"Русский блюз" Дмитрия Крымова в "Школе драматического искусства"
Московский театр "Школа драматического искусства" показал премьеру нового спектакля Лаборатории Дмитрия Крымова под названием "Русский блюз. Поход за грибами". Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Все, что хорошо начинается, всегда скверно заканчивается. Чем сильнее мы хотим милого и светлого, тем больше вероятность того, что столкнемся со страшным и жестоким. Фольклор давно отлил эти печальные истины российской (наверное, не только российской, но Крымов обращается, прежде всего, к здешнему опыту) жизни в пословицы, одним из эпиграфов к спектаклю стала такая: "Пошла баба в лес за грибами, а навстречу ей медведь с зубами". Второй эпиграф — "Белые! — Василий Иванович Чапаев из к/ф Чапаев" — намекает не на месседж спектакля, а на способ его приготовления: здесь все игра, если и не слов, то образов и предметов, здесь торжествует свободная фантазия и произвольная игра ассоциаций. И одновременно — грустная насмешка над реальностью, в которой одним и тем же словом может быть обозначен и смертельный враг, и заветный деликатес.
В спектакле Крымова персонажи собираются в лес за грибами. Что-то им мешает, но они все-таки идут — и милое осенне-воскресное развлечение оказывается походом за своей судьбой. На сцене, устланной упаковочным картоном, люди прячутся в картонные же домики, придуманные сценографом Марией Трегубовой. Домики хрупкие и ненадежные, а люди смешные и странные, маленькие и взрослые, худые и не очень, нелепые и деловитые. И вообще, они больше похожи на ожившие рисунки. Сценическая, режиссерская история, в сущности, лишенная внятной истории сюжетной, составлена в "Русском блюзе" из эпизодов, многие из которых лишь перекликаются друг с другом отдельными деталями вроде банки с грибами. И клонятся эти эпизоды подчас в разные жанры. То в рискованный комический абсурд, когда у женщины, собравшейся в лес, из унитаза лезет дерьмо, принявшее облик господина в белом костюме с длинной пушистой гирляндой, и приходится вызывать сантехников. То в не менее, наверное, рискованный абсурд трагический — это когда из большой картонной ширмы на сцене вырезают силуэт подводной лодки и мы видим долгий ритуал прохода в лодку экипажа, причем про каждого из мужчин нам сообщают подробные биографические сведения, и, хотя название лодки ни разу упоминается, мы, конечно, понимаем, что они уже не вернутся домой. Тем более что будет сцена с водолазами, достающими тела из морских глубин.
Дмитрий Крымов, поставивший в последние сезоны несколько спектаклей по литературным текстам, вернулся к чистому театральному сочинительству. Обычно театральных фантазеров литература дисциплинирует и обращение к ней приветствуется, но в данном случае все наоборот: режиссер словно очутился в родной стихии, вновь задышал радостно и свободно. Впрочем, это уже не тот "театр художника", с которого все когда-то начиналось (хотя, разумеется, визуальные образы имеют и теперь решающее значение), это сложносочиненное произведение с запоминающимися актерскими работами и умными режиссерскими ходами. Так, для пущего отстранения придуман ведущий-комментатор: солидный мужчина в самом начале спектакля садится в стеклянную кабинку вроде тех, что используют синхронисты или спортивные комментаторы. Он словно переводит происходящее с русского на русский, отвлекаясь на анекдоты и разговоры по мобильному о своих домашних делах, а зрители слушают его в наушниках — необязательность комментария здесь вдруг превращается в сильное средство гармонизации сценического текста.
Многих своих героев Крымов достал, кажется, из нашего общего подсознания, из фильмов и мультфильмов, которые всегда с нами, дистанция с которыми по мере накопления жизненного опыта увеличивается, но никогда, пока дышим, не приведет к обрыву связей. Говорливая портниха (отличная работа молодой Марии Смольниковой) вдруг чем-то напоминает героинь Рины Зеленой: вроде слегка чокнутая, но свой интерес знает и мужские кальсоны ловко выдает своей клиентке, доверчивой невесте, за дизайнерское платье с соответствующей ценой. Однако итоговое настроение спектакля Крымов все-таки черпает не в расслабляющей ностальгии, а в сегодняшнем апокалиптическом ощущении мира. Могильщиком грибников становится то самое дерьмо из унитаза, франт в белом костюме, упаковывающий героев — как раз когда они монотонно пересчитывают свой улов — в картонный домик-гроб, для верности еще обернутый лентой. У спектакля есть, однако, и иной финал, красивый, с вращающимся над сценой гимнастом. Скорее всего, он сделан не для того, чтобы подсластить зрителю итог, а потому, что режиссеру все-таки никогда окончательно не победить художника.