«Я знаю театр изнутри и со всех сторон»

В минувшем сентябре Ярославский государственный театральный институт принимал замечательного гостя – Николая Владимировича Коляду.

Лучше, чем пишет о своем создателе «Коляда-театр», не скажешь, поэтому цитируем: Николай Коляда один из самых известных театральных деятелей Российской Федерации, сумевший реализоваться как драматург, режиссёр, педагог, театральный художник, редактор и издатель. Он автор более чем 120 пьес и лауреат литературных премий: Царскосельская художественная премия (2004), «Хрустальная роза Виктора Розова» в номинации «Литература» (2006), Премия имени П.П. Бажова в номинации «Мастер. Проза» (2016). Постановщик более чем 60 спектаклей и лауреат театральных фестивалей: «Браво!» (г. Екатеринбург, 2008, 2012), «Ново-Сибирский транзит» (г. Новосибирск, 2010), номинант фестиваля «Золотая маска». Однако Н. В. Коляда достиг высоких результатов не только в индивидуальном творчестве, он проявил себя как талантливый организатор и наставник, сумел организовать своеобразное сообщество единомышленников, объединённых идеей живого, постоянно развивающегося театра. В центре этого сообщества – «уральская школа драматургии» и «Коляда-Театр».

kolada_01.jpg
Н.Коляда с 3 курсом артистов драматического театра

Пьесы Николая Коляды давно стали хорошей традиций в процессе воспитания драматического актера в ЯГТИ. Студенты уже и на фестивале Коляда-Plays в Екатеринбурге побывали (мастерская профессора А.С. Кузина, 2009), и с большим успехом.

Николай Владимирович приехал в ЯГТИ, прежде всего, для того, чтобы посмотреть работу студентов в отрывках из его драматургии. 3 курс артистов драматического театра и кино (художественный руководитель – доцент О.Л. Нагорничных, педагоги по мастерству актера – доценты А.В. Зубков, Б.В. Трухачев) показал Николаю Владимировичу отрывки из его пьес. Затем был интересный разговор автора и молодых актеров. На своей странице Вконтакте Николай Владимирович пишет: «Студенты Ярославского театрального института показали мне экзамен: отрывки из моих пьес: "Укол красоты", "Масакра", "Мурлин Мурло", "Рогатка", "Бесы", "Киргиз-кайсацкая орда", "Скрипка, бубен и утюг". Это было просто замечательно. Супер. Отлично)))»

kolada_02.jpg
Сцена из пьесы Скрипка, бубен и утюг

kolada_03.jpg
Сцена из пьесы Киргиз-кайсацкая орда

А вечером весь институт пришел в Учебный театр на творческую встречу с Николаем Владимировичем. Сказать, что это было интересно – мало. Было полезно, весело, умно, провокационно, остро, иронично – от всей большой и теплой души «Солнца русской драматургии».

После встречи Николай Владимирович дал интервью студенту-театроведу 2 курса Артему Перфилову.

«Я знаю театр изнутри и со всех сторон»

Интервью Артема Перфилова с Николаем Колядой

Николай Владимирович, хотелось бы сегодня поговорить о вашей работе с конкурсами драматургии и собственно о вашем творчестве в качестве драматурга. Первое, о чем хочу спросить: как вы открыли себя как драматурга? Известно, свою творческую деятельность вы начинали как актер.

Дело в том, что я писал какие-то рассказики и тексты всю жизнь и мне казалось, что это делают все люди, но просто не афишируют это и об этом не говорят. Я все время писал какие-нибудь сказки, в школе классе в 6-7 писал сценарии и пьесы. И в театральном училище я тоже это делал. Помню на втором или на третьем курсе, мы как-то разговаривали с моей подружкой Нинкой Федиченовой, и она спросила меня «Ты пишешь что ли?», я ей ответил: «Ну да, а ты разве нет?», она сказала, что тоже пишет. Мы с ней разговорились, и оказалось, что не всякий человек это делает – берет ручку и начинает что-то писать.

kolada_04.jpg
Екатеринбург Коляда-театр

Когда пришел в театр работать уже артистом, я продолжал писать рассказы, и однажды, совершенно случайно, мои рассказы попали к Вере Матвеевне Кудрявцевой, уральской детской писательнице. Она пришла в полный восторг, кто-то из общих знакомых передал ей текст, и она отнесла его в газету «Уральский рабочий». Я этого совершенно не знал, работал в театре, как-то раз пришел на вахту открыл газету, а там написано «Николай Коляда “Склизко”. Рассказ», мой маленький рассказ, напечатанный в газете «Уральский рабочий». Я, помню, чуть с ума не сошел, потому что, в то время «Уральский рабочий» выпускался тиражом около миллиона и это все читали. Я побежал по театру и начал всем показывать статью, а в театре же не любят, когда кто-то «вылезает», и отвечали в основном «Да? Ха». Для меня это была большая наука на будущее – все, что ты пишешь, должно нравиться в первую очередь тебе. Хорошо если понравится твоей семье, они будут радоваться за тебя, а люди посторонние, особенно в театре, будут радоваться только тогда, когда ты споткнешься и упадешь. К сожалению, такая вот гадкая профессия наша, но так вот мир устроен.

Потом я продолжал писать рассказы и выслал их на конкурс в литературный институт. Почему? Зачем? Я не знаю. Это было в 83-м году, меня выгнали из театра, попросили уйти, я был, так скажем, крепко выпивающий артист. Господь Бог меня спас, 12 июня меня отправили на свободу из театра, а 13 июня я увидел письмо с приглашением из литературного института на экзамены. Я полетел в Москву, денег у меня не было, я занял у друзей. Проходной балл был 21, а я набрал 21 с половиной, и каким-то чудом я попал в литературный институт. Это действительно было чудо, тогда попасть в литературный институт – все равно, что полететь на луну, потому что он был единственным в мире. Там были великолепные преподаватели, например, Вячеслав Максимович Шугаев. Я ходил еще на драматургические семинары к Виктору Сергеевичу Розову, он был еще жив, и Вишневская вела семинар. И где-то на третьем курсе я написал пьесу «Игра в фанты», потому что я любил театр, хотел что-то делать для театра, а меня от него отлучили. Эта пьеса попала потом в министерство культуры тогда еще СССР. Ее поставили сто театров России. В 1987-ом году это было. Я тогда бросил пить и начал как сумасшедший писать пьесы одну за другой. Писал в год по шесть пьес, и так вот жизнь круто поменялась, хотя защищал я диплом в литературном институте рассказами, потому что учился на отделении прозы

А если говорить о драматургии, которая приходит мне на конкурс «Евразия»… Конкурс этот я сам придумал, каждый раз плачу свои деньги, такая вот благотворительность с моей стороны. Когда в 2001 году я открыл свой театр и начал придумывать разные проекты для того, чтобы привлечь к нему внимание. И так я придумал конкурс «Евразия». Сначала приходило немного пьес, а потом все больше и больше и так стало приходить по 600-700, и я решил сделать возрастной ценз до 35 лет. Главной задачей конкурса стало – найти молодых драматургов, молодые дарования, что я, собственно говоря, и делаю. Я читаю эти пьесы между репетициями. К сожалению, пьес хороших очень мало. Вот сейчас из 64 пьес в номинации «пьесы для большой сцены», из них штук 5-7 я отобрал для лонг-листа. Победителя я уже знаю, но говорить пока не буду. Одна прекрасная пьеса, написанная девушкой. Я прочитал пьесу, ахнул и отправил ее Кириллу Серебренникову, сказав ему, что это его тема. У себя в театре я это ставить не могу, потому что мои ученики могут обидеться. А так я хоть как-то поддержу талантливого человека. Барахла приходит на конкурс немыслимое количество, люди думаю, что это легкий заработок, но это неправда.

Получается, что вы, по сути, наблюдаете за процессом развития драматургии в России. Из того, что вы говорите, выходит, что она находится скорее в плачевном состоянии?

Нет. Проблема в большом количестве плохих пьес. Бездарные люди они ведь очень наглые. Просовывают под дверь завлита свои пьесы, отсылают почтой их режиссерам и актерам, и поскольку это попадает в руки людей, все думают: «Ага, так вот она какая современная драматургия. Вот она такая дурная, плохая. Там один мат-перемат». Пьес с матом я вообще терпеть не могу, но их пришло очень много. Прямо матом идут целые страницы, и все они думают, что это современно и молодежно и что так надо писать пьесы. Но это неправда, это плохо, отвратительно, как будто грязь льется изо рта у людей. Из-за засилья таких пробойных графоманов, из-за неутомимого творческого зуда бездарности и создается мнение, что современная драматургия упала или перестала существовать. На самом деле пьес хороших много и прежде всего – это пьесы которые пишут мои ученики, а про остальных я не знаю.

kolada_06.jpg
Николай Коляда

Раз уж вы заговорили про мат. Вы сказали сегодня на встрече со студентами, что он может и органично звучать в спектакле.

Ну конечно, когда он используется для связки слов. Как говорил генерал Лебедь: «Мы матом не ругаемся, мы на нем разговариваем». Вот когда на нем разговаривают – это очень хорошо, а когда это просто мат ни к селу ни к городу и просто льется грязюка изо рта – это плохо.

На своих занятиях в институте я разрешаю использовать матерные слова, потому что мы работаем с великим и могучим русским языком и отделить от него мат невозможно. Но если кто-то из студентов начинает просто грязно ругаться, например, по поводу какой-нибудь пьесы на обсуждении – я это пресекаю. Я сам могу крепкое словцо употребить и им разрешаю, но когда это необходимо. И это тоже своего рода учеба. Мы уже привыкли к мату, но, опять же, в драматургии это должно быть крайне дозированно, это нужно использовать с большой осторожностью. Иначе получается так, как я сегодня говорил – «лодка переворачивается». Актеры, задыхаясь от своей смелости, используют мат, а зрители встают и уходят. Понятное дело, никто не любит, когда грязно матерятся на сцене. Кому это может понравиться?

Сегодня, говоря о конкурсах драматургии, вы вспоминали «Любимовку» и наверняка знаете о «Ремарке». Хотелось бы узнать, как привести пьесы с таких конкурсов, пьесы молодых драматургов в театр? Это, наверное, нелегко. Вы говорили, что, например, в Москве с трудом принимают новых драматургов.

Это очень сложно. И раньше было сложно и сейчас. Театры ленивы, косноязычны, они не торопятся, все ждут чего-то. Помню, с Леонидом Генриховичем Зориным мы однажды разговаривали, и я его спрашивал, почему не ставят мои пьесы. Он сказал: «Коля, должно пройти какое-то время, люди должны привыкнуть». Вот я, например, прочитал пьесу Кати Бронниковой и Романа Дымшакова «Научи меня любить» и на следующий день начал ее репетировать. Потому что я понял – это класс, радость для актеров и успех у публики. Я обычно такое сразу чувствую. Чувствую, что хорошая пьеса – и сразу репетировать, а другие театры сначала подождут, посмотрят, подумают и только потом начинают. Обычно, если я нахожу хорошую пьесу и не могу поставить ее в своем театре, я пишу о ней во «вконтакте», в «фейсбуке», везде прошу «обратите внимание». Я как танк или паровоз, который толкает своих студентов. Если талантливая пьеса, я могу помочь, люди ко мне прислушиваются, если я прошу обратить внимание, а так, если у человека нет такого толкача-тягача, ему очень сложно, пробиться в театр почти невозможно. Не обратят внимания никогда.

Получается, вы способствуете продвижению талантливых молодых драматургов. В том числе и в своем «Центре современной драматургии»?

Да, там мы пытаемся большую часть тех пьес, которые пишут мои студенты и выпускники, привести на сцену. Но надо сказать, что «Центр современной драматургии», в котором я главный соучредитель, а политику там сейчас определяет Антон Бутаков, к сожалению, пользуется очень малым спросом у публики. Они с большим трудом собирают народ. Им очень тяжело, актеров там немного, всего восемь человек, и они еле сводят концы с концами. Я сказал им: работайте, зарабатывайте себе славу и все у вас получится. Когда я открывал свой театр, на сцене было пятнадцать человек, а в зале двое. Мы продолжали играть, каждый день, как сказал Зорин, «пусть привыкнут», здесь будет расти это маленькое дерево.

Капля камень точит.

Да! Вот именно!

А в вашем творчестве как-то сказалась эта работа с конкурсами и молодыми драматургами?

Вот сегодня я целый день болтал языком, сначала в аудитории, затем на сцене учебного театра ЯГТИ. Меня спрашивают: «Ты устал?». Да ничего я не устал! Еще готов! Потому что смотришь в зрительный зал на студентов, глаза горят у них. Они как котята, ни черта еще не знают, им рассказываешь, они смеются, и ты тоже заражаешься этим. На занятиях с моими студентами то же самое происходит. Они-то думают, я их чему-то учу, а я сижу и слушаю. Они совсем иначе разговаривают, у них другой сленг, другое мышление, они совсем другие люди, и от этого становишься моложе и чувствуешь нерв сегодняшнего времени, держишь руку на пульсе. Я прихожу домой после каждого занятия и думаю: слава Богу, что я пошел преподавать. Не хочешь стареть – иди в педагоги. Ученики помогают не покрываться корочкой какой-то старости или косности. Так что – да, очень влияет.

Открытие вашего театра. Вы ставили себе такую цель или это стечение обстоятельств?

Просто я работал очередным режиссером в театре драмы города Екатеринбурга и ставил там спектакли, которые ездили на всякие фестивали. «Ромео и Джульетту», например, возили на «Золотую маску». Со мной работало пятнадцать человек из труппы, в которой было шестьдесят человек. Мы работали на малой сцене, а все остальные работали на большой. Если я, скажем, шел по коридору в этом театре, то актеры, которые со мной не работали, отворачивали лицо и даже не здоровались. Издевались, если в сторону моих спектаклей доносилось что-то отрицательное. Было отвратительное отношение дирекции. Не давали звук, свет. Все время были какие-то препятствия. И в какой-то момент я сказал: слушайте, пошли вы к черту! Я открою свой театр и буду свободен. Буду делать, что я хочу. Теперь есть труппа, люди, за которых я отвечают, я взвалил на себя эту ношу и тащу ее. Никуда уже от этого не денешься.

Была ли у вас мысль сыграть в собственной пьесе? Именно как актер.

Я играю в собственной пьесе «Двенадцать стульев», инсценировке Ильфа и Петрова, и играю Кису Воробьянинова. Но так натянул на себя одеяло, что я играю про себя спектакль. Про Колю Коляду. Собственно говоря, даже репетирую собственные похороны. У Ильфа и Петрова, когда Воробьянинов убивает Остапа Бендера, после этого он приходит во дворец культуры и уборщик рассказывает ему, что он залез на стул, и оттуда посыпались разные бусинки, жемчуг и прочее. А Воробьянинов его спрашивает: «А где же это богатство?». И ему отвечают: «Как где? Открой глаза, театр на них построили». В это время в зрительном зале включается свет. И вот этот театр, в который я вложил все свои деньги и всю свою жизнь. То есть я превращаюсь из Кисы Воробьянинова в Колю Коляду, и тут выходят все актеры, их сорок человек в этом спектакле, начинают петь и танцевать, я смотрю на них и плачу, естественно.

У вас получается такая комбинация: актер, режиссер и драматург. Это способствует вашим постановкам или наоборот иногда мешает?

Очень хорошо, что я во всем этом разбираюсь. Я знаю, как в театре свет поставить, не только в моем маленьком театре, но и, например, в большом театре в Польше. Я знаю, что такое язык мизансцены, знаю, какие слова должны быть ударные, а какие в пробросе. Я знаю театр изнутри и со всех сторон. Кем я в театре только ни работал! Начиная от вахтера и осветителя – до хореографа и режиссера.

Получается у вас все-таки синтез. Нет ситуаций, когда ваш внутренний актер хочет сыграть одно, режиссер поставить другое, а драматург писал вообще про что-то третье.

Нет, все вместе. Набором.

kolada_07.jpg
Николай Коляда и доцент ЯГТИ Андрей Зубков на обсуждении сценических отрывков из пьес Коляды

И последний вопрос. Мы недавно на занятии говорили о состоянии современного театра. На ваш взгляд, наш российский современный театр по отношению к мировому в каком состоянии находится?

Многие наши театральные критики известные утверждают, что мы в полном упадке, это все катастрофа и просто плохо. На мой взгляд, великий русский реалистический театр существует. Его авторитет во всем мире невероятен. Куда бы ты ни приехал, говоришь слово «Станиславский» – и люди приходят в полный трепет. Есть какой-то невероятный авторитет. Хотя, конечно, очень плохих театров и спектаклей много. Это как Салтыков-Щедрин говорил: «Когда хлебаешь похлебку в придорожном трактире, ешь вроде все нормально, а начнешь вглядываться в содержимое, так с души воротит». Общее впечатление о великом русском реалистическом театре хорошее. И у меня, и у тех, кто за рубежом, у тех, кто со стороны смотрит. А заедешь в какой-нибудь город Курган или Серов, посмотришь парочку спектаклей, то кажется катастрофа «туши свет». Черт его знает…

Понятно, что ничего не понятно. Спасибо вам большое за интервью, было очень интересно!

И слава Богу! Я рад!

Автор
Интервью Артема Перфилова с Николаем Колядой
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе