Кухарка Кристина стала триумфатором фестиваля NET

Театральный форум, проходящий в рамках Года Германии в России, завершился «Кристиной» берлинского «Шаубюне» в постановке Кэти Митчелл
Сцена из спектакля «Кристина». Фото: Thomas Aurin


Фестиваль «Новый европейский театр» каждый год открывает московским зрителям новые имена. На этот раз пришел черед талантливой англичанки Кэти Митчелл, которая уже хорошо известна в Европе и не первый год сотрудничает с немецкими театрами. Ее «Кристина» поставлена по пьесе Августа Стриндберга «Фрекен Жюли», но в весьма необычном ракурсе.


Тот, кто не знает содержания, вряд ли поймет, что там вообще случилось. Дело в том, что основные события пьесы происходят за кадром и показаны с точки зрения второстепенной героини, кухарки Кристины. Пока графская дочка фрекен Жюли соблазняет отцовского лакея, его невеста Кристина хозяйничает на кухне, готовит какие-то снадобья, моет посуду, зажигает свечи, ложится спать — и при этом постоянно прислушивается к тому, что происходит за стеной.


По большому счету с героиней ничего не происходит, но каждое ее действие, движение и жест становятся микрособытиями. Некрасивая и немолодая Кристина — куда ей до стройной и рыжеволосой хозяйки — вглядывается в зеркало и в жалких попытках приукрасить себя завивает прядь волос на горячую шпильку. А чтобы приворожить жениха, бережно кладет под подушку стебельки цветов и трав.


Все действие построено на крупных и очень крупных планах. За движениями актрисы следят видеокамеры, транслирующие изображение на большой экран. Но не спешите говорить: «Э-э-э, это уже было». Технику, которую начали использовать в Европе лет 15 назад (а в 2003-м она впервые добралась и до нас в шокирующем спектакле Франка Касторфа «Мастер и Маргарита»), Кэти Митчелл довела до какого-то немыслимого совершенства.


Изображение тут похоже не на рваную, скачущую съемку «Догмы», а на ожившие картины Вермеера. Мягкий свет, приглушенные цвета, замедленные плавные движения. Каждым кадром можно любоваться отдельно, особенно крупными планами актрисы Юле Бёве: сегодня таких лиц просто не бывает, его словно взяли напрокат из позапрошлого века.


Но главное ноу-хау Кэти Митчелл даже не в этом. Пока на экране кухарка Кристина страдает от ревности и обиды, пряча свои эмоции под маской покорности («она же прислуга, что она может чувствовать», — походя бросает утонченная фрекен Жюли), на сцене развивается другой, параллельный сюжет. Если использовать кинолексику — это фильм о том, как делают фильм.


Выгорожены комнаты дома. Сквозь большие окна веранды мы частично видим актеров и людей с кинокамерами, а на переднем плане — стол звуковиков, которые тщательно воспроизводят все шумы на кухне: плеск воды, звон бутылок, шлепанье босых ног. Рядом еще один стол, где снимают крупные планы: капли дождя на стеклах, срезанные цветы на столе. Каждая мелочь дотошно фиксируется, создавая впечатление полной документальности. Так что зрители невольно вздрагивают, когда лакей Жан «в прямом эфире» отрубает голову бедному чижику.


Но постепенно мы замечаем, что эта фабрика иллюзий нас обманывает. Экранная реальность то и дело не совпадает с происходящим на сцене, и ты уже не знаешь, чему верить, а чему нет. Действительность проходит через множество линз — через взгляд Кристины, глазок кинокамеры, экран монитора — и может преломляться еще множество раз. Кэти Митчелл отказывается от прямой, лобовой интерпретации событий. В мире, созданном ею и потрясающим видеорежиссером Лео Варнером, явно больше трех измерений.


И вот это головокружительное ощущение ускользающей, как улыбка Мона Лизы, таинственной реальности в спектакле потрясает больше, чем его виртуозная техническая сложность.

Известия


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе