Между тем трудно представить себе фигуры более контрастные, чем поздний мистик Стриндберг и беспощадный авангардист Матс Эк. Кажется, никто до него не обращался с классикой столь бесцеремонно. Лысая Жизель, заключенная в сумасшедший дом; голый принц Альберт; корявая и нелепая Одетта; Кармен, совершающая на полу недвусмысленные кульбиты с тореадором, закрепили за Эком славу хулигана и провокатора, для которого нет ничего святого.
В драматическом театре, где хореограф работает с середины 90-х годов, он оказался не столь дерзок и радикален. Вероятно, оттого и не столь интересен. Он хоть и сократил текст этой весьма многословной пьесы, но все же отнесся к нему гораздо бережнее, чем американец Боб Уилсон, который поставил Стриндберга в соседнем Городском театре Стокгольма. Уилсон превратил «Игру снов» в набор изысканных статичных картин. В спектакле Эка драматические актеры, как им и положено, разыгрывают пьесу по ролям.Трезвый взгляд режиссера переносит действие из символистской поэтики рубежа веков в куда более прагматичное XX столетие, освобождает пьесу от философского тумана и представляет оголенный сюжетный скелет во всей его нелепости. Вот седеющий уже офицер ждет свою невесту Викторию. Ждет много лет подряд, цветы его давно завяли, в руках появилась инвалидная палочка, а он все надеется, что возлюбленная спустится с минуты на минуту. Вот школьный учитель пытается дать определение времени и приходт к неожиданному выводу, что время — это убежавший с урока ученик. «Логика безумна», — утверждают герои пьесы, которую недаром называют предвестником театра абсурда. И Матс Эк стремится подчеркнуть это, заставляя актеров проделывать странные, необъяснимые действия, например высыпать себе на голову шарики от пинг-понга.
Режиссер признается, что в своем спектакле ведет диалог с прежними постановками «Игры снов» на сцене Королевского театра. Неслучайно вместо растущего замка на сцене появляется фасад «Драматена», а дочь бога Индры, Агнес, спускается на грешную землю не на облаке, а на театральном занавесе. Но если для пасторского сына Ингмара Бергмана театр был подлинным храмом, то выросший в театральной семье Матс Эк относится к нему с нескрываемой иронией. В «Игре снов» он пародирует и нравы закулисья, и нелепую театральную условность, и заодно собственную хореографию.
В спектакле не так уж много пластических сцен, но именно они самые удачные и выразительные. В стихии движения Матс Эк чувствует себя гораздо увереннее, чем в мире слов. В своих коротеньких танцевальных зарисовках он умудряется передать все то, на что Стриндберг тратит километры слов: жалкие человеческие страсти, боль и отчаяние, бренность земного существования и тоску по несбыточному. Ближе к финалу начинаешь жалеть, что Матс Эк не сделал из «Игры снов» того, что он, в сущности, и умеет делать — большого сюжетного балета.
http://www.openspace.ru/theatre/events/details/10660/