«Лес» в Ярославском Волковском: дебри души человеческой

Волковский театр показал вторую премьеру нового сезона — спектакль «Лес» по пьесе Александра Островского в постановке Александра Кузина.
Спектакль «Лес»
Иллюстрация: Театр им. Ф.Волкова


Предложить избалованному ярославскому зрителю классический материал в достаточно традиционной постановке — это риск, достойный уважения. Постановку обсуждают журналист ИА REGNUM Вера Куликова и блоггер Ira Freeway.

Вера Куликова: Что ж, старая школа — это-таки мастерство. Можно по-разному относиться к стилю постановки, к трактовке и т.д. и т.п. В конце концов, у нас и с Малого театра народ уходил. Ибо — право на восприятие никто не отменял. Но здесь есть хитрость. «Лес» Островского на Волковской сцене — прекрасный пример синкретичности традиционного подхода с поиском новых путей развития темы. Постановка совершенно лишена морализаторства и фатализма, резких контрастов и темных тонов. Это спектакль не о хороших и плохих людях, а о бремени страстей человеческих.

Ira Freeway: Спектакль строится на конфликте и взаимном дополнении драматического и комического. И не только потому, что пара Несчастливцев-Счастливцев (в исполнении Майзингера и Даушева) держит на себе всё действие.

Вера Куликова: В моем случае — Майзингер-Круглов. Впрочем, почти все герои выстроены по параллелям — согласно амплуа и видению режиссера. При этом суть происходящего, как правило, раскрывается именно в комических элементах. Например, сцена соединения Раисы и Буланова или момент принятия им решения по поводу того, какую женщину выбирать: «А сколько там?» — спрашивает он тоненьким голоском про шкатулку с деньгами.

Ira Freeway: В целом же серьёзные и комические элементы переплетены так, что усиливают друг друга. Вот в спектакле Малого театра «Горе от ума», который был на Волковском фестивале в этом году, драма просто «съела», вытеснила комедию. Здесь же всё сделано очень точно и гармонично: например, когда финальный мощнейший монолог Владимира Майзингера (Несчастливцев) завершается комедией — это не снижает важность сказанного — наоборот, подчёркивает и подтверждает его слова.

Вера Куликова: Интересна и трактовка образов. На мой взгляд, у Кузина нет отталкивающих героев — они все по-своему симпатичны. Поэтому в спектакле не акцентируется конфликт власти и морали, человека и общества. Здесь на первый план выходят вопросы личной свободы и удовлетворенности желаний. И все герои в итоге получают то, чего хотят. Потому что частичка человеческого остается в каждом — Восмибратов разрешает сыну взять в жены бесприданницу Аксюшу и ругает с каждым разом все меньше, Гурмыжская таки отдает тысячу рублей племяннику, не противится свадьбе Аксюши. А что ей денег пожалела — так ведь планов-то сколько с новым юным любовником! Не до того ей сейчас — и это тоже очень по-человечески. Ну, а Несчастливцев — человек, не привязанный к материальному, потому и счастлив он свободой духа.

Ira Freeway: Вот не могу согласиться. Гурмыжская отдаёт тысячу, которую была должна, под дулом пистолета. Нет, она в принципе не делает ничего ужасного — но раздражает её лицемерие: сначала «все мои деньги принадлежат бедным», а как доходит до дела — всё наоборот. Это, конечно, текст Островского, а не Кузина, но не кажутся мне симпатичными в этом спектакле ни Гурмыжская, ни её свита.

Вера Куликова: Пистолет в этот момент уже убран, а шкатулка с деньгами ей возвращена. Иначе и на долю Аксюши тоже что-нибудь перепало бы.

Ira Freeway: Формально — да, но мы же понимаем, что это условно, и на самом деле вся сцена происходит под давлением. И Гурмыжская поэтому готова дать больше — сам Несчастливцев отказывается от «милостыни». Вообще я не вижу ничего плохого в том, что есть откровенно отрицательные персонажи — это же Лес со своими хищниками и падальщиками. Весьма необычно и сценическое решение: окружённый стеклянным забором «лес» с домиком на дереве кажется несколько аляповатым, но неплохо отражает сущность местной жизни — сочетание «диких лесных» повадок с тем, что жизнь в таких местах проходит «на виду», и секреты хранятся недолго.

Вера Куликова: А как же поговорка «Глухо, как в лесу»? Ведь за внешне благополучной жизнью усадьбы Гурмыжской никто не видит того, что происходит на самом деле. Не знают люди реального отношения к Аксюше. Никто не в курсе ее отношений с Петей.

Ira Freeway: Дело не в том, что люди не знают, а скорее в том, что не хотят знать. В конце «реальное отношение к Аксюше» очевидно — Гурмыжская публично отказывается помочь ей. Однако к ней продолжают относиться как раньше — как к «благодетельнице» — никому из этой среды не нужно, не выгодно её разоблачать, они просто закрывают глаза на произошедшее.

Вера Куликова: А что им волноваться-то? Все ж устроилось, и Аксюша при любимом муже. При этом все всё прекрасно понимают, отсюда и вполне здравые ремарки по поводу происходящего от соседей. Да и сама Гурмыжская скандала опасается. Но — здесь соглашусь — кому интересно скандалить? Переворачивать устоявшееся болото — не дай бог что еще всплывет. Потому лес — это не только топография, это состояние души человека, заплутавшей в зарослях страстей, в дремучих, глубоко укоренившихся принципах, способных разрушить чье-то будущее. Но в целом сценография очень красноречива. Голубятня, где встречаются Петя и Аксюша, становится «островком» детских порывов и надежд. На нее забираются только чистые душой — сначала влюбленная парочка, потом Несчастливцев и Счастливцев. Огромные стволы спиленных деревьев выглядят устрашающе — как фатум и безжалостные социальные устои. И как празднично и прекрасно выглядит в финале стол, изысканно задрапированный в белоснежную скатерть — это ведь свадебный стол! Неспроста Гурмыжская и Буланов — оба в белом. И, конечно же, маленькая шалость от театра: занавес Волковского «в миниатюре», опускающийся на Несчастливцева и Счастливцева на голубятне. И закрытие основного занавеса сцены становится элементом спектакля, венчающим действие. Условность в условности.

Ira Freeway: Я сомневаюсь, что праздничный стол и белые одежды — это такой уж позитивный знак. Скорее это декорации той «комедии», про которую Несчастливцев говорит: «Комедианты? Нет, мы артисты, благородные артисты, а комедианты — вы».

Вера Куликова: Конечно, Лес — не хит вроде «Золотого теленка», но это крепкая, добротная постановка. Спектакль, который приятно увидеть в субботний вечер. И он, несомненно, найдет своего зрителя.

Ira Freeway: Мне кажется, «Золотой телёнок» стал хитом за счёт умелого использования ностальгии — по советским временам вообще, и в частности по Ильфу и Петрову как символу «доброго светлого ушедшего». У «Леса» нет такой удобной готовой площадки в сознании зрителя, ему приходится пробиваться самому, и он вполне успешно делает ставку на игру двух противоположных сил. Пусть даже они весьма условно и шуточно противостоят друг другу, но они архетипичны — Несчастливцев и Счастливцев, Ангел и Чертёнок. Они появляются до объявления названия спектакля, и в конце как бы «растворяются» в его ткани, словно духи иного мира (может быть, современного), зашедшие на пару дней в этот Лес, чтобы изменить то, что могут, и подчеркнуть неизменность того, что поменять не смогли.
Автор
ИА REGNUM
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе