«Иван Грозный» — как живописное полотно, раз и навсегда созданное

В Большом театре возобновили знаменитый балет Юрия Григоровича «Иван Грозный». Накануне премьеры народная артистка СССР Людмила Семеняка поделилась с корреспондентом «Известий» своими воспоминаниями об исполнении роли Анастасии и рассказала о репетициях с молодыми артистами. — Людмила Ивановна, чем вам дорог этот балет? — Я мечтала о партии Анастасии. Смотрела, как танцует Наталья Игоревна Бессмертнова, на которую была поставлена эта роль, много читала, постепенно сживалась с героиней. Об Анастасии как об историческом персонаже известно мало. Но есть много похожих образов в русской культуре, в эпосе, в разных произведениях вплоть до «Царской невесты». Она — собирательный образ, ее монолог — крещендо русской души. История у нас кровавая, таинственная, судьбы русских цариц часто трагические. Хореография Юрия Николаевича Григоровича, его спектакли дают возможность довести образ почти до символа и в то же время человеческие качества показать.
В партии преобладает не техническая сила танца, а глубинная суть. Анастасия естественна, танцевальна, очень музыкальна, симфонична. Чтобы представить это юное существо, умевшее усмирять гнев Грозного, ее любовь, ее ангельское терпение, пережить драму ее судьбы внутри себя, необходим определенный артистический опыт. Для художника Симона Вирсаладзе, соавтора Григоровича, был важен иконописный рисунок образа Анастасии. Потрясающей была для меня вся атмосфера, созданная на сцене. Три поворачивающихся нефа и очерчивали конкретное место действия, и служили символом храма, вторили внутреннему диалогу героя с Создателем, с Богом. Монолог Ивана Грозного производил на меня очень большое впечатление. И сейчас, когда мы репетировали, я поняла, что этот балет не знает временных границ. Он должен идти сегодня на сцене. Григорович еще и гениальный режиссер. Как создать бой? Как изобразить огромную картину нашествия татар? Такое под силу только большому мастеру.

— К возобновлению «Ивана Грозного» вы подготовили новую Анастасию — Анну Никулину. Довольны своей ученицей?

— Аня уже 10-й год на сцене, становится зрелым мастером, эта роль к ней пришла вовремя. Очень точно и правильно поняла смысл образа, передает его по-своему, очень индивидуально. Ее облик очень подходит к тому, как задумывал его Вирсаладзе. Мне близко то, что она делает. Когда мы репетировали, Анечка внимательно и детально старалась прочувствовать образ, у нее очень трепетное отношение к роли. Много внимания ей уделил Юрий Николаевич. В стилевом отношении она его балерина. Это очень важно.

— На афише указано, что подготовлена новая редакция «Ивана Грозного».

— Прошло много лет. Танец растет технически, появляются новые выразительные средства, артисты танцуют свободнее. Мы вместе с Юрием Владимировым и Александром Ветровым старались объяснить молодым, что происходит в каждый конкретный момент на сцене. Очень важно именно в этом спектакле драматургию образа не прерывать, по-настоящему им жить. Иначе не произойдет слияния с художественной палитрой, созданной Вирсаладзе и Григоровичем. Вся танцевальная лексика сохранена, никаких хирургических вмешательств в балет не произошло. «Иван Грозный» — как живописное полотно, раз и навсегда созданное. Его суть, его структуру нельзя трогать. Но когда на сцену выходят другие артисты, они проживают балет заново, наполняют его своей индивидуальной пластикой.

У меня перед глазами все Иваны, с которыми я танцевала, начиная с Юрия Владимирова, Владимира Васильева, Михаила Лавровского. Следующие поколения — Александр Годунов, Ирек Мухамедов, Александр Ветров, Алексей Фадеечев, Юрий Васюченко. У каждого были свои открытия, свои краски. Конечно, мощь первых исполнителей для меня не превзойдена. Для меня это был большой, настоящий спектакль, часть великого театра, в котором я выросла. На первой репетиции, когда мы показывали порядок ролей всем четырем составам, я так разволновалась, услышав музыку, что заплакала.

— Но все же не отпускает ощущение, что последующие поколения уступают предыдущим.

— Поймите, у каждого времени свой артист. Если молодые оказались способными справиться с текстом роли, то будут расти от спектакля к спектаклю. Каждое поколение учится у предыдущего, из души в душу переходит наше искусство.

— Расскажите о новом Иване Грозном. С кем танцует ваша ученица?

— Павел Димитриченко в последнее время сильно танцует Спартака, который помогает ему приблизиться к Ивану Грозному. Он много работает над внешностью, гримом, у него потрясающая физическая форма, редкой красоты тело. Павел колоссально вырос актерски, Грозный для него — серьезный творческий этап. Роль Ивана еще и физически трудная. Но если сильных эмоций нет, напрасно теряются время и силы. Хочется пожелать молодым артистам, чтобы они не боялись расходовать себя душевно и физически. Поколение, на которое Григорович сочинял «Ивана Грозного» в 1970-е, выходило на сцену, чтобы умереть, но прежде рассказать судьбу. Может, мы дольше готовили спектакли. Сейчас очень мало было времени, что-то не успели еще домыслить, дотянуть. Но от спектакля к спектаклю они свое возьмут.

— Как вы думаете, о чем сейчас может рассказать этот балет?

— О том, как трудно было добывать единство веры, государственной мощи. О том, как важно уважать свою историю, помнить о своих корнях. Я считаю, что человек без этого не может. Сейчас многие стремятся и во власть, и управлять людьми. У кого-то идет переосмысление истории, пишутся новые книги, переписываются заново старые, у кого-то в головах многое перепутано. Я осмысляю все спокойнее, мне некуда торопиться. Я оттанцевала, что-то создала на сцене. Но у меня есть ответственность перед моими молодыми артистами. И прежде чем они начали эти образы готовить, я попросила их взглянуть, откуда возникли их герои. Артисты не просто учили тексты партий. Размышляли, читали историческую литературу, смотрели фильмы.

— А вы репетировали рядом с великой Улановой.

— Когда мы с Владимиром Васильевым вводились в этот балет, меня поражало все, что предлагала Галина Сергеевна, какие бесконечные нюансы находила, погружаясь вглубь роли Ивана. Это касалось даже досконального положения рук, кистей, позиции корпуса, наклонов... Я внимательно слушала, и мой образ тоже преломлялся. У Улановой режиссерское видение было очень сильным. Своего рода внутренняя мастерская существовала между педагогом и учеником. Уланова заряжалась, преображалась. Ее было не узнать, когда она показывала, как смотрит Иван, что с ним происходит, как он реагирует на всю несправедливость, на все свое одиночество, как он бунтует, как рвется вся его исковерканная, истерзанная душа, как скрючивается рука, как он не может молиться. И когда танцевал Васильев, я все это чувствовала.

Лавровский был совершенно другим. Его Грозный — человек страстей, пробирающих до нутра. Юрий Владимиров при всем драматизме, при всей страшной экспрессии роденовских скульптур был в дуэтах с Анастасией нежнейшим, глубоко чувствующим, бережным, будто протяженным весь делался. А потом снова переключался на сумрачность Грозного.

— Все это было в том, старом здании Большого театра, радикально изменившемся после реконструкции.

— Те стены останутся в моих снах, воспоминаниях. А молодые обживают уже новые стены. Эта сцена будет полита их потом. Энергетику дома создают люди, которые в нем живут. Намоленность не на стенах, намоленность в душе.
Фото: РИА НОВОСТИ/Владимир Вяткин
Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе