В Пушкинском музее показывают «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо»

Как выставка изменила музей и проложила мост из Японии XVII века в современность



Сога Сёхаку (1730–1781). «Отшельники (даосские бессмертные)». 1764.
Парные шестистворчатые ширмы. Бумага, краски

Эдо – старое название Токио. Эпоха Эдо длилась 265 лет, с 1603 по 1868 г., это последний в японской истории период, когда власть принадлежала военному сословию. В стране, прежде раздираемой войнами, наступил мир, а в искусстве начался ренессанс.

Мост – настоящий мост, построенный в музее, и не один, а восемь сколоченных зигзагом мостков (яцухаси), символизирующих долгий, изломанный путь человека к постижению сути бытия, – занял центральное пространство Белого зала ГМИИ, и ему вторят те же восемь мостков на свитке Огаты Кэндзана (1663–1743).

Главный выставочный зал Пушкинского музея оказался слишком нарядным для минималистской японской живописи, и архитектор Анна Каменских, дизайнер экспозиции, выстроила по бокам деревянные помосты и накрыла их подобно веранде. Получились пол и крыша японского дома, в котором стали уместны расписные ширмы, висящие на стене свитки, полихромные гравюры. Выписанные по шелку и бумаге птицы и магнолии, дети и боги, ткани, покрытые сусальным золотом или сбрызнутые золотой пылью, тонут в полумраке: хрупкость предметов не позволяет демонстрировать их при ярком освещении, допустимый максимум – 30 люкс.

Зрители рассматривают эти обстоятельные, воспроизведенные в материале рассказы справа налево, как принято читать японскую живопись, вместе с художником совершая обратный путь, погружаясь в чужое прошлое. Наблюдая, как осень переходит в лето, лето – в весну и цветущая сакура сменяет ирисы. Сидя на мостках – нечаянная радость присесть наконец в Белом зале! – и медитируя, посетители выставки пытаются достичь состояния просветления, в котором страхи земной жизни хоть на время уйдут.

История отношений

Сетуя, что почти 30 лет не было в России выставки, подобной нынешней, директор Токийского национального музея Масами Дзэния апеллирует к событиям 1991 г., когда в Эрмитаже прошла большая выставка из японских музеев. Выставок вроде бы было тогда даже две, почти подряд – одна еще в Ленинграде, другая, судя по всему, уже в Санкт-Петербурге, – в Москву ни ту ни другую не привезли, потому что негде их было показать.

Что касается масштабных выставок японского искусства в столице, то можно вспомнить беспрецедентную мегавыставку в Пушкинском музее Кацусики Хокусая (1760–1849) в 1966 г. – тогда привезли несколько сотен работ самого знаменитого японского художника. Была еще пара проектов конца 1960-х – начала 1970-х, устройство которых до сих пор, с высоты нашего времени и знаний об истории советско-японских отношений, кажется невероятным. Тем более что собственная коллекция японского искусства Пушкинского музея за неимением – пока – места для экспонирования вся хранится в запасниках.

Извлеченную оттуда ради выставки «Красавицу, читающую письмо», творение все того же Хокусая, мы видим, например, впервые. Вертикальный свиток, представляющий собой картину в картине – куртизанка в полураспахнутом кимоно читает письмо в виде свитка, – да еще иллюстрация Китагавы Утамаро (1753–1806) к сцене из повести «Исэ-моногатари», предоставленная Государственным музеем Востока, – единственные вещи, взятые на выставку из музейных коллекций Москвы.

Сокровища нации

135 работ приехали из Японии – их дали на выставку Токийский национальный музей и Музей изобразительных искусств города Тиба, частные коллекционеры и японское агентство по делам культуры. Из-за того, что держать на свету такого рода произведения дольше четырех недель нельзя, выставку разделили надвое – до 30 сентября продлится первая ротация, с 3 по 28 октября пройдет вторая. Но вопрос не в количестве. В рамках перекрестного года культуры России и Японии, который стартовал еще в 2017 г. эрмитажной и московской, из ГМИИ им. Пушкина, выставками в Токио, сюда привезли цвет искусства Эдо во всем многообразии. Оно представлено всеми школами, начиная с монохромных ширм школы Кано, происходящей из Киото, школ Тоса и Римпа. Здесь есть живопись и более поздние гравюры укиё-э, эксцентричная живопись школы Сумиеси, книги, напечатанные в Киото и Осаке, etc.

Есть хрестоматийные вещи – те, что специалисты привыкли видеть на обложках музейных каталогов и книг. Это не только многократно виденная в репродукциях ксилография Утамаро «Такасима О-Хиса с веером» и синяя «Большая волна в Канагаве» – самая узнаваемая работа Хокусая (в отечественных коллекциях есть поздние отпечатки, но сейчас привезли сделанный при жизни автора). Нам показывают то, что из Японии обычно не вывозят. Устроители выставки подчеркивают, что пять шедевров – участников экспозиции имеют на родине охранный статус «особо ценный предмет искусства», еще 10 причислены к категории «особо ценный объект культуры» (это еще более высокий статус), а два признаны «национальным сокровищем».

Как проходит выставка японской гравюры в Пушкинском музее



В ГМИИ им. Пушкина открылась выставка «Шедевры живописи и гравюры эпохи Эдо», где представлены 135 работ ведущих мастеров японской живописи и гравюры различных школ







Первый из этих двух – монохромная двустворчатая ширма художника школы Кано Кусуми Морикагэ (ок. 1620–1690 (?) «В часы прохлады». Считается, что этот нежнейший портрет семьи с ребенком, которая спасается от жары под навесом, заросшим спелыми тыквами, вдохновлен пятистишием поэта XVI в. Киноситы Тёсёси: «Под стрехой, / Увитой цветами вечернего лика, / Наслаждаются прохладой / Мужчина в простой рубахе / И женщина в юбке на бедрах».

Второе сокровище – вертикальный свиток на шелке с цветным портретом Таками Сэнсэки художника Кадзана Ватанабэ (1793–1841) выглядит в этой иерархии странным чужаком: нижняя часть портрета традиционно плоскостная, голова – на удивление объемная, искусно выделенная тенями, которые подчеркивают мрачное выражение лица. Этот поздний, сделанный на исходе эпохи портрет – предвестник и одновременно свидетель смены вех, дань европейскому влиянию, которому вроде было неоткуда взяться в эпоху Эдо. Два с половиной века Япония была отгорожена от мира, запершись изнутри, – сегунат запретил христианство, справедливо полагая религию мощным средством чужого влияния, а в 1639 г. запретил и причаливать к Японским островам иностранным кораблям. Одной Голландии досталось исключительное право торговать в стране, на искусственном острове Дэдзима в Нагасаки, и голландское влияние, похоже, сказалось на японском искусстве едва ли меньше, чем на экономике, – его несложно оценить, глядя на портрет.




Низкий жанр

Здесь нет картин в привычном понимании. Как и живописи, какой ее определяет европейская традиция – масло по холсту. Сокуратор выставки с российской стороны Айнура Юсупова рассказывает, как были поражены ее японские коллеги, услышав, что японское искусство хранится в наших музеях в отделах графики: «Они спрашивали: что же, ширма, по-нашему, это рисунок?»

Признаем, таким образом, любое изображение, сделанное кистью, японской живописью. Картинами эти ширмы считать трудно не только из-за их утилитарной сути – заслониться от гуляющего по дому ветра, а не просто дом украсить, – но потому, что назначение этих вещей в древней Японии не вполне соответствовало принятой в Европе того времени, да и раньше функции искусства. Художники не были властителями умов, как во Флоренции времен Медичи.

Да, существовали во времена Эдо школы Маруяма-Сидзё и нанга – то, что называют живописью интеллектуалов. Но это не был мейнстрим.

Разумеется, мы видим на выставке изображения горы Фудзи. И битвы богов, причем ширма Огаты Корина (1658–1716) «Бог ветра и бог грома» наглядно демонстрирует, откуда выросло не то что аниме, но вся ранняя мультипликация, американская и европейская.

Видим духовные практики – например, на ширме Соги Сёхаку (1730–1781) «Отшельники (даосские бессмертные)».

Но большей частью художники времен Эдо выбирали низкие темы, они были востребованы публикой. Сцены городской жизни – самый популярный жанр.

За исключением поэта Ли Бо, изображенного на свитке кисти Икэно Тайги, мы не находим на этих свитках и гравюрах великих и просто важных людей. Ни самураев, ни купцов, основной контингент – доступные красавицы и актеры театра кабуки. Существовал жанр бидзинга, предполагавший изображение идеальных женщин. Классик жанра Кэйсай Эйсэн оставил посвященную им серию гравюр под названием «Парадное шествие куртизанок и 53 станции Токайдо».

Актерских портретов целая галерея, и тут важно не пройти мимо зловещего Араси Рюдзо в роли ростовщика Исибэ Кинкити на портрете кисти Тосюсая Сяраку. О художнике, все работы которого были сделаны в течение 11 месяцев в 1794–1795 гг., настолько мало известно, что некоторые исследователи считают это имя псевдонимом другого автора. Глядя на сделанное им же изображение актера Мацумото Ёсэнабуро в роли «Синобу, принявшего обличье Кэваидзака-но сёсё», нельзя отделаться от ощущения, что по мотивам именно этого портрета Пикассо писал в 1901 г. «Любительницу абсента» – японизм на рубеже веков был в большой моде, почему нет?

Первая часть выставки – до 30 сентября

Вторая – с 3 до 28 октября

Необходимость ротации объясняется хрупкостью работ. Согласно принятым в Японии стандартам произведения такого рода не могут быть представлены в выставочных залах более четырех недель








Автор
Ирина Мак
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе