Российская газета: Совместный концерт молодых музыкантов Фонда Ростроповича и учеников Галины Вишневской - символический подарок Мстиславу Ростроповичу. Означает ли это, что вы с Галиной Павловной решили объединиться под маркой общего музыкального дома?

Ольга Ростропович: Связь фонда и Центра оперного пения существовала всегда. Кабинет, в котором я сейчас работаю в качестве президента фонда, был кабинетом папы и находится в Центре оперного пения. Я ничего не изменила здесь, оставила все так, как было при нем. Конечно, с центром у нас всегда были и есть совместные проекты, хотя это абсолютно самостоятельные организации. В центре есть замечательные певцы, и когда у меня появляется возможность, я приглашаю их выступать в своих проектах: на фестивале Ростроповича в Баку, который я практически с нуля создала; в Вашингтоне, где выступали стипендианты нашего фонда. Сейчас на папин день рождения мы с мамой делаем совместный концерт фонда и центра. Хотя прошло уже два года, как папа ушел, мы все еще не можем в это поверить. Он всегда был такой сильный, волевой, выкарабкивающийся из любой ситуации, что, казалось, будет жить вечно. Папа всегда был для меня человеком из другого измерения.

РГ: Последние юбилеи Ростроповича отмечались уже государствами: 70-летие - в Елисейском дворце в Париже, 75-летие - в Букингемском дворце, 80-летие - в Кремле.

Ростропович: Но при этом он всегда оставался верен себе: когда королева Елизавета предложила ему отметить юбилей в Букингемском дворце и пригласить тех, кого он хочет видеть, папа позвал печника, который делал нам когда-то камин на даче в Жуковке. Этот печник Василий так любил нашу семью, что чуть ли не нарочно строил камин лет двенадцать. А когда мы оказались в изгнании, регулярно приходил в наш дом, исправлял неполадки, поломки. Это было время, когда за такую "верность" можно было серьезно пострадать. Папа был очень благодарен Васе (Василию Адамычу) и пригласил его с супругой на свой юбилей. Те были потрясены, готовились почти год. Вся деревня их провожала. Василию сшили фрак, его жене Маше - бальное платье. В Букингемском дворце они были такими красивыми! Только представьте: печника из маленькой деревушки принимала королева Англии у себя во дворце!

РГ: А какое самое серьезное разочарование он пережил в жизни?

Ростропович: Это было даже не разочарование, а шок. Настал момент, когда он узнал, кто его предал. Папе показали документы, хранившиеся в соответствующих архивах. И оказалось, что некоторые люди, которых он считал друзьями, доверял им, принимал их в своем доме, находясь уже в изгнании, предали его, "стучали" и писали на него доносы.

РГ: Многие музыканты, общавшиеся с Ростроповичем или хотя бы однажды выступавшие с ним на сцене, говорят, что этот контакт имел для них мировоззренческое значение, кардинально менял привычный взгляд на вещи. У вас есть объяснение этому?

Ростропович: У него была еще очень тонкая интуиция. Он всегда чувствовал, как надо поступать, как надо играть. Кроме того, он умел найти очень точное слово, чтобы выразить образы музыки, а это невероятно трудно. Иногда одно слово, сказанное им, делало понятным все произведение. В свое время папу связывала многолетняя дружба с Дмитрием Шостаковичем и Сергеем Прокофьевым, он детально знал не только их музыку, но даже то, в каком настроении писались их многие сочинения. Рассказывал о Прокофьеве, что тот чрезвычайно любил одеколоны. У него было бесчисленное количество разных флаконов, и в зависимости от настроения он выбирал каждый день аромат. Вроде бы мелочь, но папа, играя прокофьевское сочинение, ощущал аромат, который ему присущ. От этого, говорил он, даже штрих зависит. Ученики же боготворили его, потому что он говорил с ними о музыке, а не о технических приемах.

РГ: У Ростроповича осталось два фонда: один медицинский - Вишневской-Ростроповича, второй музыкальный - для талантливых детей. В каком состоянии они к вам перешли?

Ростропович: Я взяла на себя Фонд поддержки музыкантов, как этого хотел папа, а моя сестра Елена - медицинский фонд. Конечно, организация его дела была, скажем так, художественная. Папа для себя решил, что ни одной копейки, заработанной в России, не вывезет за границу, а будет отдавать на помощь молодым музыкантам и нуждающимся людям. Сначала он отбирал юных исполнителей, которых слышал на концертах, или тех, кто сам приходил к нему. Позже система упорядочилась: раз в год мы даем объявления в газетах и школах о проведении конкурса. И к нам присылают талантливых детей со всех уголков и регионов. Мы помогаем молодым музыкантам: даем стипендии, инструменты, вывозим их с концертами в другие страны.

РГ: Вы расширяете деятельность фонда и количество стипендиантов?

Ростропович: Мы не ставим себе целью расширять количество стипендиантов: мы просто смотрим, кто достоин. Стипендия Фонда Ростроповича - это ведь марка качества. Сейчас мы опекаем 43 человека. Но, конечно, многие перспективы зависят от спонсоров. В России вообще частные лица неохотно дают деньги на культуру. Думаю, это связано с налогами. В Америке на уровне законодательства стимулируются пожертвования на культурные мероприятия. Вместо выплаты налогов те же 30% процентов от доходов можно ежегодно перечислять на культуру или в благотворительные фонды.

РГ: Какие слова Ростроповича поддерживают, направляют вас в жизни?

Ростропович: Когда я была еще маленькой девочкой, он любил мне повторять слова, которые когда-то ему были сказаны Прокофьевым: "Славочка, в жизни нужно жить так, как будто вы идете по темному туннелю и на вытянутой руке несете фонарик. Вы всегда видите перед собой свет, но никогда не можете до него дойти". А в конце жизни папа мне сказал: "Ты знаешь, я все понял". - "Что понял?" - "Все: нужно заранее все простить". - "Но это невозможно!" - "В этом-то и весь смысл".

Ирина Муравьева

Российская газета