Никаких излишеств – только на переднем плане иногда появляется лавка, на которой встречаются Катерина (Анна Ткачёва) и Борис (Алексей Кузьмин), или жестяная бочка, возле которой выпивает, мечтая о вечном двигателе, Кулигин (Владимир Майзингер).
Система торжествует. Перед зрителем разворачивается суровая картина быта местных жителей, чья воля раздавлена грубым произволом помещика Дикого (Сергей Цепов) и Кабанихи (Александра Чилин-Гири). Образ Катерины (Анна Ткачева) продиктован пьесой Островского. Наивная, по-детски открытая, с птичьими крыльями на уме, ретроспективно – с песней и молитвой на устах (вольное время, которое не возвратишь). «Знаешь, мне иногда кажется, что я птица». Воздушная, поэтическая девушка – ненадежный винтик в металлической конструкции. Ей бы спастись – но в чем же? Любовь, тускло мерцая искрой возможности, разгораясь, обращается в пламя – в геенну огненную. «Все в огне гореть будете неугасимом. Все в смоле будете кипеть неутолимой» — пророчествует Барыня.
Сопротивляясь, Катерина хочет уберечь себя от соблазна – но её душа крылата и границ не терпит. Она отправляется на встречу с Борисом – кажется, любовь защитит её, как молитва во храме. И тот самый свет, который льётся в солнечный день из-под купола церкви, ниспадает на неё, когда рядом Борис.
Отдельного разговора заслуживают цветопись, звукопись и организация планов постановки. Вместе они рождают эстетическое совершенство – выверенную структуру, из которой нельзя изъять ни детали. Средний план, за исключением ряда сцен, в постановке практически отсутствует. Действие строится на контрасте планов. Сменяя или дополняя друг друга, они создают ритм спектакля — несколько рваный, без четкого периода, динамичный, живой, контрастный.
Действие дважды прерывают своего рода «лирические отступления». Апокалиптические вставки – зеленоватый свет, гипербола звука, безмолвное шатание героев по сцене, беззвучно шевелящиеся губы, падающий с ног Тихон, мечущаяся по сцене Катерина, предвестие геенны огненной. «Русский Догвилль» - как выразился сам режиссер спектакля Денис Азаров. Догвилль, где справедливость никогда не предъявит счёт.
Цветовая гамма спектакля (художник по свету — Сергей Васильев) тоже строится на контрастах разных степеней. Теплый ореол света вокруг стола на заднем плане контрастирует с синим фоном. Чуть позже — тёмные силуэты мечутся на фоне бледной кирпичной стены, приобретшей холодный, изумрудный оттенок.
Не менее яркий контраст представляет собой звукопись. Музыка (композитор — Денис Хоров) то и дело перерастает в нойз, едва выносимый для зрительских ушей, а потом внезапно сменяется звенящей тишиной. Постепенно звук набирает силу, возвещая об агонии Катерины, не нашедшей понимания в своём покаянии, о боли Тихона, свернувшегося перед ней зародышем, не находящего себе места – и оставляющего её одну. Органичным лейтмотивом звучат строки Блока. «Белые священники с улыбкой хоронили маленькую девочку в платье голубом». Лаконично обрамляя сцену признания Катерины, на сцене дважды «звучит щебень» — под медленными, наступательными шагами, каждый из которых так и норовит раздавить.
Последняя надежда Катерины – всё та же любовь. Быть может, Борис вызволит её из ада? Едва ли. Ему нужно ехать — лошади готовы. Путь приходится нащупывать самой: сквозь судороги неприкаянности – в настойчивую волю уйти.
Финал постановки — эстетика боли. Новая волна звука захлестывает сцену. Сверху проливается сноп света, льется вода, тело Катерины надрывается от дрожи. Только эта дрожь не отзовется эхом ни в одном теле. Кожа жителей Калинова достаточна прочна, чтобы безмолвно пройти мимо или, переступив через тело, как через порог, поставить на стол самовар. Время пить чай.