Минское соглашение

Первой премьерой нового сезона в Большом театре оперы и балета Белоруссии стала «Саломея» Рихарда Штрауса.

«Чудовищный шедевр» Штрауса (по меткому выражению Ромена Роллана) — ​по-прежнему редкий гость на постсоветском пространстве. Самая популярная в мире опера немецкого классика никак не приживется в наших широтах. Лишь Мариинский театр трижды за последние четверть века обращался к этому произведению, а в 2015-м смелую попытку предприняла московская «Новая опера». Причин здесь две: сомнительность сюжета пьесы Оскара Уайльда, легшей в основу, и неимоверная сложность музыкального языка.


Фото: Сергей Балай/naviny.by


Одноактная опера действительно очень заковыриста: ей присуща изощренная оркестровка, сложнейшие вокальные партии, изнурительные и неудобные по тесситуре, не самый простой для исполнителя немецкий язык. С титульной героиней вообще беда: по сюжету она — ​пятнадцатилетняя девочка, но петь должна мощным драматическим, если не героическим сопрано, пробивающим оркестровые толщи и одновременно не теряющим свежести звука. А еще в идеале она должна танцевать — ​знаменитый Танец семи покрывал, настоящий хореографический номер. Задачи практически неподъемные: не одна певица в истории сорвала на этой партии себе голос, а те, что сдюжили, зачастую едва ли способны были создать достоверный сценический образ и, уж конечно, не танцевали.

Что касается пьесы, ее отвергали за откровенный эротизм, патологические мотивы и вторжение в библейскую тематику. По религиозным и этическим же соображениям оперу долго не пускали на сцены Англии и Америки, Вены и Берлина. Поэтому, когда в Минске готовилась премьера и возникли претензии со стороны «православных активистов», удивления это не вызвало. Генеральную репетицию отсмотрела представительная комиссия Минкультуры и не нашла в продукции ничего предосудительного, Белорусская православная церковь также не стала возражать.

Три вечера подряд зал Белорусской оперы был полон, премьерные показы прошли с ошеломляющим триумфом. Редкую оперу в Минске безусловно ждали, а щекотливая ситуация вокруг выпуска премьеры только подогрела интерес. В итоге публика получила сложный, многослойный продукт, яркий по своим театральным образам, глубокий по замыслу, о котором хочется думать и спорить задолго после премьеры.


Фото: Сергей Балай/naviny.by


Собственно опере предшествует пространное предисловие: на музыку симфонической поэмы Штрауса «Так говорил Заратустра» авторы спектакля придумали хореографический пролог (балетмейстеры Юлия Дятко и Константин Кузнецов), эскизно повествующий о деяниях Иоанна Предтечи (в опере — ​Иоканаана) до событий, связанных с царем Иродом и его падчерицей Саломеей. В результате у спектакля образовалась двухчастная форма, причем каждая имеет свою логику, драматургическое развитие и вершину, музыкальный язык. Хотя оба произведения принадлежат одному автору, близнецами их не назовешь — ​изложение симфонической поэмы лежит полностью в русле позднего романтизма, если можно так выразиться, «перезревшего» вагнерианства, в то время как язык «Саломеи» — ​острый, колючий, экспрессионистский, во многом парадоксальный. В какой-то степени искусственное соединение неожиданно дало позитивный эффект: в сложный мир штраусовской музыки слушатель погружается постепенно, привыкая и адаптируясь.

Таким образом, Иоканаан в белорусской версии его роль укрупняется, оказывается если не центральной, то гораздо более значимой. В прологе зритель видит вехи его пути: космогонические картины с безжизненным лунным пейзажем, сменяющимся багровым рассветом, потопом, огненными стрелами апокалипсиса, после чего являются образы грядущего мессии и великих христианских храмов. Грандиозная сценография пролога, объединяющая все многообразие визуальных форм, доступным современному театру, мастерски воплощена художником Гарри Гуммелем.

Действие самой оперы разворачивается на борту огромного океанского лайнера, надвигающегося на бредущего по пустыне пророка. Это без обиняков — ​блещущий огнями современный мир упадка, торжества порока и разложения, объединяющий в себе узнаваемые черты «цивилизации» последних ста лет — ​от времен создания оперы до наших дней. «Неудобного» Иоканаана сразу же «упаковывают» омоновцы-«космонавты», используя в качестве тюрьмы емкость бассейна на палубе. Вокруг него кружит Саломея, привлеченная необычностью этого мощного сверхчеловека. Одетая с иголочки Иродиада и гоняющий по палубе на инвалидном кресле пресыщенный всем и вся Ирод — ​хозяева этой тусовки, этого вечного праздника удовольствий, которым пророк мешает и которого они боятся.

Режиссер Михаил Панджавидзе, делая на сцене столь зрелищное шоу, тем не менее, бежит грубого буквализма и натурализма. Знаменитый танец исполняют семь девушек, одетых в костюмы радужного спектра — ​метафора семи грехов логично перекликается с проповедью вседозволенности современной цивилизации. Вместо головы пророка на блюде царевна получает белый хлеб и гроздья винограда — ​на первый взгляд это то самое белое тело Иоканаана и его темные кудри, которыми она так восхищалась, пытаясь соблазнить его и сравнивая их именно с виноградом, но если задуматься чуть глубже, то метафора вновь становится предельно ясной — ​христианское причастие. В самом конце оперы Саломея скидывает блестящий черный змеиный наряд и оказывается в белой крестильной рубахе, готовой принять причастие. По Панджавидзе она — ​отнюдь не исчадие ада, не дщерь порока, а светлый образ, отчаянно барахтающийся в мире декаданса. В Иоканаане она ищет духовную опору. Своеобразное прочтение сюжета не то что не снимает вопросы, а напротив, ставит новые и заставляет задуматься.


Фото: Сергей Балай/naviny.by


Неожиданное театральное решение Белорусской оперы удивляет и будоражит. Но гармонию восстанавливает превосходная музыкальная работа коллектива. Оркестр театра продемонстрировал колоссальный рост: пять лет назад он весьма робко начинал осваивать Вагнера, а уже сегодня тонко и ярко, без преувеличения мастерски играет еще более изощренную партитуру Штрауса. Маэстро Виктору Плоскине удалось и собрать форму сложнейшего опуса, и детально проработать заковыристую оркестровую ткань, и выстроить отличный баланс с певцами, дав каждому из них прозвучать впечатляюще.

Превосходное острохарактерное прочтение и роли, и вокального материала партии царя Ирода дает Дмитрий Пьянов. Ему удается мастерское овладение сложным интонационным языком труднейшей партии мирового тенорового репертуара, сочетающей одновременно взвинченность, «визгливость» и необходимость петь мощно, пробивать плотный оркестр. В гармоничном ансамбле с ним Иродиада Оксаны Якушевич, чьи рваные, экспрессивные фразы звучат ядовито и зло. Отличные работы демонстрируют исполнители небольших, но важных ролей — ​Елена Сало (Паж) и Алексей Микутель (Нарработ). Монументальный, выразительный образ создает Станислав Трифонов (Иоканаан) — ​яркий, с безграничным мужским обаянием артист. Плотный, ближе к драматическому баритон певца звучит выпукло, даже брутально, что укрупняет сценический образ, добавляет ему совершенно необходимой харизматики. Екатерина Головлева (Саломея) поражает кристальной чистотой интонации, девической свежестью звука — ​нигде не утрируя, не срываясь на крик, она рисует образ одновременно экзотический и поэтичный.


Фото на анонсе: Сергей Балай/naviny.by

Автор
Александр МАТУСЕВИЧ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе