Дмитрий Плавинский: «Галерейщики начинают душить художников»

1 сентября на 76 году жизни умер художник Дмитрий Плавинский. Один из тех, кто поддерживал высоко знамя русского символизма, русской школы авангарда во второй половине ХХ века.

Это был универсальный художник, для всех.

Даже тот, кто не имеет вкуса, проникнется тем фактом, что еще при советской властиработы Плавинского были куплены двумя нью-йоркскими музеями- Музеем современного искусства МоМА и «Метрополитен». Плавинский- один из легендарной двадцатки художников, которые в конце 70-х выставлялись на Малой Грузинской. Он давно стал знаменитым только на своем творчестве. Рисует,что хочет, вообще делает,что хочет, живет,где нравится, путешествует по лучшим местам планеты- это ж счастье в чистом виде.

Досье:

Один из основоположников и лидеров нонконформизма Дмитрий Петрович Плавинский родился 28 апреля 1937 года в Москве. В 1956 году окончил театральное отделение Художественного училища памяти 1905 года, которым руководил тогда бывший художник Театра им. Мейерхольда Виктор Шестаков. С 1975 года Плавинский — член и постоянный участник выставок Московского горкома графиков на Малой Грузинской, с 1978 года — член Московского союза художников. В 1991–2004 годах художник жил и работал в Нью-Йорке. В 2004-м он вернулся в Москву.

Сам Плавинский определял направление своего творчества как «структурный символизм»: «Одним из основных свойств русского мироощущения и искусства является структурный символизм, в основе которого лежит протообраз, расщепленный на ряды символов. Символы выстраиваются в горизонтальные ряды в структурно-временном пространстве. При вертикальном их прочтении возникают проступание одного в другом, наложения, вытеснения, столкновения и взаимоуничтожения. Расщепление и поглощение образа пространством символов и представляет собой структурный символизм… Принято думать, что художник раскрывает себя в своих произведениях. Совсем обратное: художник шифрует свое “я” системой иероглифов. Прочесть их дано не каждому, и последний из символов прочтению не поддается» (Дмитрий Плавинский. Структурный символизм). Работы Дмитрия Плавинского находятся в собраниях Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Музея Метрополитен, Нью-Йорк, МоМА, Нью-Йорк, Музея Людвига, Кельн.

АМЕРИКА: ТУДА - ОБРАТНО

Мы сели с Плавинским- у него на кухне, в московской квартире- за стол. Он достал бутылку Bordeaux.

- Это хорошее вино.

- Да уж. Вино, как известно, бывает двух видов: хорошее и очень хорошее.

- Бывает и ужасное.

- Как бы там ни было, в Америке вы провели время все-таки насыщенно и плодотворно.

- Да. А там нельзя иначе. Но, с другой стороны, онаиз тебя выжимает все - а потом выбрасывает на помойку.

- Нуведь это не наш случай?

- Нет, я вообще говорю про американцев.

- Пожили там, поездили, потом увидели 11 сентября- и домой?

- Не совсем так. Потому что там я прожил почти пятнадцать лет. И выехалимы с женой как раз тогда, когда началась перестройка в Москве: мне позвонила моя знакомая, директор галереи в Лос-Анджелесе, и предложила поехать.

- Хорошие места.

- Хорошие, но до Лос-Анджелеса я так и не доехал. (Смеется).

- А, точно! Вспомнил. Пока вы туда ехали, у вашего галерейщика начались неприятности.

- Да-да. Даже не неприятности… Пока я туда летел, эта галерея была уже продана-хозяину надо было погасить большой долг…

- И хорошо,что вы не попали в Калифорнию. А то там опасно- землетрясения же.

- Нудаже в Москве было землетрясение один раз.

- Один раз не… не считается. Вот вы когда уезжали, то говорили, что Россия исчерпала себя для вас как для художника, и вы уехали. Теперь что, Америка себя исчерпала?

- Нет-нет. Я так не считаю.

- А я где-то читал такое, с ваших слов. Может, это преувеличение какое-то было?

- Написать можно что угодно. Компьютер такое мелет!

- И нарисовать можно тоже что угодно, и это нас как-то объединяет… Америка для вас началась,наверное, когда в 1957-м в Москве вы увидели эту американскую выставку…

- Она оказала на меня огромное влияние, конечно. Даже не сами картины, а то, что такое может свободно существовать, что люди могут нарисовать и показать,что хотят…

- А вы до этого думали, что их тоже заставляют рисовать, строителей капитализма? Или что?

- Кстати говоря, у них был период - в 30-х годах, в Великую депрессию, - когда они были очень близки к соцреализму. Рисовали каких-то несчастных, еще чего-то. И так до Второй мировой войны. Тогда в Америку стали стекаться иммигранты из Европы, приехало много художников из Франции, а особенно - из Германии… Вдруг вся европейская культура переместилась в Америку.

- Повезло людям.

- Да, просто задарма досталось. Сначала американцыпонять этого не могли. А художники приезжие не могли по-другому работать, они же европейцы. Кандинский про это рассказывал.

- Значит, искусство в Америку привезли беглые художники из Европы.

- Не только художники, но и музыканты, еще приехали арт-дилеры, привезли целую систему, которая существовала в Европе. Вдруг все приехало. В Штатах взялись за организацию музеев и так далее. Кроме приезжих там работали и молодые художники американцы. Хотя какие американцы, там американцев,собственно,и нет, они тоже приехали, только не из Франции,а,например,из Риги, вот как Марк Ротко, такой гений.

- Который покончил с собой. Кстати, почему?

- Ну, во-первых,он попал в крупнейшую галерею- лондонскую «Мальборо», у которой в Нью-Йорке была наиболее денежная ситуация. И вот Марк Ротко насмотрелся всего, когда приехало искусство европейское, такое живое, не репродукции, а картины, и попал под его влияние. У него была удачнаяситуация - он приехал в десятилетнем возрасте и был американцем по сути. Онтам учился, жил совершенно нищенски, преподавал рисование в каких-то школках… Он начал рисовать новые картины - и вдруг прославился. Его вывели наверх, он стал миллионером - благодаря галерее «Мальборо». А галерея - очень опасная вещь.

- Галерейщики,типа,начинают душить художника?

Он смеется.

- Они начинают убивать. Марк Ротко работал, у него были идеи, но зарабатывал он походя, просто так уж получалось. Галерея, видя его миллионные доходы, решила его от этих миллионов избавить. Это мощнейшая галерея мира, с лучшими адвокатами, и вот они его убедили создать фонд его имени, чтоб все деньги шли туда. Они его запутали, он влип в непонятную ситуацию, из которой не знал,как выбраться, он надорвал нервы, заболел раком, по-моему желудка, были страшные боли, а тут еще эта галерея чертова… В результате он пошел в мастерскую и покончил с собой, выдрав ножом весь живот, который болел.

Дмитрий Плавинский перед своей картиной «Голоса Молчания». Москва, 1962

- Харакири. Вот это настоящий художник.

- Да, харакири. Но харакири совершили и над его семьей. Завещания он никакого не написал, будучи в таком состоянии, и оказалось, что все принадлежит Фонду Марка Ротко, а семье - ничего.

- Да, нехорошая история.

- Нехорошая.

- Кстати, о деньгах. Ваши картины были проданы в MoMА лет сорок назад.

- Когда было пятьдесят лет советской власти? В 1967-м? Вот я как раз в тот год и продал.А вывезла те картины в Америку Нина Стивенс, жена американского корреспондента журнала Times. Она покупала наши работы.

- Вот счастье-то было. Вы думали: «Святая женщина».

- Ну да, да. Чего нам надо было? Краски, пол-литра водки, и все. Мы собирались все вместе, выпьем- мало, опять в магазин, и так далее.

- Но ведь и денег она, наверное, давала каких-то.

- Да. Сейчас трудно вспомнить, сколько, но от картины до картины на них можно было жить. При том что в месяц я рисовал две картины. И всю эту коллекцию она вывезла туда, причем официально, через Министерство культуры. Как ей это удалось - тайна мадридского двора. И вот она сделала там выставку. А здесь ей в определенной организации сказали, что если она хоть одну картину из выставленных работ опубликует в своем каталоге, то ее с мужем выдворят из Советского Союза.

- А с художниками этими что обещали сделать?

- К художникам они присматривались. Вот, скажем, КГБ был против слова, против поэтов и так далее. Это еще понятно: мысли какие-то, их можно прочесть. А у нас что? Вот нарисовал я,к примеру, рыбу. А они недовольны. Почему?

- Может ли рыба быть против советской власти? Могут ли звери быть против советской власти?

- Могут. (Смеется.)

- Наверное,им было просто неприятно, что вы не рисуете соцреализм.

- Это им тоже было неприятно. Они понимали, что мы себя как-то не так ведем, их наш образ жизни раздражал: что хотим, то и творим. А что мы хотели? Ничего не хотели.

- Может, вы намеревались свергнуть советскую власть?

- В голове у нас ни у кого этого вообще не было. Нам казалось, что пока нас не отправили на Колыму, мы можем делать все что угодно. Ну по молодости такие мысли были. А что когда-нибудь рухнет коммунизм- это все равно,что рухнет Солнце на Землю.

- Не ожидали вы этого.

- Думаю, и Запад не ожидал этого до последнего момента. А когда коммунизм рухнул, я впал в такое же недоумение, как после смерти Сталина. Мне было шестнадцать, я тогда учился. Наше училище находилось на Сретенке, и нас погнали хоронить Сталина. Солдаты в грузовиках, давка. Дышать невозможно, и я понял, что еще немного, и я подохну. Я смотрел под колеса этих грузовиков и думал, что надо отсюда мотать. И я начал к машинам этим подбираться, чтоб под колесами пролезть, и пролез, и смотался.

- Вы были сталинист тогда или нет?

- Сталинистом не был. Мама на Колыме сидела, какой сталинизм? Когда она туда уехала, то, по рассказам отца, болела туберкулезом и уже была изможденная. А вернулась с Колымы вся цветущая, с красными щеками. Я подумал: «Ни хрена себе! Из концлагерей такие щеки! И никакого туберкулеза, ни фига». Она мне сказала тогда странные слова, я не знал, как к ним относиться: «Дима, я в Москве ходила в Консерваторию, в Большой театр, во МХАТ, жила вот этой жизнью, но там я поняла, что жизнь московская- это не жизнь». (Смеется.)

- От продажи MoMА вы, значит, ничего не получили.

- Никаких денег. Мы тогда и не думали про Америку, никто тогда и не мечтал в ней побывать.

- И доллары еще в ходу не были.

- Если б даже предложили, я б не взял, это сразу расстрел.

- Да, 88-я статья УК… Денег,значит, не было.

- В 60-х я оказался совсем без денег, думал, мне бы хоть какие-то гроши получать. И тут появился Георгий Костаки... Начал у нас покупать. У меня появились деньги на краски, жратву… Так что можно было нормально существовать.

- А когда наступил перелом, когда случился этот рывок, что вы перестали думать о заработке? И стали делать,что захочется? В 1989-м?

- Да, пожалуй, в 1989-м. Мне тогда моя знакомая позвонила и сказала: «Дима, если хочешь поработать у меня в галерее, приезжай!» Из Москвы в Лос-Анджелес прямого рейса не было, и я решил через Нью-Йорк лететь, а то столько про него слышал, столько фотографий видел в журналах. Прилетаю, хожу, смотрю, встречаюсь с друзьями, со знакомыми. И они мне говорят: «Дима, не надо тебе в Лос-Анджелес, этой галереи нет больше». И я остался в Нью-Йорке… В Америку я полетел с деньгами,которые получил за продажу картины на «Сотбис». Ну, думаю, на месяц-другой денег хватит, а там и в Москву. Хожу так, смотрю галереи. Захожу в одну… И вижу там парня - он был ленинградский коллекционер и оказался в Америке как эмигрант, он был рабочим в этой галерее. Он позвал директора, а тот пригласил меня работать. Так я сделал первую выставку, на которой тут же неожиданно купили работу в «Метрополитен».

- Интересно, сколько тогда стоила ваша работа?

- Рисунок длиной около двух метров стоил всего пять тыщ долларов. Ну и так поехало потихоньку… Провел выставку, продал картины, получил деньги- и куда-нибудь из Америки: в Италию, в Грецию, в Израиль… На юг Италии, в Неаполь. Я на себе испытал этот воровской город.

- У вас украли что-то?

- У меня была достаточно дорогая техника, я снимал Помпеи. Мы с Машкой (женой. - И. С.) возвращались средь бела дня по площади в гостиницу, чтоб там передохнуть, а потом еще погулять. И вдруг я слышу сзади шаги: кто-то бежит, мягко бежит. Ну, думаю, бежит и бежит, свои дела. И вот этот тип как рванет у меня этот фотоаппарат с пленками для меня очень важными: Помпеи! Очень резко рванул, профессиональный, конечно, парень, молодой, лет шестнадцати. Так-то они с мотоциклов рвут сумки, никакая рука не выдержит, а этот просто разбежался и схватил. Но я удержал. Фотоаппарат «Никон» с оптикой, а главное, конечно,пленки.

- Вы говорили, что Нью-Йорк- город ниоткуда и растет в никуда?

- Да-да.

- А до вас никто не обращал внимания, что Манхэттен похож на рыбу?

- До меня- нет! Я потом уже увидел этот самый Манхэттен сверху, из космоса снятый, он действительно такой рыбообразный.

- Хотя,конечно,на рыбу больше похож другой остров - Сахалин.

- Этот похож на окаменелую рыбу, потому что весь Манхэттен - это камни. Там небоскребы стоят почти без фундамента, просто в скальный грунт вбивают стальные балки, и все.


Манхэттан Фиш, 1992. The Metropoliten Museum of Art, New York

ART& ГОВНО

Далее в беседе выяснилась удивительная вещь- Плавинский любит ТВ! При том что газет,к примеру,он не читает…

- Я телевизор обожаю смотреть! И тут, и в Америке смотрел…

- Ну ведь не для того, чтоб узнать, что произошло в правительстве?Вы, видимо, хотите как-то пропитаться настроением жизни?

- Ну да. Я считаю, что телевидение - это лицо страны. А нравится тебе это лицо или не нравится, это дело твое.

- У нашей страны лицо какое-то не очень интеллектуальное. Придурковатое, что ли?

- (Смеется.)Ну пластическую операцию на нем ведь не сделаешь. Так что какое есть.

После мы заговорили про художников.

- Ну Ван Гог, к примеру. Что ему платили? Ему денег брат давал, а при жизни удалось продать всего одну картину, и то за гроши.

- По моей классификации получается, что это был настоящий великий художник.

- Конечно, великий. Но, например, Тициан тоже великий художник, а по своему денежному обороту был почти равен королям. У него были стада- пятьдесят тыщ овец! Которых не он, естественно, гонял, а пастухи. Тициан, Рубенс шикарно жили. Любимцы королей! Церетели прекрасно себя чувствует, главный академик. Так что чего уж там…

- Я рад за этих художников. А на другом полюсе, к примеру,Лео Кастелли, который торговал фасованным дерьмом. По пятьдесят тысяч долларов за майонезную банку. Неизвестныйи Шемякин гневно осуждают такие факты, типа,вот кто губит искусство!

- Я думаю, с современным искусством все довольно сложно… Да, там из настоящего дерьма делают золото. Там важно,кто твой продюсер, куда он тебя направит. А один ничего не сделаешь, даже будучи очень талантливым.

- Ну так имеют право на жизнь эти банки с дерьмом, которые продают на аукционе, или с этим надо бороться?

- А как бороться? Они прекрасно живут. Ребята,которые срут в эти банки.

- Вы считаете их художниками?

- От меня ничего не зависит.

- И все-таки, вы считаете их своими братьями-художниками или нет? Этих, которые срут в банки? Вот скажите честно.

- Братья? Ну они братья Карамазовы, скажем так. (Смеется.)

СТАЛИН НА ЗАКАЗ

- Вот насчет заказов Ленина-Сталина и всего прочего. Я спрашивал скульптора Рукавишникова: «Как же ты Ленина лепил? Почему не отказался?» А он отвечает: «Вот приходят к сапожнику и просят его сшить сапоги. Он должен шить такие, какие ему скажут. Так и я- заказывали Ленина, я его и лепил». Что вы об этом думаете?

- Я расскажу такую историю. Художник Володя Немухин как-то поехал в Якутию, куда-то к черту на рога, рисовать всякие пейзажи, чтобы представить их на выставку в училище, где он учился. Поехал он туда с другом. И вот они там поизносились, пропились, жрать уже нечего, пора в Москву, а не копейки. И Володька говорит своему другу: «Слушай, давай найдем работу, оформим что-то или портрет Сталина нарисуем». И они идут по какому-то городку, а там портреты висят- Берия и прочие. Ребята пришли к местному начальству, назвались художниками из Москвы (у них были студенческие билеты) и напугали всех, что у них Каганович почему-то похож на Гитлера, про остальных и говорить нечего, и надо срочно что-то делать,пока не поздно. И нарисовали они в гостинице, в каком-то ужасном клоповнике, портрет Сталина. Художники этим жили, они постарше меня, это был их хлеб, так что было сходство, все что угодно. А заказчик спрашивает: «А почему у товарища Сталина один глаз?» «Как почему? Профиль же. В профиль у всех виден один глаз». «Нет, - говорит начальник, - это у тебя в профиль один глаз, у меня один глаз, а Сталин- орел, у него два глаза всегда». Выхода не было, и они второй глаз рубанули прям под первым. Рубанули и думают: «Щас нас или расстреляют к чертовой матери, или мы успеем сбежать срочно». Заказчик посмотрел на портрет и говорит: «Вот теперь хорошо». И дал им пачку денег. Они рванули в Москву. Володька рассказывал, что долго еще по ночам не мог заснуть: как услышит шум мотора, думает, за ним приехали.

- Значит, вы считаете, это нормально - рисовать по заказу?

- Ну да. Так люди зарабатывают.

- А выне стали?

- Не, я тогда маленький был.

- А то бы тоже могли рисовать Сталина?

- Может быть, да.Сухой кистью.

- Сухой?

- Ну, когда сухой кистью втирается, получается как фотография.


Слово, 1967. Государственная Третьяковская Галерея. Москва

ЖЕНЩИНЫ

-И еще в чем счастье художника-он не работает с языком, не связан с ним. Можно в России рисовать, а можно точно так же и в Америке. Счастливая профессия, а?

- Машка знает язык. Она вела дела с галерейщицами. Галерея, конечно, американская, но занимались онитолько русскими, там и Шемякин, кстати, был.

- Вы устроились так, что живете в башне из слоновой кости, а жена…

- Не всегда из слоновой, иногда и из собственной кости. (Смеется.)

- Вы живете,как и положено настоящему художнику: творчество, мысли о вечном - и никаких житейских забот. Это удача! Я считаю, несомненная удача.

- Так живут многиемои знакомые художники. Когда есть нечего, жены где-то бегают, у подружек рубли стреляют, покупают жратву.

- Дмитрий, а что, художники специально женятся на женщинах, которые могут организовать процесс? Или это женщины в безвыходной ситуации вынуждены как-то перестраиваться?

- Тут самое интересное,что женщины, как правило, не богаче художников. На миллионерше можно только в Америке жениться, и то неизвестно,чем это кончится.

- Почему только в Америке, вон у нас сколько миллионерш.

- Ну щас уже поздно рыскать. А раньше… Интересен женщине этот мир - искусства- она остается, нет - бай-бай, до свиданья.

- О, я вижу, вы по-английски все-таки выучились говорить?

- Ну это так, на уровне Бродвея.

- Значит, в жизни происходил естественный отбор женщин.

- Естественный, конечно.

- Художник просеивает женщин, каккит отцеживает планктон через усы. Да?

- Нет, он даже не просеивает. Они сами приходят. Пришла, осталась, ушла - следующая. А художнику как-то не до этого.


Дмитрий Плавинский в работе над инсталляцией «Крест» в своей мастерской, 1975. Фото Игоря Пальмина. Вверху: Анатолий Зверев и Дмитрий Плавинский. Москва, 1986. В середине: Дмитрий Плавинский и Нина Стивенс. Нью-Йорк, 1998. Фото Марии Плавинской. Внизу: Дмитрий Краснопевцев, Лев Кропивницкий, Дмитрий Плавинский и Александр Харитонов. Горком графиков на Малой Грузинской. Москва, начало 1980-х. Фото Игоря Пальмина

ИСЛАМ

-Вы жили в Америке, когда бомбили Нью-Йорк. И все заговорили про ислам. А вы-то его знали не понаслышке, вы в Азии провели немало времени. И,наверное, многое поняли- больше,чем все прочие, у кого не было такого опыта? Вы ведь почувствовали что-то другим недоступное? И вспоминали про это в Америке,которая запаниковала по поводу мусульман?

-Впервые я попал в Среднюю Азию - Самарканд, Бухара, Ташкент - в 1958 году. Ехал я поездом и в пути познакомился с молодым парнем, который возвращался домой из армии. И он мне говорит: «Слушай, поехали ко мне! Это под Ташкентом, деревня. И это,у меня отец чайханщик, распиши ему чайхану».Я говорю: «Давай» Ну поехал я туда и расписал ему чайхану.

- Вы тогда думали о Пиросмани?

- О Пиросмани я не думал. Я думал, как выжить, хоть чуть-чуть заработать, потому что денег у меня было ноль, даже на обратный билет не было.

- А с каким расчетом вы туда ехали? Был план?

- Никакого плана не было. Просто надоело в Москве торчать. Думал, приеду в Азию, а дальше уж как получится.

- Вещей с собой много взяли?

- Какие вещи? Руки в карманы… Я поехал наобум. Расписал чайхану, мне заплатили какие-то гроши, а потом все наперебой стали меня приглашать, что б я им расписал их дома- изнутри, снаружи. Богатый был колхоз.

- Хлопок.

- Нет, воровство. (Смеется.)Например, такая деталь. У них был огромный яблоневый сад, шикарный, просто как в раю, но он был списан председателем как замерзший и по документам не существовал. Потом я его охранял, кстати. Вместе с собаками. (Смеется.)Потоммы все сдружились, потому что я один дом расписал, другой, еще кому-то. И так я прожил там полгода. Если их не трогать, не хамить им, они хорошо относятся к чужим. Два старика даже молились в мечети за мой талант, у меня, как им казалось, какой-то там есть…

- По-вашему,ислам сильнее белой цивилизации?

- Ислам не сравнится с Америкой, хотя бы по вооружению, и с Россией. Но у нас «дедовщина»и прочие кошмары, у нас армия гнилая абсолютно. За ум мы не возьмемся, чего уж там.

- Но Грузию же победили.

- Грузию?(Смеется.) У грузин президент болван.

- Мусульмане полны внутренней энергии.

- Ислам и христианство- разные вещи, они противоположны. Ислам объединяетцелые народы в один кулак, а христианство направлено на индивидуума, на то, что у тебя в душе. А там- другое. Их праздники стоит посмотреть - собираются миллионы людей!

- Вот ваша работа «Череп и Коран» о чем? О погибели белого человека?

- Коран, угрожающий смертью.

- Вы там чувствовали этот конфликт?

- Там чувствуешь какое-то напряжение. Я приехал в чужую страну, и чуть что, они переходили на свой язык, на код какой-то, которого я не понимал. Мало ли что они о тебе могут говорить? А с другой стороны- какие проблемы? Ты работаешь, получаешь какие-то деньги. Я потом уже научился хитрить. Один мне говорит: «Распиши мне все золотой краской, чтоб золото и лазурь».«Пожалуйста, только, знаешь, для этого нужен обязательно ликер. Он липкий, и в нем надо золото размешивать, чтоб оно лучше к стене прилипало». Ну а как? Не скажешь же ему: «Купи мне ящик водки». И он мне покупал ящик жуткого ликера какого-то. Приходилось давиться. Но я расписывал все эти потолки, конечно, не ликером, что я,придурок? Был специальный растворитель… Сами-то они не пьют, анашу курят. Я пару раз курнул- не понравилось. Водка лучше. А так было, конечно, интересно. В Россию возвращаешься - так все серо, что думаешь: «…б твою мать, какая мура».


Москва-Черепаха, 1996 Коллекция Александра Кроника. Москва

КОНЕЦ СВЕТА?

-Вы как-то сказали, что мир треснул. А на чем эта трещина- на шаре, на плоскости? Или что это?

- Не знаю. Трещина везде. Как боялся и предсказывал Владимир Соловьев, наш философ, мир раскололся. Казалось бы, подумаешь, два небоскреба грохнули… Я тогда был в гостях у своего товарища, у него дом в двух часах езды от Нью-Йорка. Поехал туда просто передохнуть. Включаем телевизор утром и вдруг видим-эти башни, и как они взрываются. Кошмар! Жена товарища разрыдалась, кричит. В чем дело? А в одной из этих башен работает ее сын. Я ей говорю: «Твой сын раньше одиннадцати не просыпается, сейчас полдесятого утра». Она кинулась звонить- связи нет. Телевидение еще какое-то время показывало, я даже успел с экрана сделать эскиз своей будущей работы.

- А что с хозяйским сыном?

- Сын проснулся, когда все рухнуло к чертовой матери…

- Дома проснулся?

- Дома, в своей кроватке. Лентяй чудовищный, не знаю, как его в башне терпели.

- Да, потрясающе, но все-таки, как мир треснул? Трещина на чем? Треснул арбуз? Или треснуло бревно? Или плита железная? Вот как вы это видите?

- В виде картинки? Я уже нарисовал их четыре. Самая интересная - первая, которую я делал в Америке. Я тогда как приехал от друга, так сразу началрисовать, как раз 11 сентября. Щас в Италии она, к сожалению. Все уходит за границу, а в России музеи нищие. Даже если у тебя здесь покупают, все равно потом увозят. Вот так, и ничего не сделаешь. Жалко…

- Вы как-то сказали, что Америка у вас ассоциируется с царством Монтесумы, и что она точно так же погибнет.

- У меня было название картины «Щит Монтесумы», но там другое… А насчет погибели… Не знаю, но похоже, что те небоскребы - только начало. Только начало какой-то катастрофы…

- Вы, как художник, имеете, наверное, дар предвидения?

- Нет. Я,как художник,живу со своими мозгами, а что там на самом деле- мне не известно.

- И тем не менее художникотчасти колдун?

- Отчасти и алкоголик. (Смеется.)

- Ну знаете… В России кто не алкоголик?

Мы смеемся.


Иерусалим, Израиль, 2000. Фото Марии Плавинской

РУССКИЙ РЫНОК

- Когда-то вы заметили, что Нью-Йорк- сумасшедший бизнес-город, а Москва - город лирический. Это еще актуально?

- Она мне напоминает… Ну того,кто на печи все время лежал в сказках, я уж забыл,как его зовут?

- Емеля?

- Емелю напоминает, вот. В Нью-Йорке такое напряжение, там иначе невозможно. Почему я щас оттуда уехал? Потому что очень легко стать безликим халтурщиком в Нью-Йорке - лишь бы продавать товар. Там главное - товар.

- А здесь что?

- А здесь можно подумать, можно то, се… Почитать, посмотреть альбомы. Я вот из Нью-Йорка привез целую библиотеку, собрал много интересных книг. Я не знал, что сейчас и здесь можно многое купить, то, что надо для работы. Это тяжесть жуткая, и еще надо платить за перевес…

- Вот вы говорите, что медленнее стали рисовать. Теперь месяц на картину уходит?

- Месяц. Да. Особенно если это картина большого формата: два метра на полтора. На нее технологически много времени уходит. Ну и потом надо ж еще остановиться, подумать… К тому же мы с Машкой много путешествуем по Европе. Это тоже время. Интересно поездить по Европе. Там музеи фантастические… Только надо время выбирать. А то мы как-то в Париже нарвались на школьные каникулы. Я раньше думал, что в Америке дети распущенные донельзя, но европейские такиеже, хочется по заднице ногой дать. Вот.

- Вы в музеях смотрите картины или просто уже пересматриваете?

- Нет, смотрю. Я многие знаю по репродукциям, но репродукция- это только приглашение увидеть подлинник, сама по себе она ничего не дает.

- Вы еще не все основные музеи объехали из тех,что хотели?

- Нет… Вотв Амстердам собираемся…

- Заметно, что русские стали больше покупать серьезных картин?

- Сейчас - да. (Несмотря на то что разговор наш шел в самый кризис… -И.С.) Московский «Сотбис»1989года открыл всем нам, русским художникам, ворота на рынок. Вот. И постепенно стали покупать. Русские покупают- но чаще всего увозят. Скажем, к себе в Лондон, ну и где еще они там кантуются…

- Вы говорите, что в Нью-Йорке и вообще в Америке есть арт-рынок, а в России - нет.

- Ну в России нет постоянного и отработанного рынка. Тут продажи случайные.

- Это плохо?

- Нет, это, в общем, хорошо. Ведь когда начинаются повальные продажи кого-то из художников, это не очень хорошо для него. Художнику в принципе денег много не надо.

- Как это - не надо?

- Слишком много не надо, лишних не надо, а так, чтоб на жизнь было. Когда мы переезжали из Америки, то я привез самые большие работы, которые не мог там продать, они дорогие. И вот все эти непроданные картины у меня тут за неделю скупили.

- Скажите, Дмитрий, а что дальше-то будет с искусством русским?

- Дальше? Щас такое время - для молодежи особенно трудное. Молодые обращают большое внимание на западное современное искусство. Это не очень хорошо, потому какой смысл просто переделывать то, что уже делается там? И, конечно, как всякое подражание, это уже более слабо. Надо искать свой путь, тут, в России.

- А это не так просто, потому что Россия- провинциальная страна, по сравнению со Штатами, к примеру.

- Ну это само собой.

- В провинции трудно что-то изобрести новое.

- Почему же? В России Малевич существовал, и другие художники были интересные…

- Но тем не менее вы, наверное, чувствуете, как ваши акции в России поднялись после того, как вы пожили в Америке? Здесь не верят своему вкусу, ждут, когда Запад признает. Тогда и наши начинают ценить. Этакая провинциальность мышления…

- Есть такое. После Америки мои картины тут стали дороже продаваться. Дороже, чем даже в Америке.

- Ну да, там полно приезжих художников, а здесь художник, который вернулся из Америки, в которой достиг успеха, редкость?

- Редкость. И вот еще что важно. К России там отношение не очень. Они думают, что Россия- параша! Они страну не уважают. Америка не уважает, и Европа тоже.


Иерусалим, 1999

ВОЗРАСТ

- Вы с кем из художников общаетесь? Чисто по-житейски так.

- В Америке я общался с тем же Шемякиным, но редко, потому что он жил далеко, под Нью-Йорком. Щас он вроде во Франции, замок у него там. Из московских там еще Эрнст Неизвестный… Виделись иногда, хотя люди мы все занятые. Но,по большому счету, пойти некуда.

- Как некуда?

- Перемерли мои друзья. А с новыми ребятами о чем говорить? Не о чем. У них свои дела.

- Да, вот она, обратная сторона долгожительства…

- Ну да. Иногда сидишь и думаешь: быстрей бы умереть к черту. (Смеется.)

- Да ладно вам. Это вы так шутите над нами. А на самом деле видно же,что вы человек веселый, юморной, можете и винца выпить. И интерес к жизни у вас есть. Мы знаем, что большие мастера творят и в совсем глубокой зрелости.

- Да, конечно. Скажем, для актера мой возраст почти смертелен. Мало кто играет, уйдя ввосьмой десяток. А художника это не касается.

- Вам,художникам,повезло- ив старости можете творить, и в детстве. В отличие,например,от режиссеров.

- Я в десять лет начал рисовать. Случайно. А до этого был шпаной уличной, как все тогда.

- Шпаной? Вы воровали? Резали кого-то?

- Нет. Мы были шпаной…такой романтической,что ли. Родители - на работе, дети - на улице. Это 1948-й, 1949-й. Вечером родители приходили уставшие, злые, и нам домой не хотелось идти, потому что там скандалы… Лучше на улице! Чердаки, голубятни…

- Да… Вы делали, что хотели, но не всем удалось на таком уровне продержаться и выжить. Много было смелых и решительных людей, которые тоже делали, что хотели, но многие из них были сломаны и уничтожены, так ведь?

- Да, тут, конечно, как повезет. Я вот думаю: как я дотянул до своих семидесяти лет? Я просто удивлен своей жизнью. Просто повезло. Сколько было других очень талантливых ребят- а их уже нет…

автор: Игорь Свинаренко

Медведь

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе