Музеи без пыли

Как-то после одного вернисажа у меня произошел разговор с видным музейным деятелем. Он говорил, что если на выставке мало информации и нет каталога – это не особенная беда. Главное – экспонаты, которые могут сами рассказать о себе. Благодаря им зрители, из тех кто «в теме», способны оценить показанное. В общем, торжество элитарности.

Дело было после открытия выставки «Андрей Белый: объединенный архив» в московском музее Пушкина. Там как раз произошла классическая история, столь часто встречающаяся в нынешней музейной практике России: экспонаты уникальные, комментариев к ним минимум.

Такие выставки порождают споры о том, что же такое музей сегодня – место хранения экспонатов, приют знатоков, образовательный центр или пространство для дебатов? Или все это вместе?

К сожалению, в России нет внятной музейной политики, государственной концепции, сформулированной бы профессионалами и прошедшей публичное обсуждение. Потому музеям и их сторонникам приходится полагаться на здравый смысл и частную инициативу.

Последняя оказывается спасительной в случае с выставкой Андрея Белого: каталог архивных материалов поэта из собраний Государственного Литературного музея, РГАЛИ и Государственного музея А.С Пушкина появится в 2011 году в рамках программы «Первая публикация». Программу с 2007 года проводит Благотворительный фонд В.Потанина, в ее рамках вышло несколько уникальных альбомов, в том числе о небесах Кенозерья. Это образец полиграфического искусства, фотосъемка для альбома проводилась не один год, а тексты исследователей поражают своей фундаментальностью.

В лесах Архангельской области вокруг Кенозера сохранилось около 40 храмов и часовен с расписными потолочными перекрытиями (их и называют небесами). Чтобы попасть сюда из Москвы, нужно сперва доехать архангельским или северодвинским поездом до Плесецка, а затем на машине почти двести километров (три с лишним часа по местным дорогам) до деревни Вершинино, «столицы» парка, точнее, Плесецкого его сектора. Другой сектор расположен ближе к Каргополю.

Этим летом фонд Потанина установил в деревне Усть-Поча отреставрированное «небо» в Никольской часовне, единственное подписанное «небо», созданное в 1881 году 17-летним Фёдором Захаром Иоком. Его имя было обнаружено лишь недавно, благодаря усилиям молодого исследователя Марины Гусевой, а этой осенью в архангельских архивах нашли новые документы о жизни иконописца. Как выяснилось, в течение трех лет он обучался живописи в Петербурге, затем, вернувшись на родину, работал почтальоном и умер в 1922 году. Зимой 2009 - 2010 года его «небо» показывали на выставке в Центре Грабаря, где при финансовой поддержке Гуманитарного проекта Ивана Полякова проводилась реставрация.

Сегодня Усть-Поча входит в уникальный Кенозерский национальный парк, еще не ставший местом массового паломничества. Русский Север как коньяк многолетней выдержки, он притягивает к себе единицы, но уж если попадешь к нему в плен, то навсегда.

Парк вокруг Кенозера постепенно становится все больше цивилизованным. Туристов здесь селят в свежеотстроенные кордоны или настоящие деревенские дома, чьи баньки несут на себе следы времени. По озеру ходит старая «ракета», оставшаяся еще с советских времен, когда на берегах был колхоз; к некоторым часовням без провожатых довольно трудно найти дорогу. В здании информационного центра расположился и музей парка, с замечательной коллекцией икон. Многие из них были вывезены в 60-е годы в Москву, в запасниках столичных собраний, говорят, еще можно увидеть иконы, на оборотной стороне которых указан адрес пункта назначения и сохранились следы почтовой оплаты. Сотрудники московских музеев спасали тогда иконы из местных часовен радикальными средствами: забирали иконы, обвязывали их бечевкой и посылали безо всякой упаковки в столицу. Хотя крестьяне Кенозера, судя по всему, никогда не прекращали служб в местных храмах. Просто постоянное население в местных краях в ХХ веке резко сократилось – торговые пути пошли мимо, - и число востребованных для служб храмов не могло оставаться прежним.

Сегодня многие из некогда разрушенных часовен восстановлены, и остается только удивляться, что люди все еще предпочитают Египет местным красотам.

«Первая публикация» - не единственная программа потанинского фонда. Он выдает также гранты в рамках проекта «Меняющийся музей в меняющемся мире». Сотрудники российских музеев предлагают фонду самые разные идеи для нескольких номинаций, от «Технологии музейной экспозиции» до «Партнерских музейных проектов». Жюри выбирает наиболее интересные. Любопытно, что далеко не все музеи хотят принять участие в этом конкурсе, предлагающем немалые финансовые средства (два с лишним десятка грантов по 700 тысяч рублей каждый), и эта инертность тоже является характеристикой нашего музейного ландшафта.

Но есть и примеры иного рода. Например, в Псковской области.

 

ДОТы. Вход бесплатный

 

В Псковской области недавно завершились полевые исследования ДОТов (долговременных огневых точек) второй мировой войны. Их целью было определить перспективы создания музея с военной архитектурой в качестве экспонатов.

Сколько всего на Псковщине ДОТов, точно неизвестно. Алексей Старков, научный сотрудник Государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника «Изборск», руководящий проектом «Забытые крепости ХХ века», считает, что их около 230. Но пока что возглавляемая им группа энтузиастов зафиксировала около 180 объектов, построенных в области в 30-е годы. Найти оригинальные карты Минобороны предвоенных лет довольно сложно, не все архивы идут навстречу исследователям. Есть и объекты первой мировой войны, когда на Псковщине строили долговременные укрепленные позиции Северного фронта, с батареями морских и береговых крупнокалиберных орудий. Но грант фонда Потанина выдали для изучения построек именно советской поры. Для этого команде Смирнова пришлось победить в конкурсе проектов «Меняющийся музей в меняющемся мире», собравший более 400 заявок.

Проект «Забытые крепости ХХ века» исследует ДОТы, чтобы понять, как их музеефицировать и проводить по ним экскурсии по лесам. На самом деле экскурсии уже есть. Людей, интересующихся военными сооружениями, много во всем мире. По всему миру их встречают энтузиасты, которые и показывают «свои» ДОТы. В некоторых странах эти сооружения объявлены исторически ценными, статус памятника способствует их сохранению. Считается, что лучше всего образцы русской фортификации сохранились в Финляндии.

В России же, особенно в Ленинградской области, из ДОТов воруют что могут. Металла в них хватало, в приемных пунктах пользуется спросом и проводка. Так что отсутствие дверей – первое, что бросается в глаза. В целом же состояние ДОТов, находящихся, например, вблизи деревни Васильево Палкинского района Псковской области, довольно хорошее. Боев здесь не было, удар пришелся на ДОТы соседних укрепрайонов. Потому почти всюду и сегодня можно спокойно перемещаться внутри бетонной коробки (ДОТы, как правило, строились в два этажа, один из них подземный). Без проводника здесь сложно: многие сооружения неприметны, за десятилетия обросли лесом, и даже знатоки порой находят их не сразу. Мимо некоторых, говорит Старков, поисковики ходили по многу раз, не зная, что за кустами скрыта бетонная коробка. Другая проблема – внутренности зданий. В них есть колодцы для воды и подземные ходы, куда легко провалиться, не зная плана. Да и переходить с этажа на этаж в кромешной тьме, освещаемой лишь лампочками на голове, лучше под присмотром сопровождающего. Перемещение по лесам на джипах тоже не лишено известной опасности. Крутые спуски и отсутствие указателей может превратить трехчасовую экскурсию в многодневную, а ощущения приблизить к впечатлениям от спуска по американским горкам.

Сегодня ДОТы фактически никому не принадлежат. Формально они числятся за минобороны, но там о них, судя по всему, забыли. Лишь в Тверской области около ста ДОТов объявлены памятниками культуры с региональным статусом. После войны многие ДОТы оказались на частных территориях, на дачах и во дворах. Их использовали как кладовку или мусорную свалку, но сейчас, когда потянулись экскурсии, хозяева начали их чистить и убирать мусор. За порядком в ДОТах, на государственных землях следят добровольцы.

Преимущество ДОТов Палкинского района – в том, что здесь не было боев, нет риска неожиданных находок вроде мин, складов боеприпасов или останков солдат, организация экскурсий с последующим возможным отдыхом на природе не породит этически сложные ситуации. Другой проект музеефикации ДОТов, в деревне Холматка под городом Островом Псковской области, связан с созданием «псковского Пискарево», кладбища с воинскими захоронениями. Военно-исторические реконструкции вряд ли будут уместны там на фоне могил. Да и название «Линия Сталина» выглядит броско, но антиисторично. Об этом уже идут дискуссии в Интернете. Возможно, они повлияют на решения местных властей. От их позиции в конечном счете зависит будущее ДОТов, сохранить их изборскому музею в одиночку невозможно. Необходимые инвестиции в инфраструктуру района оцениваются в 1,5 – 2 млн. долларов.

 

Любимый музей

 

Сколько музеев – столько подходов. Эта фраза определяет стратегию музейных начинаний потанинского фонда, запустившего в этом году и новый проект. Вместе с Британским советом он организует стажировки в английских музеях. Первыми на Альбион отправятся шесть сотрудников музеев из Москвы, Московской, Псковской, Ростовской, Ульяновской областей и Ставропольского края. Подобная же персональная программа существует и у Эрмитажа, который можно назвать любимцем фонда. Всего для него созданы две грантовые программы. Одна присуждает гранты в конце года, отмечая наиболее важные осуществленные работы. Среди победителей – те, кто готовил новые выставки, кто оформлял по-новому залы, выпускал каталоги и даже защищал диссертации. Среди награжденных есть люди тех важных профессий, что обычно остаются вне сферы внимания публики и СМИ, например, реставраторы. В этом году гранты, например, получили Вера Фоминых за реставрацию росписи «Оплакивание» (Пенджикент, VII-VIII вв.) и Елена Шашкова за реставрацию рисунка Яна Юста ван Калькара «Рождество», а также Анна Петракова и Наталья Борисова за реставрацию и переатрибуцию чернофигурного аттического кратера. Журналисты почти не заглядывают в их мастерские и не упоминают их имен, когда рассказывают о музеях – что, конечно, однозначно характеризует нынешнее состояния профессии. Хорошо хоть, что фонд сам прикладывает усилия для распространения информации о своей работе, иначе бы общество думало, что в культуре все по-прежнему безнадежно и нет людей, работающих над будущим.

Другая эрмитажная программа предполагает выдачу грантов для стажировок в крупнейших музеях мира, а также оплаты научных поездок в музеи и архивы России и зарубежья, необходимые для атрибуционных исследований и работы над каталогами собраний Эрмитажа. Эти гранты вручаются в рамках ежегодной пресс-конференции директора Эрмитажа, проходящей в декабре и подводящей итоги года. Выглядит как праздник, ведь даже у главного музея страны (каковым Эрмитаж можно назвать безо всяких натяжек) не то, что нет лишних средств, но ощутим постоянный их дефицит – содержать такие дворцовые пространства ничуть не легче, чем открывать новые земли. Тем более что и открытия новых помещений происходят здесь регулярно: это и глобальные проекты, вроде только что открытого Главного штаба, переданного музею в немузейном виде (в его реставрацию фонд Потанина тоже вложил немалые средства), и проекты, которые можно было бы назвать локальными – например, новое оформление залов, связанных с сокровищами Пазырыкских курганов.

Обилие эрмитажных планов и трат привело к созданию эндаумент-фонда. Такие фонды существуют у всех крупных западных музеев, а в России создаются в основным богатыми выпускниками престижных ВУЗов. Инициатором подобного фонда для Эрмитажа стал председатель его Попечительского совета, Владимир Потанин, он и передал фонду первые пять миллионов долларов (к сожалению, другие члены совета пока что не последовали его примеру). Бюджет Эрмитажа составляет около 1 млрд. руб.

Кажется, в нынешней ситуации на государство уже давно можно махнуть рукой: минкульт в основном либо обслуживает политические события, либо занят перетасовкой кадров. Остается рассчитывать лишь на частную инициативу и энтузиазм с обеих сторон – тех, кто готов тратить деньги на культуру и тех, кто этой культурой занимается. Обеим сторонам процесса сегодня приходится нелегко. У одних экономические обстоятельства, вызванные мировым кризисом (к счастью, счета и программы фонда Потанина не были заморожены ни в одной своей части), у других – сомнительные законодательные инициативы со стороны государства, вроде пресловутого 94-го закона.

Минкульт сам страдает от введения этого закона. Тем обиднее, что его позиция, как и негативное отношение к закону Общественной палатой, не оказалась ни достаточно громкой, ни достаточной влиятельной при принятии этого убийственного для культуры решения. Не менее дикой выглядит и ситуация с пресловутой передачей РПЦ предметов из музейных запасников. Но здесь позиция тех, кто твердо стоит на ногах, однозначна. «Все, что можно было передать из обменного фонда, мы уже передали, и других передач не будет - сказал Михаил Пиотровский, - остальное если и будет обсуждаться, то в индивидуальном порядке». Гораздо сложнее ситуация в провинциальных музеях, чьи руководители находятся в тяжкой зависимости от местных чиновников и не так свободны в отстаивании светского взгляда на музейную жизнь. И здесь уже помочь не состоянии ни один фонд, даже самый богатый. Лишь совместные действия мыслящих здраво способны противостоять клерикальной экспансии против государственных музеев.

RussianJournal
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе