Джон О`РАЙЛИ: «В России у человека одно лицо… как правило»

— Один из крупнейших мегаполисов мира — до сих пор «терра инкогнита». Европейцы и американцы не понимают, как люди здесь живут, какая атмосфера. Да и туристов по сравнению с другими европейскими столицами — Берлином, Парижем, Мадридом, даже Стамбулом?— у вас немного. Ведь чтобы к вам приехать, надо делать визу, а это дополнительные усилия. Информацию о России мы получаем через фильтры геополитики. Я люблю и чувствую этот город — половину моей взрослой жизни тут прожил. И когда меня спрашивают: «Вау! Вы живете в Москве? Ну и как там?» — приходится объяснять на пальцах. А кино — империя чувств, язык кино понятен всем. Мне хотелось показать зрителям дух города, как люди относятся друг к другу.

— Как вы очутились в России, почему здесь застряли?

— Я приехал в 1993?м. Решил изучать русский в университете. Горбачев, перестройка, новая Европа — самые яркие впечатления юности. Я влюбился в город, в язык. А первая любовь не забывается. С того времени у меня здесь много друзей. И я всегда искал повод, чтобы здесь поработать, пожить. Начались какие-то кинопроекты. Через какое-то время меня пригласил Сергей Сельянов снимать кино. Это был фильм «Прячься!».

— Вы обзавелись квартирой или снимаете?

— Снимаю. Хорошее место — Дом на Набережной.

— Насчет хорошего — есть сомнения, вид красивый, да. Вам не мешают стены с ушами, призраки репрессированных?

— Не верю в привидения. Дом отлично построен, мне даже нравится, что дом с историей, пусть даже трагической. И в окне у меня — Кремль и храм Христа Спасителя.

— Вы живете как обычный москвич или все-таки чувствуете себя иностранцем?

— Не знаю, типично ли для москвича — жить в Доме на Набережной? И среди друзей у меня фифти-фифти русских и «иноземцев». Я иностранец, чувствующий себя своим в Москве.

— Какие-то привычки приобрели?

— Признаюсь, не трачу время на адаптацию к русским традициям. Живу, как привык. Мне не нравится, например, собраться большой компанией где-то в клубе или на кухне… и долго пить водку. Когда я только приехал, все это было экзотично.

— Что же изумило более всего?

— Наверное, все, связанное с политикой: люди политики до сих пор шокируют и удивляют.

— Вы отделяете жизнь граждан страны от политики?

— Да. Ваша политическая система за скобки выводит интересы людей. Она довольно странная. И архаичная.

— Под архаикой вы имеете в виду времена Грозного? Но вернемся к сегодняшнему дню. Снимая кино о Москве, вы думали о ее отличиях, скажем, по сравнению с Лондоном или Дублином?

— В Одессе на улице я подобрал щенка, не сумел его пристроить и взял с собой в Москву. Так мы и жили. Ходили во все кафе, бары, в гости. Не расставались. Потом я подарил его маме, хотел утешить после смерти отца. Так вот, в Дублине с собакой — даже если я брал ее на руки — никуда не пускали. Так что при всем политическом абсурде у вас большая личная свобода. Нет такой жесткой регламентации, как в Европе. Найти ночью работающее кафе — легко. И эта легкость в каком-то смысле влияет на то, как люди общаются. В Европе процветает политкорректность. Это плюс для эмигрантов, геев, инвалидов. Но это и минус. На Западе у человека много социальных масок: с одним общаешься определенным образом, с другим — иначе. В России у человека одно лицо… как правило. Пусть оно вам и не нравится. Нет такой личностной самоцензуры. И еще скажу о терпимости. Допустим, человек ведет в компании себя неправильно: напивается, нередко это связано с проблемами в личной жизни. У нас такой человек не получит приглашения в следующий раз… почувствует себя еще хуже. Вы более терпимы и открыты. Меня радует способность моих здешних друзей понять проблемы другого.

— В пору советской власти противостояние системе сближало людей. Сейчас подобного не замечаю.

— Да, знаю, что сегодня в России есть дефицит доверия к власти, друг к другу. Кажется, это тоже связано с социальным фоном. Вот ваши соседи шумят. Но вы опасаетесь потребовать тишины. Черт знает, что может произойти! Кого накажут. В Европе гегемония закона. А это еще и дистанция, общение с соседями через «третьих лиц».

— Все-таки наш 15?миллионник — с его взбесившимся трафиком, истерическим ремонтированием — мне представляется антагонистом тихому городу-графству Дублину.

— Во всех мегаполисах, вроде Лондона или Нью-Йорка, проблемы в том числе и с пробками. Отличие Москвы? Многополосные шоссе в центре города. Такое можно увидеть, пожалуй, лишь в Китае. Агрессивный поток машин нервирует людей. Будто сам город крутится вокруг тебя. Зато у вас богатая жизнь в парках. У нас тоже красивые парки. Но такого буйства жизни не встретишь: танцы для всех возрастов, катки, теннис, кафе.




Кадры из фильма «Москва никогда не спит»

— Вы и дальше планируете жить в России? Может, как Депардье, попросите гражданство?

— Мое гражданство меня устраивает. Сейчас очередной перекресток в жизни. Следующий проект снимаю во Франции на английском языке. Но даже если я перееду, в марте вернусь: я организатор фестиваля Ирландского кино в Москве.

— Расскажите, как вы писали сценарий. Вы опирались на какие-то фильмы, в которых переплетаются разные линии? Может быть, «Короткий монтаж» Олтмена, «Столкновение» Хаггиса или «Магнолию» Андерсона?

— Я анализировал много разных картин. «Столкновение» завязано на теме закона и беззакония, а «Магнолия», с ее вольным сплетением разных жизней, ближе всего к тому, что хотелось сделать мне.

— Где вы подсмотрели ваших героев? Были ли прототипы у вашего бизнесмена, безуспешно пытающегося защитить бизнес (Алексей Серебряков); знаменитого актера, которому не дают умереть спокойно (Юрий Стоянов); певицы (Евгения Брик), покинувшей возлюбленного ради богатого папика?

— Лишь отчасти. В основном все персонажи придуманные. Моя любимая история — 16?летней девушки, чужой в своей семье. Это история одной юной леди. Когда ей было 12, мама ушла от отца. В новой семье жили в двухкомнатной квартире вчетвером, в атмосфере неприязни, напряжения. Все были несчастливы.

— Когда мои соотечественники снимали кино про заграничную жизнь, это выглядело наивно, да и Голливуд в описании нашей действительности грешит клюквой и фальшаком. У вас были консультанты? Непросто чужаку рассказывать «своим про своих».

— В США снимают кино европейцы, австралийцы, новозеландцы. Немцы снимают во Франции. У каждого свое видение, которое отличается из-за человеческих и творческих качеств. После моего фильма гадают: насколько это взгляд иностранца? Мне — как человеку со стороны — конечно, требовалось выверять диалоги. С актерами, продюсерами я консультировался по поводу слов, фраз, оборотов.

— Вы собрали команду знаменитых артистов. Принцип отбора?

— Артисты знамениты в основном из-за таланта. Талант сразу виден на пробах. Пробы я делал на каждую роль, даже эпизодическую. Интересно наблюдать, как разные актеры интерпретируют характер. Это дает импульс фантазии режиссеру, нередко меняя вектор замысла.

— Ваша картина рассчитана больше на европейского или российского зрителя?

— О, все спрашивают об этом! Будто я сочинял кино для определенной аудитории. Мне казалось, зарубежному зрителю любопытно посмотреть фильм о Москве или о Пекине. Но продюсеры считают, что зарубежный потенциал у фильма невелик. Я не делю по национальному принципу зрителей своего фильма.

— Как вы нашли деньги на фильм? $3700 не такие большие средства для кино, но это как считать…

— Это был интересный процесс. Я стал полноценным продюсером. Наш фильм — официальная копродукция между Ирландией и Россией. Мы получили деньги из ирландского кинофонда и через ирландский Tax Credits, нас поддержал престижный фонд Eurimages. Половину средств я получил от частных инвесторов. В основном это русские и зарубежные бизнесмены, живущие в Москве.

— Сегодня не лучшее время для инвестиций в кино. Как вам удалось их убедить?

— Их вдохновила история и идея фильма — показать дух города. Для меня главным была интонация. Не хотелось, чтобы фильм был слишком мрачным,?— это не совпадает с моим ощущением города.

— Каково участие в фильме компании AI Film, возглавляемой самим Лоуренсом Бендером («Бешеные псы», «Криминальное чтиво», «Убить Билла» и «Умница Уилл Хантинг»)?

— Они в основном давали консультации. Я благодарен всем нашим инвесторам, всем продюсерам.

— Некоторые из героев фильма решают насущный вопрос: уезжать или оставаться? Вы думали о том, почему талантливая молодежь уезжает?

— Я это знаю. Но это не только ваша национальная проблема. Люди до 30—40 лет загораются идеей миграции. Мы привыкаем путешествовать. Жить и здесь, и там. Человек сидит в офисе, мечтая сорваться с места. Человек, уставший от долгого пути, хочет остановиться. Те, кто уезжает сегодня, могут захотеть завтра вернуться.

— Критики вашего фильма говорят: зачем он показал нехороших русских? Один пьет (и это, естественно, герой Михаила Ефремова), другая продается за деньги, третьи вообще — сборище гопоты…

— Думаю, что в известном смысле — это снобизм. Ведь гопота, или быдло, которое я показываю, тоже люди, имеют человеческие чувства и переживания. И в конце концов получают какое-то наказание…

— Вот это и меня смутило. Вы специально наказали всех людей, которые неправильно себя вели? Нет ли в этом навязчивого морализаторства?

— Из всех героев лишь двух я наказал сознательно. Тех, кто действовал не импульсивно, кто отказался от своего «я». Их потери сокрушительны.

— Вот уедете вы снимать кино в Европу. Вас будут спрашивать: «Столько времени ты провел в Москве. Что это за город, какие люди в нем живут?»

— Я скажу: «Это особый город, где многовековая драматичная история и энергия сиюминутного создают раскаленное электрическое поле. Ты можешь зарядиться этой энергией надолго, главное — не перебрать дозы… сгоришь».

Поделиться