В минувшую субботу исполнилось 22 года со дня трагической гибели протоиерея Александра Меня. Утром 8 сентября 1990 года священник из подмосковной Новой Деревни был убит на пути к храму. Пересматривая архив «Новых Известий» в преддверии 15-летия газеты, мы решили напомнить об этой дате. Предлагаемый сегодня вниманию читателей текст был опубликован в «НИ» девять лет назад, но стал еще более актуальным сегодня, когда Русскую православную церковь один за другим потрясают скандалы. Очевидно, что потребность в таких священнослужителях, каким был Александр Мень, с каждым днем становится только больше.
Друзья, ученики и почитатели отца Александра в этот день по традиции проведут мемориальную научную конференцию в узком кругу. Во дворике Библиотеки иностранной литературы возложат цветы к его скульптурному изображению, по соседству с изваяниями великих гуманистов прошлых столетий. В часовне, построенной на месте, где он встретил смерть, отслужат панихиду. И разойдутся – до следующей годовщины.
Об этом нас вкратце известят СМИ, подчеркнув: следствие по делу о первом из нашумевших в девяностые годы VIP-убийств не принесло весомых плодов и приостановлено. Криминальные новости – горячее всех прочих, роковой удар топора – эффектнее других итогов судьбы отца Александра. Как будто назвать и наказать убийцу – важнее, чем оценить в полной мере наследие павшего от его руки священника. Так уж мы живем – и так чтим память одного из выдающихся своих современников, который сегодня в России, похоже, не ко времени, не ко двору.
Но имеем ли мы вообще представление, о ком говорим?
По просьбе «Новых Известий» педагоги московской школы, числящейся на хорошем счету, спросили десятиклассников: «Что вы знаете об Александре Мене?» Лишь один из ста с лишним подростков ответил: «Он был священником, и его убили». Все остальные, слыша имя автора книг, включенных в список рекомендованных для чтения в старших классах, пожимали плечами. Невежеству школяров удивляться нечего: с отцом Александром они не совпали не только во времени, но и в пространстве. В представлении о своем месте под солнцем в совершенно другой стране, чем та, где жил и умер А.В. Мень.
А что скажут их родители – представители поколения сорокалетних? Предпринятый нами опрос выявил три ответа. Первый совпадает с ответом продвинутого десятиклассника. Второй – «Мень был евреем». Третий – «К нему ездили много диссидентов, он крестил Александра Галича». Никто из опрошенных не читал ни книги Меня о Христе, ни его многотомной истории религий, ни воспоминаний о нем.
В образованный, таким образом, треугольник вписывается, как мы видим, фигура вполне масскультовая. Она столь же мало общего имеет с фигурой реальной, сколь не похож на нее мифологизированный восторженными поклонниками образ «титана мысли, отца христианской демократии и мученика большевизма» (самодеятельная «Апостольская православная церковь» даже причислила Меня к лику святых).
Парадокс личности протоиерея Александра Меня именно в том, что он и не был, и не желал быть тем, за кого его принимали и, увы, до сих пор принимают. Не был борцом, реформатором, открывателем «самых сокровенных истин». Диссидентов привечал, но и предостерегал от резких движений. Никогда не вступал в конфликты с властью, в отличие от о. Димитрия Дудко или о. Глеба Якунина. Был – неутомимым батюшкой, пылким проповедником, блестящим популяризатором, искателем точек соприкосновения церкви и культуры. Не был в чистом виде экуменистом, но почитал Конфуция и Будду, не говоря о католических святых. Жизнь на сельском приходе, а не в столице являлась никак не следствием опалы, но сознательным выбором. Уединение дарило ему возможность много читать и писать, осуществляя обширный план, еще в ранней юности намеченный (в этом фантастическом трудолюбии на грани с графоманией Мень странно схож со своим тезкой Солженицыным, приезжавшим к нему в Новую Деревню).
И уж точно не был о. Александр «человеком попсы». Широкую популярность он обрел только в последние два-три года жизни, когда церковь из-за кулис вышла на авансцену, когда с нею связывались большие надежды на общественное покаяние, на духовное обновление страны, когда к человеку в рясе и с крестом на груди поневоле прислушивались – просто потому, что слишком уж долго он вынужден был помалкивать. Азбучные телепроповеди Меня слушали, затаив дыхание, как отчеты об открытии Америки. Вскоре период хождения политзэков во власть и съездов народных депутатов, похожих на КВН, миновал – и всем стало понятно: и покаяние, и обновление редко бывают коллективными. С тебя все начинается, в тебя же все и упирается. Шкала ценностей перевернулась, и потребность в духовных лидерах, знающих, по какой дороге и куда идти, сама собой отпала.
Впору бы сказать: «Ну, и слава Богу! Сколько раз нам говорили, куда идти, в итоге всегда заводя в тупик!» Но многих это сегодня пугает: поиск поводырей нам так же привычен, как и поиск врагов. В том, что поводыри не востребованы обществом, кому-то даже мерещатся признаки приближения конца света. «Вот было время пророков, – размышляет композитор и историк средневековой музыки Владимир Мартынов. – Потом настало время философов и поэтов. Сейчас – время портных и парикмахеров. Что является центральным событием в культурной жизни? Не мировая премьера симфонии, а показ высокой моды. Найоми Кэмпбелл за выход на подиум получает 20 000 долларов. Дело не в ее гонорарах, а в том, что она фигура № 1».
Разумеется, философ и поэт заслуживают большего внимания, но не выходить же им вместо Найоми на подиум.
Все сложнее... и проще.
«Кончилось время властителей дум – на их место пришли клерки, менеджеры, технологи, – констатирует один из бывших прихожан о. Александра, член-корреспондент РАЕН священник Георгий Чистяков. – Они делают погоду. Но в этом нет ничего страшного. Страшно совсем другое. Во-первых, мы продолжаем искать способы обезопасить себя от превратностей жизни. Мы все те же наркоманы-марксисты, наркоманы-язычники, просящие своих богов, чтобы мир, нас пугающий, изменился, стал, как прежде... И вторая наша беда по-настоящему страшная: мы постоянно стремимся «ставить цели». Нас не устраивают малые, незаметные дела, творимые просто так, без лишних слов. Нас не устраивает жертвенность в аптечных дозах. Нам подавай «планов громадье»! Поэтому, кроме благородного порыва (это в лучшем случае), ничего не получается. Нет, надо начинать с малых задач, малых дел. Если мы пойдем этим путем, жизнь в России через десять, даже через пять лет решительно изменится».
В словах о. Георгия заключена, кажется, разгадка «феномена Меня», указание на место, которое он все-таки занимает в современной жизни. Занимает – хотя бы потому, что надо еще поискать желающих это место занять. Образ человека церкви, сложившийся в нашем сознании в последнее десятилетие, – это образ облеченного безграничной властью лица в сияющих золотом ризах, стоящего перед безгласной толпой и готового дать ответ на любой вопрос раньше, чем вопрос прозвучит. Образ, возникающий из воспоминаний об отце Александре, – это вдумчивый и внимательный собеседник, обращающийся не к толпе, но к тебе лично. Церковь для него – не богато украшенное здание, где горят свечки и красиво поют, а встреча двух открытых друг другу душ. Эта встреча кому-то может показаться малостью по сравнению с пышными богослужениями, транслируемыми по ТВ, но она дает возможность вместить в краткие минуты время без берегов.
Отцу Александру потому и удалось окружить себя сотнями, тысячами людей, стать для них всех настоящим духовным отцом, что он, говоря со всеми, заглядывал в глаза каждому. Вот брал он откуда-то для этого силы – и все. Наверное, просто испытывал в этом потребность, видел в этом свою востребованность. При всей уникальности личности Меня подобных людей, творящих малые, незаметные дела, в нашей церкви (да и только ли в церкви?) очень много. Мы просто их в упор не видим или числим в маргиналах. Место ad marginem, на обочине, понятное дело, незавидное. Но самое интересное и важное чаще всего на обочине и происходит.
Михаил ПОЗДНЯЕВ