то, что может обнаружить одно лишь клиническое наблюдение. Льюис открыл для себя новую возможность: он мог принести всего себя в христианскую веру – разумом и сердцем, умом и интуицией. Это был момент трансформации и откровения.

Разговор Льюиса с Толкином и Дайсоном продолжился до трёх часов утра. Они общались и в последующие дни, и его вера росла. 1 октября он написал другу:

«Я только что перешёл от веры в Бога к безусловной вере во Христа – в христианство. Постараюсь объяснить в другой раз. Это во многом связано с моим долгим ночным разговором с Дайсоном и Толкином».

Льюис не только превратился в теиста, но и совершенно изменил свой жизненный путь. Ему суждено было стать самым известным христианским апологетом своего времени, создателем собственных озаряющих мифов в виде «Хроник Нарнии», и писателем, чьи произведения ценятся по сей день. Один разговор, начавшийся на аллее Эддисона, оказался чем-то вроде железнодорожной стрелки, отвлекшей Льюиса с пути, по которому он следовал, в совершенно новом направлении.

Возрождение силы диалога: чему мы можем научиться у Льюиса и Толкина

Я делюсь историей об этой беседе Льюиса и Толкина не потому, что полагаю, будто все согласятся с выводами, к которым они пришли, а потому, что это, если угодно, «правдивый миф» – история, которая освещает истины, выходящие за рамки конкретного что/где/когда и даёт нам представление о глубокой структуре вещей. В приведённом случае демонстрируется потенциальная преобразующая сила разговора лицом к лицу и заставляет нас задуматься, не находится ли под угрозой исчезновения мощь и красота этой силы в нашем мире, наполненном техникой.

В своей книге «Возвращение разговора» (Reclaiming Conversation) профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл (Sherry Turkle) приводит печальные доказательства тому, что мы, современные люди, все чаще и чаще бежим от «разговора открытого и спонтанного, от разговора, в котором играем с идеями». Прячемся за экранами и общаемся через электронные письма и сообщения. Оправдываемся эффективностью и тем фактом, что в таком случае имеем возможность редактировать свои сообщения и убедиться в том, что в большей степени можем быть «собой» и говорить «правильные вещи».

Но без живого взаимодействия многое теряется. Технологии связи могут повысить эффективность разговора, но при этом они делают его более поверхностным. Сжимается наша эмпатия и ощущение истинной связи, основанное на способности слышать голоса друг друга, читать язык тела друг друга и наблюдать за выражениями лиц. Мы не только теряем способность проникать в суть жизни других людей, но и в свою собственную.

Хороший разговор – это драгоценный дар, от которого мы не должны отказываться из-за своих электронных устройств.

Чтобы оживить его преобразующую силу, необходимо специально развивать следующие элементы:

Время. Хорошая беседа не работает по принципу эффективности. Она должна быть открытой – без хронологических параметров или с заданной повесткой дня. И она не должна протекать совершенно гладко. Часто мы прекращаем разговор из-за возникшей неловкой паузы или кажущегося затишья, или потому, что люди повторяются. Тем не менее, такие вещи совершенно естественны. Думаете, Льюис, Дайсон и Толкиен разговаривали без умолку в течение восьми часов или около того? Очень сомнительно. Иногда молчание становится важной поворотной точкой для нового плодотворного потока обсуждений. И в хорошем разговоре часто речь возвращается к одной и той же теме, каждый раз углубляясь в вопрос и по-новому его формируя.

Вместо того, чтобы прекращать разговор, когда возникает загвоздка, дайте ему шанс раскрыться.

Пространство. Возможно, вы слышали о неформальном клубе и литературном обществе «Инклинги», к которому принадлежали Льюис и Толкин, а также несколько других писателей. Члены клуба встречались в квартире Льюиса по четвергам и в пабе «Орёл и дитя» в полдень по вторникам. Они пили, курили трубки и читали друг другу свои новые произведения. Это была замечательная вдохновляющая группа, участники которой поддерживали друг друга и давали отзывы на написанное.

И это не единственное сообщество, в которое они входили! Льюис и Толкиен участвовали во многих других дискуссионных группах на протяжении всей жизни. Например, в клубе «Coalbiters» (от исландского «kolbitar» - тот или те, кто сидит близко к огню) связь между ними укрепилась через чтение исландской поэзии и обсуждение скандинавской мифологии.

Хорошая беседа не обязательно происходит исключительно в полуофициальных клубах и группах, но часто для неё требуется некоторое обдумывание в регулярные сборы людей вместе.

Постоянное внимание. Как отмечает Теркл: «Исследования показывают, что присутствие телефона на столе (даже когда он выключен) меняет характер общения. Если мы думаем, что нас могут прервать, то говорим на простые, неспорные темы. «Был бы разговор Льюиса с Дайсоном и Толкином столь продуктивным, если бы друзья периодически опускали головы, чтобы проверить свои телефоны, и каждый говорил бы: "Погодите-ка, что?"?»

Хорошая беседа это результат совместных усилий каждого участника, проявляющего постоянное внимание. Активно слушая товарищей, можно внести свой вклад в разговор, опираясь на идеи других. Хороший разговор также требует:

Взаимодействие. На наше общение лицом к лицу повлияло то, как мы общаемся через сообщения и соцсети: мы что-то говорим, а затем сидим и ждём, когда придёт ответ. Каждый предлагает изолированные, разрозненные реплики. Мы общаемся между собой, а не говорим друг с другом.

Но хороший разговор это совместная работа. Он как фрагмент симфонической музыки, где каждый делает вклад в гармонию и ритм, объединяя усилия. Иногда у вас нет ясного понимания, вы не можете сформулировать свои представления, а затем чьи-то слова это раскапывают, и вы чувствуете, что в голове загорается лампочка. Или у вас есть лишь часть идеи, смысл которой не удаётся постичь в полной мере, а когда вы ею делитесь, кто-то строит предположение, о котором вы не догадывались и все собеседники получают удовольствие от родившегося понимания. Когда это происходит, разговор может быть невероятным творческим поприщем.

Хороший разговор требует, чтобы его участники проводили время наедине с самим собой:

Уединение и самоанализ. В книге «Возвращение разговора» Теркл утверждает, что хороший разговор требует уединения, как бы иронично это ни казалось. Чтобы у вас было, что обсудить с друзьями, вы сами должны поразмыслить о вещах на своё усмотрение. Затем, когда вы совместно делитесь тем, что надумали, они, отталкиваясь от ваших идей, могут дать вам ещё больше пищи для раздумий. Так возникает «добродетельный круг», при котором «в уединении мы готовимся к диалогу», а «в беседе узнаём, как более продуктивно побыть в одиночестве».

Под «уединением/одиночеством» Теркл имеет в виду не просто изолироваться от других, но отключить все устройства связи. К сожалению, сегодня это многим не под силу и люди постоянно отвлекаются. Поэтому «добродетельный круг» превращается в порочный:

«Мы боимся одиночества и боремся за то, чтобы привлечь к себе внимание. Тогда страдает наша способность обращать внимание на других. Если мы не можем найти собственный центр, то теряем уверенность в том, что способны предложить другим. Или мы боремся за чьё-то внимание, и тогда страдает наша способность познать себя».

После обращения Льюиса к теизму он начал посещать часовню колледжа Магдалены в будние дни, и англиканскую приходскую церковь по воскресеньям. Он делал это не от того, что внезапно укрепился в христианской вере, просто это было время для созерцания. Он также начал изучать Евангелия, в частности оригинал Евангелия от Иоанна на греческом. Таким образом, во время прогулок по тропе Эддисона у него было, что привнести в разговор. Он мог сформулировать друзьям свои мысли и размышления. Уединение готовило почву для совместной беседы.

Понимание различий. В своём исследовании о природе современного общения Теркл обнаружила, что сегодня многие люди уклоняются от общения с теми, чьё мнение они не разделяют. Им не нравится конфликтовать, не нравится, что их убеждения ставят под сомнение, поэтому предпочитают взаимодействовать с людьми, которые просто соглашаются с их предвзятым мнением.

Но цивилизованные дебаты касательно важных идей и проблем превращаются в лучшие диалоги. Когда Льюис поменял мнение, он наполовину сетовал, а наполовину радовался: «Всё, что я с таким усердием старался изгнать из своей жизни, казалось, вспыхнуло и встретило меня в лице моих лучших друзей». Время от времени его расстраивали разговоры, которые он вёл со своими товарищами-христианами, но такие дискуссии помогали ему глубже разобраться в собственных убеждениях, чтобы выяснить, достаточно ли они обоснованы.

И так со всеми: взаимодействуя с теми людьми, чьи взгляды не совпадают с нашими, мы в итоге растём в изучении собственных идей, даже если остаёмся при своём мнении.

Регулярность. Сказать, что всего один разговор изменил жизнь Клайва Стейплза Льюиса, было бы не совсем верно. Эта беседа с Толкином действительно переменила его взгляды на христианство. Но тот разговор не был бы возможен, если бы эти двое мужчин не вели так много обсуждений на протяжении лет.

Толкин почти каждый понедельник приходил утром в колледж Магдалены, чтобы увидеть Льюиса. Вместе они выпивали и обсуждали всё – от литературы до сплетен о политике факультета. Иногда они просто каламбурили и отпускали неприличные шутки. Не каждый разговор был глубоким. Но через непринуждённые беседы образовалась связь, при которой стали возможны глубокие обсуждения.

Нынче люди часто говорят, что ненавидят светскую болтовню и скучные повседневные разговоры. С зародившейся в цифровую эпоху нетерпеливостью они хотят сразу переходить к главным вещам. Но вот как выразилась по этому поводу профессор Теркл:

«Вы не знаете, когда у вас состоится важный разговор. Придётся пройти через многие разговоры, которые покажутся непродуктивными или скучными, чтобы состоялась беседа, которая перевернёт ваши взгляды».



Вывод: верните магию диалога

Некоторые из самых запоминающихся моментов в нашей жизни связаны с беседами: ваш разговор с подругой, когда вы оба поняли, что влюбляетесь; разговор с наставником, который помог вам определиться с призванием; разговор с дочерью, когда вы поняли, что она стала взрослой.

Разговоры лицом к лицу могут быть интересными, поучительными и душевно насыщенными. В беседе можно чему-то научиться или кого-то научить; обнаружить такие вещи о себе и о других, которые в противном случае оставались бы скрытыми. В разговоре может трансформироваться осознание или случиться откровение; или можно вернуться к самому себе.

Льюис ёмко выразился о радостях общения:

«Это драгоценные моменты... когда на ногах у вас тапочки, вы сидите у огня и держите в руках напиток; когда весь мир и всё, что за его пределами, открывается для наших умов, когда вы беседуете, и никто не имеет претензий, все свободны и равны, как если бы вы впервые встретились час назад, и в то же время вас окутывает привязанность, смягчённая годами. Жизнь – естественная жизнь – лучший подарок».

Нечто волшебное и даже судьбоносное может произойти, когда вы решаете вступить в разговор, если выбираете спонтанность, а не редактирование и эффективность речи. Но как это ни парадоксально, к спонтанности нужно готовиться и намеренно её искать.

Так что готовьтесь.


Статья: cameralabs.org
Автор
cameralabs.org
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе