"Очень важно, чтобы была некая внутренняя совесть у творческих людей"

Нельзя злоупотреблять свободой слова, заявил в послании Федеральному собранию президент Владимир Путин. При этом он подчеркнул, что россиянам никто не может запретить свободно мыслить и отстаивать свои позиции.
Ведущий "Коммерсантъ FM" Олег Булгак обсудил тему с художественным руководителем театра "Ленком" Марком Захаровым.

Владимир Путин в послании Федеральному собранию: "Мы живем в здоровом обществе, в котором укрепляется иммунитет к популизму и демагогии, где высоко ценится значимость взаимоподдержки, сплоченности, единства. Речь не идет, конечно, о каких-то догмах, о показном фальшивом единении, тем более о принуждении к определенному мировоззрению. Но это не значит, что, жонглируя красивыми словами и прикрываясь рассуждениями о свободе, кому-то можно оскорблять чувства других людей и национальные традиции. И в культуре, и в политике, и в средствах массовой информации, и в общественной жизни, в полемике по экономическим вопросам никто не может запретить свободно мыслить и высказывать свою позицию".

— Вы слушали послание президента, какие были даны сигналы элитам, на ваш взгляд?

— Мне понравился фрагмент послания о свободе выражения своей позиции. Я понимаю это целиком. Правда, я перевожу в ряд наших театральных забот. И я думаю, что здесь очень важна все-таки внутренняя — не хочется употреблять слово "цензура" — некая внутренняя, может быть, совесть на каком-то подсознательном уровне, которая не дает возможности человеку коснуться каких-то проблем, которые могут действительно оскорбить многих.

Несколько лет назад покойный Кваша, артист театра "Современник", очень мучился проблемой: принесли пьесу в театр, где человек полюбил козу, понимаете, по-настоящему полюбил, серьезная была страсть и влечение. И он долго мучился, его, принуждали к этому как бы, склоняли, что надо бы это сыграть, но он все-таки нашел в себе силы и отказался. Если бы мне тоже кто-то посоветовал из высших сфер поставить что-то такое про любовь с козой, я бы, наверное, отказался.

— Эти слова, можно воспринимать как ответ, допустим, Константину Райкину?

— Нет, нельзя. Константин Райкин, конечно, вспылил по поводу не своих проблем, хотя потом и свои проблемы всплыли в отношении вот этих самодеятельных "цензоров", который считают своим правом выносить окончательный вердикт в отношении тех или иных произведений искусства. И если это почему-либо не устраивает их, то можно в музейном пространстве облить мочой экспонат, что было у нас, к сожалению, зафиксировано так же, как свиная голова перед входом в МХТ, в театр. Не говоря уже о некоторых проблемах в Санкт-Петербурге с театром Додина. Вот это все желание как-то или пропиариться, или как-то всплыть на поверхность в качестве поборников какой-то "православной идеи" якобы — это такая болезнь, которая в обществе присутствует.

— Но президент услышал это выступление Константина Райкина?

— Да, услышал. И он отнесся к этому очень спокойно, мудро. И мне понравилось, что был какой-то потом все-таки сигнал, что для любой формы бандитского вандализма, будь то борт самолета летящего, или музейное пространство, или театр, законы должны действовать одинаково.

— А где проходит грань между оскорблением чувств верующих и свободой слова?

— Знаете, это зависит, наверное, от воспитания человека, его культуры. Проблема границ — это ведь проблема философская и очень сложная. Поэтому настоящий суд — это состязательный процесс, есть две стороны, которые ищут правильное решение, и не всегда находят. Это трудно.

— Это остается открытым?

— Конечно. И всегда будет открытым, потому что, да, можно делать все, что не запрещено. Вот нет такого закона, что нельзя разводить костер в маршрутном такси или автобусе, но это не значит, что можно развести костер, и уповать на то, что нигде у нас не записано, что нельзя этого делать.

— Но бороться-то с этими свиными головами, со сжиганием книг — было и такое — будут или нет?

— Я надеюсь. И некоторые вот последние сигналы, которые как-то мы получили свыше, я думаю, они обнадеживают. Я верю в лучшее будущее.

— Вы говорите о совести, которая внутри у каждого своя. А это не приведет к самоцензуре, к зажиму творческого посыла?

— Вы знаете, до каких-то пределов… Вот я привел этот дурацкий пример с козой, эта внутренняя цензура должна быть в некоторых необходимых дозах обязательно, если ты возглавляешь столичный театр, музей или картинную галерею.

Но есть какая-то неуловимая грань, когда самоцензура может перейти в оскопление, в уродование какого-то хорошего и прекрасного сочинения.
Я думаю, что если бы государство выделило много черной краски Казимиру Малевичу, — представим, что это сегодня он "Черный квадрат" нарисовал, — мы бы послали "Черный квадрат" по регионам, сказали: вот тут на бюджетные деньги, понимаете, нарисовал вот такую картину. Я думаю, это могло бы вызывать бурю негодования. К этому надо быть готовым, надо обладать культурой, познаниями, интеллектом.

— В своем послании президент сказал, что завтра будет заседание совета по культуре, будут обсуждаться, в том числе принципы взаимной ответственности представителей гражданского общества и деятелей искусств. Если вы будете на этом заседании, что вы спросите у президента? Остались ли у вас вопросы после этого выступления?

— Это очень сложный вопрос. Лезть к президенту с вопросами я бы, честно говоря, не решился сейчас. Я думаю, что это можно решить на более низком уровне. Понимаете, при всей ненависти к Бараку Обаме — он все-таки вопросами посевной, сбором картофеля и пшеницы не занимается. Это оставляет губернаторам и другим людям, стоящим в инстанциях ниже него. Я думаю, что это правильно.
Автор
Марк Захаров
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе