Как лизоблюдство деформирует язык

Вот унижать великий и могучий — это мы могём!

“Рыба гниет с головы” — народная мудрость.

Именно от тех, кто “там, наверху”, мы постоянно слышим: “докУмент”, “прИнять”, “инциНдент”, “договорА”… Наконец, простите за сквернословие, “возбУдить”.



Чиновники в любой стране не шибко грамотные. Вспомним хотя бы Буша. Но почему-то в Америке ни филологи, ни лингвисты не вздумали проводить реформу “американского” языка, чтобы согласно новым расширенным правилам тот же Буш считался грамотным. Более того, образованные американцы над своим президентом потешались, а не подражали ему из подхалимства. И уж тем более не меняли школьные учебники, в которых бы, согласно высказываниям Буша, утверждалось, что в Латинской Америке говорят на латинском языке, в Австрии обитают кенгуру, а в Швейцарии живут швейцары. Да и в других странах трудно представить, чтобы меняли какие-либо правила, дабы чином от ума избавленные в них вписывались.

Получается, что “рыба гниет с головы” — чисто российская примета.
В советское время один из генеральных секретарей сказал во всеуслышание: “Я извиняюсь”. И теперь так говорит вся недоученная обывательская масса, вместо “извините меня”. Суффиксы -ся/-сь — остатки от слова “себя”. “Извиняюсь” означает “извиняю самого себя”! То есть подошел к вам человек, сказал “я извиняюсь” — и может с чистой совестью заехать вам по роже, он ведь себя уже извинил.

Подобных примеров сегодня — как грязи в евпаторийских грязелечебницах.

“Уважаемые дамы и господа!” — словосочетание-монстр, родившееся от соития полуграмотного гегемона с ошметками былой аристократии. Слово “господа” относится и к мужчинам, и к женщинам. Если же хотите начать с дам, то “уважаемые дамы и кавалеры!”. Но это годится в первую очередь для бала. Сейчас уж и не верится, но когда-то на Руси говорили по-русски: “Судари и сударыни!”. А “дамы и господа” — то же самое, что “леди и демократы”.

Конечно, торгашам, которые нынче правят миром, безграмотность на руку. Они могут нищим филологам проплатить так, что те любые изменения внесут в новые словари.

Я знаю многих, кто “окопался” на нашем Рублевском шоссе. Почти все любят тусоваться, устраивать крутые дни рождения. Большинство из них потом говорит: “Я был (или я была) вчера у такого-то на день рождении”. Такое ощущение, что русский язык наши бизнесмены изучали в иностранной школе, где его учат по желанию. Ну как им объяснить, чтобы они запомнили: “Был на дне рождения”. Склонять надо первое слово — “день”. На день чего? Родительный падеж! Рождения! Или это их суеверность настораживает — словосочетание “на дне”? Мол, не дай бог, окажемся когда-нибудь на этом самом дне…

Когда-то в царской России в учреждениях по воспитанию благородных девиц требовали запомнить на всю жизнь цифру “двадцать градусов”. Она означала: душиться любыми духами, если температура воздуха выше, — пошлость! Потому что после двадцати градусов человек начинает сильнее потеть. Духи смешиваются с запахом пота. Замес запаха духов с потом — отличительный признак проституток, которые обязаны душиться даже в пекле для привлечения бесов. Пришла новая власть, и духи поначалу вообще пропали. А когда появились вновь на прилавках, те, кто из грязи в князи, самых простых правил уже не ведали.

Бабушки-дворянки, к сожалению, вымерли. А может, и не к сожалению. Иначе решили бы, что в наше время большинство женщин — независимо от возраста — гулящие. Ведь бабушки не знали, что так пахнет гегемон, подавляющая часть которого душится крутейшим парфюмом даже на южных курортах, отчего от моря порой тянет дорогими французскими духами вперемешку с гниющими на жаре водорослями. Да-да, именно так сегодня пахнет новый гегемон-торгаш.

Еще в конце семидесятых годов я, работая на кафедре теплотехники Московского авиационного института, написал рассказ о том, как меня вызвал начальник нашей лаборатории и спросил: “Перевыполнить план на сто пятьдесят процентов могёте или не могёте?” Я замялся. Вопрос был задан так, что отвечать надо было полно. Словами “нет” или “да” не отделаешься. Ответить “можем” означало указать шефу на безграмотность, а ответить “могём” у меня не поворачивался язык. “Что же вы молчите? — переспросил начальник. — Могёте или не могёте? Отвечайте прямо, не увиливайте!” Я собрался с духом и ответил: “Могём!”. — “Вот и молодец! Идите в свой коллектив и вынесите решение: мол, могём перевыполнить план на сто пятьдесят процентов”.

Я собрал своих сотрудников и задал им конкретный вопрос: “Как вы думаете, мы с вами могём перевыполнить план или не могём?”. Первым ответил самый старший член нашего коллектива, профессор, много повидавший начальств на своем веку: “Конечно, могём!”

Не буду подробно пересказывать весь сюжет, только пунктирно. Вскоре перед входом в нашу лабораторию появился плакат: “Могём перевыполнить план!” В “почин” включились остальные предприятия страны, и наконец диктор по телевидению объявил, что наши советские трудящиеся все можут! После чего в новом словаре появились новые разрешенные к употреблению формы слова “мочь”: “могём”, “можут”…

Этот рассказ очень понравился главному редактору самого популярного в то время журнала “Юность” Борису Полевому. Но печатать его не стали, поскольку Брежнев так и говорил. Когда же Брежнева не стало, мне позвонили из редакции и попросили немедленно этот рассказ принести. Я принес. Пока моя литературная миниатюра готовилась к печати, новый генеральный секретарь партии Черненко несколько раз по телевидению выдал свое знаменитое “могём”, и ее снова отложили до будущих лучших времен. Лучшие времена наступили не скоро. Ведь последовала перестройка с ее мЫшлением, которую пришлось прИнять и усугУбить! Короче, рассказ был напечатан только в сборнике в конце девяностых годов.

Неужели до сих пор ничего не меняется, и недалек тот день, когда даже наши образованные интеллигенты вынуждены будут говорить: “я извиняюсь”, “моя коллега”, “я был на день рождении”, “инциНдент”, “инженерА”, “согласно приказа” и “Эксперты”, у которых одна клипса торчит из один ух. А Михаил Жванецкий будет выходить на сцену с пОртфелем.

Учитывая, что лизоблюдство и верноподданность присущи прежде всего тем славянским странам, которые вышли из нашего общего социалистического лагеря, плачевная ситуация наметилась как в России, так и в Украине, и в Белоруссии.

Чтобы белорусский президент вписался в рамки грамотной речи, белорусским авторам придется поменять не один школьный учебник. Учитывая перлы нынешнего украинского президента, издатели Незалежной вынуждены будут на обложках всех сборников стихов Анны Ахматовой поменять фамилию автора на “Ахметова”. А кому-то нужно заказать написать для учебников средней школы стихи Чехова. (Янукович в одной из своих речей назвал Ахматову Ахметовой, а во время предвыборной кампании сказал, что будет с уважением относиться к русскому языку, и в школах все будут учить стихи Чехова.)

Чтобы на меня все-таки не обижались в Украине, хочу добавить, что у нас в России дела обстоят не лучше. К примеру, власти Торжка потребовали, чтобы жителей города называли “новоторы” (древнее название города — Новый Торг). Видимо, местным правителям вставили зубы стоматологи, которые в стоматологическом учились на тройки, и они не могут теперь произнести “новоторжцы”. Но если они новоторы, то жители Петербурга — петербуры…

Конечно, я уже не такой молодняк-наивняк, чтобы верить в то, что мои сатиризмы кого-то “там, наверху” образумят, и этот кто-то впредь будет в своем любимом крутом ресторане заказывать один кофе, дела перестанут его возбУждать, а евонная леди не будет душиться “шанелью” перед тем, как пойти искупаться в море.

Бог с ними, с властями! Сколько бы мы ни кричали, все равно не докричимся. Беда в том, что мы сами им подражаем. Так что прав великий русский поэт Евгений Евтушенко: “То, что рыба гниет с головы, — оправдание хвоста!”

материал: Михаил Задорнов

Московский комсомолец
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе