Давно и широко известный в узких кругах любителей классической музыки пианист и дирижер Михаил Аркадьев стал массово знаменит после истории с его увольнением с должности руководителя Тихоокеанского симфонического оркестра. Отказ местной филармонии продлить контракт с дирижером он сам тогда связал со своим открытым письмом против вступления Союза композиторов в «Общероссийский народный фронт», а также своими давними антипутинскими публикациями и неудачными попытками устроить во Владивостоке премьеру симфонии Арво Пярта Los Angeles, посвященной Михаилу Ходорковскому.
Когда-то, еще задолго до старта дирижерской карьеры и политических выступлений, публика знала Аркадьева как нетривиального музыканта — он был многолетним партнером по сцене Дмитрия Хворостовского с респектабельным репертуаром для респектабельной публики. И в то же время на сольных концертах в малых консерваторских залах играл, например, музыку Джона Кейджа, тогда уже совсем не новую для знатоков, но еще ничего не говорящую неподготовленной публике. Аркадьев тогда оказался где-то посередине мод и, кажется, его это нимало не беспокоило.
Еще в 90-е Аркадьев стал представляться музыкантом искренним, спонтанным и способным на удивительные, непредсказуемые жесты. Он перестал работать с Хворостовским. В какой-то момент пианист совсем исчез со сцены, как оказалось позднее, чтобы заняться дирижированием на Дальнем Востоке. Где и выяснилось, что работа регионального симфонического оркестра самым тесным образом связана с умением руководителя выстраивать взаимоотношения со всеми ветвями местной власти. Без этого у оркестра нет ни зарплат, ни инструментов. Когда Аркадьева сняли с поста, его оркестр находился в обычном для средних провинциальных коллективов состоянии — одни говорили, что Аркадьев «поднял» оркестр, другие же обсуждали, что ни базы, ни денег у оркестра так и не появилось. Дирижер предъявлял претензии администрации с филармонией, последняя — ему самому.
И если бы не политические призвуки, скандал не вышел бы за рамки профессиональной сферы, хоть как-нибудь интересующейся тихоокеанским симфоническим хозяйством, а она чрезвычайно узка. Аркадьеву удалось сообщить о проблемах громко. Впрочем, теперь ему, с его грузинскими маневрами, грозит репутация хитреца или безумца, что кому приятнее. С таким бэкграундом возможность сколько-нибудь статусной, связанной с государственным финансированием работы в России для пианиста наверняка под вопросом. Сама же публика смотрит на тесную связь творческой позиции с гражданской по-разному. Кто-то усматривает в публичной социологии Аркадьева признаки нехудожественных манипуляций, но скорее всего музыкант и стихийный философ, не вписавшийся за последние лет 15 ни в какие тренды, моды, союзы, сообщества, круги влияния и взаимоотношения с властью, своим искренне размашистым поведением демонстрирует то, что давно известно как формула «тяжела и неказиста жизнь советского артиста». Как была тяжела, так и осталась. В одиночку — никак. Но как художник, Аркадьев может себе позволить шальную мысль — не поискать ли работы у самых любопытных соседей (если дадут — сравним результаты). Больше того, как свободный художник Аркадьев ставит ультиматум не только местной, но и всей бюрократии на свете: «Я был и остаюсь безработным. И мне наплевать. Я не буду выживать ради выживания. Или весь мир и творчество, или ничего и смерть в подворотне. Точка.»
Юлия Бедерова
Московские новости