Мировая премьера оперы Алябьева "Буря", главное событие музыкальной части вечеров, прозвучала на фоне шедевров из Дрезденской галереи, Лувра и музея Орсе. Рассказывает ЕЛЕНА ФЕДОТОВА.
"Декабрьские вечера" — совсем не рутинное событие для Пушкинского музея, хотя и проводятся ежегодно уже два десятка лет. Основанный Святославом Рихтером и Ириной Антоновой музыкально-художественный фестиваль до сих пор проходит под личным патронажем президента музея. Ирина Александровна, чье 90-летие отмечалось два года назад, по-прежнему активна и пассионарна. И нынешний фестиваль с его премьерами только доказывает, что бывший директор не собирается сбавлять обороты. На пресс-конференции она призналась, что уже готовы планы выставок на ближайшие десять лет. И несмотря на то что они сильно отличаются от того, что делала Антонова и ее команда, она считает, что "это правильно". Пушкинский действительно меняется на глазах: с новым директором Мариной Лошак музей серьезно развернулся навстречу современному искусству, чему примером хотя бы недавняя выставка Вима Дельвуа. А пока, по крайней мере в художественной части фестиваля, старое и новое искусство пытаются ужиться в одном пространстве. Правда, не без милых неловкостей.
В Белом зале классика налево, авангард направо: современное и классическое и искусство развесили напротив друг друга. Так что "Гитарист" Василия Тропинина с изумлением смотрит на кубистического "Музыканта" Ивана Клюна, рассыпавшегося на деревянные плоскости. А виолончелист Пиле на портрете Дега, кажется, и вовсе отвернулся, чтобы не видеть обугленную скрипку французского скульптора Армана. Музыканты века девятнадцатого еще воплощают романтический миф о гении — с туманным взором, бантом на шее и растрепанными кудрями. Музы бренчат на мандолинах, вдохновляя творцов своими игривыми напевами, как в "Весне" Арнольда Беклина. Брюлловские монахини томно закатывают черные очи, склонившись над клавиром. Музыканты ХХ века поражены авангардом — драматично разрублены кистью на цветные куски или выглядят как поп-звезды, как Игорь Стравинский на китчевом портрете Эро.
В современной части интересно подобраны рифмы, или, если выражаться на языке музыки, вариации на тему: буквально рядом через паузу существуют "Скрипки" Пикассо и Любови Поповой. Сразу заметно, что французский кубизм суше и сдержаннее, а русский — разухабист и многословен. У Поповой из скрипичных проекций выглядывают карты и даже фрагмент двери, но ясно, что она ездила учиться в Париж не зря — картины написаны с разницей в три года. "Новый реалист" Арман также был вдохновлен скрипками Пикассо, но пошел дальше манипуляций на холсте, разрубая настоящие инструменты на части. На выставке можно увидеть сожженную скрипку, упакованную в полиэстер как археологическая находка.
На фестивале еще бушуют шекспировские страсти — 4 декабря здесь прошла мировая премьера оперы Алябьева "Буря" по Шекспиру. Рукопись была реконструирована усилиями специалистов из Музея Глинки — некоторые ее фрагменты не сохранились, чернила выцвели, но основной нотный массив остался в сохранности. С произведениями Алябьева произошла достаточно печальная история — большая их часть так и не была издана. После смерти композитора рукописи были переданы в Московскую консерваторию, где хранились в подвале без должного внимания. Опера ждала своего часа 175 лет, и ее выход в свет, безусловно, добавит штрихи к портрету автора бессмертного "Соловья". Старожилы "Декабрьских вечеров" имели возможность сравнить "Бурю" Перселла, также исполнявшуюся в ГМИИ на "Декабрьских вечерах" в 1988 году, с восставшей практически из пепла алябьевской версией пьесы.
ЕЛЕНА ФЕДОТОВА