Спектакль Мастерской Петра Фоменко "Египетские ночи"

«Добралась» и до «Египетских ночей». Пересказывать их бессмысленно, ещё более бессмысленно, чем «Войну и мир. Начало». Хотя главный герой этого спектакля – Слово. Пушкинское и брюсовское (постановщик взял «Египетские ночи» и Пушкина, и Брюсова – а ещё – множество пушкинских стихов). Но есть ещё другой герой – Движение. То самое, «сценическое». Которое «проходят» в институте и которое потом на сцене вихрем увлекает всех подряд – зрителей в том числе, хотя последние и не покидают кресел. Начинается какое-то «внутреннее кружение», когда тебя подхватывает волна и несёт всё выше и выше… Если, конечно, спектакль делают талантливые люди. Говорят, есть такое упражнение для студентов: взбираясь куда-то, падая откуда-то, на бегу, фехтуя, чуть ли не проходя «колесом» - читать стихи. И, говорят, результат может быть поразительным. Неожиданным, во всяком случае. Не знаю, так ли это всё происходит в театральных вузах, но охотно верю.



Движение и Слово… Слово и Движение… Начинается с «жизни мышьей беготни», с шелеста и шороха «салонов» (Шерер? Или её наследниц?), с усталых попыток разорвать эту паутину: «Я понять тебя хочу! Смысла я в тебе ищу!» - нет, это не сам Пушкин, о «самом» вскользь – то тут, то там – упоминают салонные завсегдатаи – а это Чарский (Андрей Щенников), поэт, всё-таки тоже поэт, но вырваться по-пушкински сильно из объятий «публики» не умеет. И вдруг – «ПОЭТ ИДЁТ!» - Импровизатор, стихия, прорыв Духа – а грешные тело и душа так и остаются грешными телом и душой. Но это Поэт, истинно страшный и прекрасный, как Пророк, только обитающей в обыденной оболочке. (До сих пор я думала, что единственный Импровизатор для меня – это Сергей Юрский, но Карэн Бадалов доказал мне, что это не так)

Но выходит, что невольно всё-таки сбиваешься на пересказ. А это бесполезно. О чём спектакль? О пленном Духе. О «странностях любви». О… Он не «о», он сам – стихи. Как Цветаева про Пастернака: «Мы дождя со страницы не ждали. Мы ждали стихов о дожде…» Стихи – стихия... Театральное действие движется и поёт, шепчет, бормочет вокруг, завлекает нас во Вселенную стиха. Во Вселенную Пушкина. Во Вселенную Слова. Люди, не торопитесь становиться телепатами! Поверьте, это не так интересно!

Слово – это то, что нас разъединяет (как иногда хочется понять «глазами», «душой», «шестым чувством»!). Но это и – данный нам свыше «строительный материал», если угодно, из которого мы, каждый по силе и дару, что-то пытаемся построить, «навести мосты». И нет ничего дороже, когда это удаётся. Да, поэты и сами писали: «Всё это, видите ль – слова, слова, слова…» «Words, words, words…» И всё-таки – в начале было СЛОВО. И не надо ничего доказывать, и к чёрту весь пересказ, и все рецензии на свете – откройте (или слушайте) пушкинские (брюсовские) стихи! Настоящее СЛОВО!

А ведь так и хочется процитировать все стихи прямо здесь, все целиком, и это и будет ТО, во имя чего спектакль.

Какая жалость, что я не театровед. «Слово, слово» - а вот тут-то свою немоту и ощущаешь. О, если бы я была театровед, я бы сказала…

Какое счастье, что я не театровед – меня полностью закружил безумный мир «Египетских ночей» - театральный, да, с непременной «фоменковской» усмешкой то здесь, то там – о, какой потешный Флавий (Алексей Колубков), бывший незадолго до того завсегдатаем салона, которого Импровизатор вовлёк в фантастическое действо! О, как «достал» бедную царицу своей учёностью «Критон, младой мудрец» (Илья Любимов) – тоже салонный умник! (Но как не весело они умирают…) И как осторожно (ещё навернёшься, не дай бог) выступает на котурнах Клеопатра (Полина Кутепова)! Котурны камера берёт крупным планом – уж не из толстых ли книжных томов они? Ну да. Так и есть. Те книжные «котурны», на которые мы по привычке возвели её, «ту самую» - сколько читано про неё, перечитано! Тут тебе и Пушкин, и Брюсов вот, и Шекспир, и Шоу… А она – скидывает котурны – молодая, гибкая, рыжеволосая, чем-то похожая на юную Аллу Пугачёву – которая ИЩЕТ любовь! И – странно: не то… не то… не то… Не те! Да прокляли её, что ли?! Вот один… кажется… нашёлся… тот, что «имени векам не передал». «Бархатный» взгляд тёмно-карих глаз, и такая чистота, что – ну ладно вам, ну это же театр, обманет – не поморщится, ну Клеопатре по роли положено, но я-то, зрительница, вменяемая (вроде), смотрю и – верю. «Смешно, не правда ли, смешно, смешно?» (хотя это уже другой поэт сказал). Может, и этот «чистоглазик» не совсем «тот», не совсем «её», но – любит, ТАК любит! И сам – почти не смешон. (Павел Баршак, браво!) Но она уже обрекла его на смерть… Бежать с ним? Но она – царица… Что тогда? Тогда - яд. Ему. (Чтобы всё-таки не на плахе…)

«Поговорим о странностях любви»… Ну вот и поговорили.

От смеха – к слезам, от иронии – к вдохновению. Если записать некую гипотетическую «кардиограмму» этого спектакля – как будет бросать её вверх и вниз, и в стороны, и закручивать по спирали!

Нет, отказываюсь я иметь дело с поэтическим театром. Смотреть – пожалуйста, а писать – всё, увольте!
И вот, когда импровизация кончена, когда каждый поспешно и смущённо обрёл свой «подобающий» вид, когда все «вернулись» и под овации зала устроили нечто вроде общего «семейного фото на фоне Пушкина» - суетясь, рассаживались дамы и господа, и сам Импровизатор, а неугомонный Илья Любимов занял «коронное» место впереди всех, раскинув руки и обхватив пышные кринолины дам справа и слева – тут и я захлопала в ладоши, как идиотка, будучи в собственной квартире и сидя на собственном диване.

Я верю в театр. Я верю в театр с Режиссёром – мудрым диктатором. Верю в театр – нет, не в «семью», те времена миновали – но в нечто вроде сообщества единомышленников. Я верю в то, что такой театр может (и должен) быть стационарным. Но это – театры для тех, кому повезёт. Потому что не все могут быть учениками Фоменко или, скажем, Додина. И количество мест в таких театрах ограничено. Куда же «плыть» остальным?.. «Не знаю, капитан…»

Публикуется с согласия автора  текста
Сайт www.dstrahov.com

Продолжение дискуссии



Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе