ЧелоВЕК

Барон Эдуард фон Фальц-Фейн — о возвращении в Россию архивов царской семьи и праха Шаляпина, о поисках Янтарной комнаты вместе с Юлианом Семеновым и Жоржем Сименоном, о Владимире Набокове, который поработал свахой, а также об искусстве здравствовать до ста лет.

Барон Эдуард фон Фальц-Фейн, глядя из окна своего дома в Лихтенштейне на любимый им сад, с удовольствием — под настроение — продолжает рассказывать мне о том, что составило суть и смысл его вековой жизни.

— Что вас побудило заняться исследованиями, посвященными Суворову?

— Не что, а кто. Снова дедушка. Очень хорошо помню, как он писал свои мемуары крупным почерком — на одном листе помещалось две-три фразы, а я сидел рядом и складывал его бумаги. Каждый вечер у меня собиралась целая пачка. Когда дедушка делал 15-минутные перерывы, он мне рассказывал сюжеты из истории России. У меня были сотни папок с записями, которые я передал в архив Санкт-Петербурга. И очень рад, что при содействии журнала «Наше наследие» мемуары изданы в Москве. Тираж разошелся почти сразу. А в Итальянском дворике ГМИИ имени Пушкина благодаря Ирине Антоновой в 1996 году состоялась их незабываемая презентация...

В своих мемуарах мой дед много пишет об Александре Суворове как великом русском полководце, о сражениях и переходах, которыми тот командовал. А в 1900 году устроил музей Суворова в Петербурге. Об этом я узнал довольно поздно, но рад, что смог поддержать его дело. В свое время он мне рассказывал, что после Чертова моста, где побил французов, Суворов проходил через Лихтенштейн. «Когда там будешь, узнай подробности», — просил дедушка. Обосновавшись в Лихтенштейне, я стал искать исторические свидетельства. Было известно, что армия Суворова пришла из Италии в Швейцарию числом около 22 тысяч солдат и на Чертовом мосту почти половина из них были убиты, остальные, таким образом, прошли через Лихтенштейн. Один мой друг посоветовал посмотреть церковные книги города Бальцерс, ведь у католиков обычно записывалось все, что происходило, — у кого корова сдохла, кто напился... Там наверняка должны были сохраниться какие-то свидетельства. Я начал искать по церковным книгам события, относящиеся к 10-м числам 1799 года. И нашел запись, которая гласила: какая-то старушка пожаловалась, что русские забрали у нее всех кур. После того как суворовская армия побывала в Лихтенштейне, там действительно не осталось ни одной курицы — но они были не украдены, а куплены. Кстати, достоверно известно, что французские солдаты, забирая провиант у населения, за него не платили. Так что никаких материальных претензий у Лихтенштейна к суворовской армии нет. Суворов со своими солдатами провел там два дня — 10 и 11 октября 1799 года... В Бальцерсе я поставил памятный знак. А чтобы увековечить память Суворова в Швейцарии, собрал почти 200 тысяч франков на бронзовый памятник на перевале Сен-Готард. Его открыли в 1999 году на 200-летие перехода Суворова через Альпы. Кроме того, я обратился к князю Лихтенштейна Хансу Адаму, с которым мы на ты, ведь я знаю его с двухмесячного возраста, с идеей выпустить почтовую марку с портретом Суворова. Он удивился: какое отношение имеет Суворов к Лихтенштейну? Я говорю: он же здесь ночевал, и для Лихтенштейна это имеет большое значение. Марка была выпущена маленьким тиражом и сразу разошлась. А еще каждый год в октябре российское посольство устраивает в Лихтенштейне праздник — выступают курсанты из суворовского училища Москвы или Петербурга. Сейчас придумали еще один памятник — русский солдат в форме на одном из перевалов. Швейцарцы благодарны Суворову за то, что выгнал наполеоновскую армию. Зачем ему это было нужно, ведь столько людей потерял! Я не вижу никакого смысла, но это история, и ее нельзя судить. Раньше так воевали: от начала и до конца.


— С вашей помощью в Россию вернулись архивные документы, связанные с обстоятельствами гибели царской семьи?

— В 1990-м в Лондоне на аукционе Sotheby's был выставлен архив Николая Соколова, расследовавшего в 1918—1919 годах обстоятельства гибели царской семьи. На торги приехали представители Советского фонда культуры, другие уважаемые люди. Я был уверен, что они купят архив — это же уникальные документы для России! Но торги закончились, а русские ничего не купили — не хватило денег. Я расстроился! Стал советоваться со своим другом князем Никитой Лобановым-Ростовским, и он подсказал мне великолепную комбинацию: если архив купит князь Лихтенштейна, это поможет ему вести переговоры о своих интересах. Дело в том, что во время Второй мировой Советская армия «прихватила» из Вены важные для Лихтенштейна документы, которые свидетельствуют о том, что князь владел собственностью в Чехии и Австрии. Она была утрачена после войны. Россия и Лихтенштейн могли бы обменяться нужными документами, но получилось не так просто... Прокурор Владимир Соловьев, с которым я подружился, везде говорил о том, как важны бумаги Соколова для следствия. Но никто не хотел его слушать — у России шли споры о реституции с Германией из-за Балдинской коллекции, а тут еще и Лихтенштейн с какими-то бумагами. И тогда я пошел по кабинетам. Встречался в 1994 году с Виктором Черномырдиным, который тогда был премьером. И наконец в 1996-м Госдума приняла постановление об обмене архивами между Россией и Лихтенштейном. А в 1997 году на торжественном приеме состоялась передача документов. Я рад, что это получилось.

— Почему вы занялись поисками Янтарной комнаты?

— Я ее видел в детстве. При Николае II мой дедушка, свитский генерал и директор Пажеского корпуса, имел право жить в Царском Селе во время отдыха — у него была там квартира. Как-то он предложил мне погостить у него недельку и, конечно, показал Янтарную комнату. Мне довелось в пятилетнем возрасте увидеть эти уникальные интерьеры. Отлично помню свои впечатления — все блестело, сделано очень красиво, дух захватывало. И вот когда появились энтузиасты, одержимые идеей найти ее, я вошел в эту компанию. Это был международный комитет по поиску Янтарной комнаты, в котором собрались известные люди — Юлиан Семенов, историк Георг Штайн, Жорж Сименон, Марк Шагал. Было известно, что немцы захватили ее и вывезли в Кенигсберг. На поиски ушло масса времени и немало средств. Мы узнали, что она сгорела в подвале дворца в Кенигсберге, и закрыли тему. Но есть фанатики, которые продолжают ее искать. Ко мне периодически поступают обращения от тех, кто якобы знает, где Янтарная комната. На это у меня ответ один: знаешь — найди ее и тогда получишь большие деньги. После этого наступает тишина. Я не попадусь: просто так не получат от меня ни рубля. Зато при моем содействии восстанавливалась нынешняя Янтарная комната в Екатерининском дворце. Директор музея-заповедника «Царское Село» Иван Саутов, ныне покойный, был моим большим другом. Я помогал построить ее, доставал знаменитые шлифовальные аппараты, которые можно было найти только в Швейцарии. Команда из 50 человек создавала интерьеры заново. В какой-то момент не хватило янтаря. И вдруг я увидел по телевизору сюжет о задержании партии контрабандного янтаря. Позвонил премьеру Черномырдину и сказал: вот бы этот янтарь на восстановление...

Знаете, почему-то я оказываюсь замешанным в самые странные истории. Но удивительно другое: то, что я начинаю, удается довести до конца со стопроцентным результатом. Каждый день получаю письма с разных концов света с предложением стать президентом какого-нибудь общества. Половину писем выбрасываю, в половине случаев — навожу справки, что это за организация. Не хочу тратить свои средства впустую, ведь заработать их было нелегко, а жуликов вокруг довольно много. Правда, один раз я попался и потерял свои деньги. Вложил в Инкомбанк. Познакомился с его руководителем Виноградовым, который мне сказал: «Я вижу, что вы бизнесмен, но не умеете хранить свои деньги. Вы получаете 2 процента в своем Лихтенштейне, а я даю 10 процентов годовых. Вы меня не знаете, но наш банк — самый известный в России. Если вложите 100 тысяч, то через год получите 10 тысяч франков в качестве процентов». В первые два года так и было — я исправно получал проценты. А потом банк сгорел. Что случилось, я не знаю, но зуб я на этого человека не держу...

— Давайте о чем-нибудь более жизнеутверждающем. Вы же были знакомы с самыми красивыми женщинами мира!

— Я имел невероятное счастье познакомиться со множеством прекрасных дам. И двух из них выбрал в жены. Они были красивыми, но, к сожалению, не теми женщинами, которые должны были провести со мной всю жизнь.

Первую супругу зовут Вирджиния, она жива-здорова, была фрейлиной Грейс Келли и только недавно оставила службу при княжеском дворе Монако. Ее отец, сэр Ноэль, был министром финансов в правительстве Великобритании, много лет входил в Международный олимпийский комитет. Аристократ, и еще какой... Благодаря родству с этой фамилией я принимал в своем доме королеву Елизавету и ее супруга Филипа во время их официального визита в Лихтенштейн. Надо сказать, королева очень милая в общении женщина, а Филип любит пошутить...

Познакомились мы с Вирджинией Кертис-Беннет в Америке. К тому моменту моей маме надоел мой образ жизни казановы. Был период, когда ко мне по субботам приходили девушки и я выбирал, с кем провести время. Почему по субботам? Ну, на неделе же нужно работать, а в выходные можно выспаться, выпить кофе в постели... У меня всегда были определенные правила: я не трогал замужних женщин, не разрушил ни одной семьи. И сам, когда был женат, думал только о семье. Но если я свободен, женщина свободна и не против — почему бы нет? Так что я не боюсь признаться в своих похождениях.

И вот когда маме это порядком надоело, она решила принять меры. Сказала: тебе надо создать семью, надо найти женщину достойную, нужны наследники. И послала меня в Америку с тайным планом женить на Элизабет, дочке Веры и Имре Кальман. Я должен был нанести несколько визитов, и первый — к нашему родственнику Владимиру Набокову (моя тетя Лидия была замужем за его кузеном Дмитрием Набоковым). Тогда Владимир еще не был известным писателем. Он тут же пригласил меня на вечер, который устраивал в Нью-Йорке князь Сергей Оболенский — человек, состоявший в родственных связях с Нарышкиными, Романовыми, Юсуповыми... Его женой была дочь Александра II от брака с Долгоруковой, что помогало в бизнесе — у него была своя пиар-компания, он управлял шикарными отелями, устраивал чудные балы. Так вот, в тот прекрасный вечер все сидели за большими столами. Я заметил за другим столом потрясающую красавицу, влюбился сразу! Но не мог ее пригласить — правила обязывали танцевать и общаться только с людьми своего стола. При первой возможности я попросил меня представить Вирджинии. И пригласил на ужин. Но на следующий день ей из Лондона пришло известие о смерти отца. Она срочно улетела, я — за ней. Удивительное дело — любовь: такой большой город, полно людей, но тебе никто не нужен, кроме одного человека. Мы сблизились, поженились, но ей было скучно жить в Лихтенштейне. А потом ей подвернулся американский писатель Пол Гэллико, и пока я работал в своем магазине, они сошлись на почве любви ко всему английскому. Вскоре пришли ко мне и сообщили, что хотят жить вместе.

Вторая моя супруга, Кристина, оказалась наркоманкой и умерла от передозировки. Я долго не знал о ее пагубной привычке. Нас познакомил архитектор, который проектировал мой дом. Сказал, что у него есть красивая племянница. Оказалось — действительно красивая, намного младше меня. Мы поженились. То, что с супругой не все в порядке, я заметил, лишь когда болезнь начала прогрессировать. Я послал ее лечиться в специальное учреждение, но она оттуда удрала, добралась до Мюнхена, снова раздобыла этой гадости и умерла. Для меня это была настоящая трагедия, после которой я решил: хватит, кончен бал! У меня была масса всяких знакомств, но больше ни с кем я не подписывал свидетельство о браке.

— Были женщины, которых вам приходилось добиваться?

— Пожалуй, могу вспомнить свою первую любовь: мне было 18 лет, а ей — 17. Мы очень друг друга любили. Я всегда искал красоту. Даже такая женщина, как бывшая шахиня Ирана Сорая, не имела ничего против моих ухаживаний. Она была очаровательной, но ничем не интересовалась, кроме нарядов. Мы жили в отеле в Санкт-Морице, там нельзя было надеть два раза подряд один и тот же наряд. Вот она только и занималась примерками. Какой бы я ни взял предмет для разговора — спорт или искусство, — она не реагировала. В один прекрасный день мне это надоело, и мы расстались.

— Непросто аристократу найти себе подходящую пару?

— Непросто. Мой дядя Фридрих, видный мужчина, никак не мог решиться на женитьбу. Занимался исследованиями животных, домой возвращался поздно. Была у него подружка, он ее баловал, подарил ей чудную квартиру, у них родился сын Эдуард. И вот — революция. У мальчика фамилия матери — Фридрих не мог на ней жениться. И когда надо было покинуть страну, у Фридриха родилась идея: пусть его брат Владимир усыновит мальчика и тот станет Фальц-Фейном.

— Брак был невозможен как мезальянс?

— Конечно! Немало детей тогда были рождены без брака, но им нельзя было дать фамилию. Владимир вывез Эдуарда за границу под фамилией Фальц-Фейн, когда ему было 5 лет. И тот только много позже узнал, что он сын не Владимира, а Фридриха. Или взять историю наследника Александра II — князя Юрьевского. Как известно, у Александра II были и жена, и подружка. В то время, когда государыня тяжело болела, она жила в том же самом дворце на другом этаже. Помимо восьмерых детей от официальной жены он имел четверых незаконнорожденных детей от подруги. Это стыд и срам для монаршей персоны! Она носила известную фамилию — Долгорукова, но почему-то царь дал ей имя княгиня Юрьевская. После того как Александра II убили террористы, Юрьевская с детьми сбежала за границу, поселилась в Париже, потом переехала в Ниццу и умерла в 1922 году. Похоронена она на русском кладбище. Один из ее правнуков, князь Ханс Георг Юрьевский, сейчас живет в Цюрихе. Я знаком с ним, объяснил ему, что поскольку он носит такое имя, то должен знать русский язык и принять православие, что он и сделал. «Ты последний потомок Александра, ты должен иметь семью, детей, и, надеюсь, сына», — говорил я ему. Но с женщинами у него дела складывались неудачно. Он привлекательный мужчина, девушки липли к нему, но я уговаривал его найти женщину, которая будет достойна потомка Романовых. В один прекрасный день он мне звонит и говорит: «Нашел! Ты будешь моим свидетелем!» Я обрадовался, поехал, свадьба состоялась 8 лет назад в красивом замке... К сожалению, детей не появилось. И вдруг пару месяцев назад он приезжает ко мне и представляет новую женщину. Я вижу, что она совершенно ему не подходит. Планируется свадьба. Честно говоря, меня расстраивает эта ситуация. Хорошо, если дети появятся...

Странная все-таки штука — любовь. Помню, у меня был чудный роман с графиней Лиллан Алефельд. Я ревновал, как сумасшедший! Она давала повод, говорила: «Меня многие любят...» И представьте, я познакомил ее с известным танцовщиком Сержем Лифарем — она влюбилась в него и была предана ему до конца жизни! Когда он умер после болезни, я немедленно поехал на похороны, гроб Сережи утопал в лилиях, которые он обожал при жизни. Несмотря на его желание быть похороненным рядом с Коко Шанель в Лозанне, погребение состоялось на русском кладбище под Парижем. Лили не хотела его ни с кем делить.

— Место погребения нередко становится предметом споров.

— Вспоминается история с прахом Шаляпина. Юлиан Семенов как-то мне говорит: «Надо бы вернуть прах Шаляпина в Россию — у меня ничего не выходит, сын Шаляпина меня и слушать не желает...» А я дружил с Федором Федоровичем Шаляпиным и знал, что он ужасно сердит за то, что советские газеты устроили травлю его отца. Я с ним долго разговаривал, и в конце концов он согласился на передачу гроба с прахом отца из Парижа в Россию. Вопрос решался на самом высоком уровне: Юлиан Семенов дошел до генсека ЦК КПСС Юрия Андропова, а я нанес визит Жаку Шираку, который тогда был мэром Парижа. Самое смешное, что, когда перезахоронение действительно состоялось — в Москве, на Новодевичьем кладбище, нас с Семеновым даже забыли пригласить. Но главное, что дело сделано.

— Вы аристократ, который всегда работал. Но многие же просто прожигали состояния?

— Да, таких было много. Моя мама всегда боялась, что я пойду по стопам князей братьев Трубецких — Игоря и Юка (в семье все его так звали) и стану жиголо. Мы всю жизнь с братьями дружили, сейчас они уже оба умерли. Недавно в Париже была представлена книга о жизни князя Игоря Трубецкого, я прочел ее на раз-два. Оба брата имели дело с самыми богатыми женщинами мира. Игорь женился на Барбаре Хаттон, наследнице владельца крупнейшей сети магазинов в Америке. А Юка — на наследнице владельца завода Champion, выпускающего свечи зажигания для автомобилей. Взяв в жены самых богатых женщин США и ничего не делая, братья жили за их счет. Я у женщин не взял ни копейки. И был казановой, но не жиголо.

— Быть жиголо — не стыдно для аристократа, в обществе не смотрели косо на такие союзы?

— Нет, не стыдно. Аристократы бывают с титулами и без. Богатые американки очень интересовались титулованными аристократами — не важно, были они китайцами или русскими. Главное, что она-то становилась принцессой. У них были прекрасные дома, они устраивали чудные приемы. Люди, может, и смотрели криво-косо, но охотно принимали приглашения на обеды-ужины.

— Невозможно не спросить, в чем секрет вашего долголетия и прекрасной формы.

— Многие просто не умеют жить. Не едят, а жрут. Не пьют, а пьянствуют. Я ложусь в 7 часов вечера в постель, а в 9 утра мне приносят кофе, то есть сплю около 14 часов. Я мало ем. У меня всегда одинаковое давление — 120 на 70. Врач, который приходит ко мне раз в месяц, измеряет и говорит: все в порядке, продолжайте в том же духе. Единственное, что для меня составляет проблему, — ноги не ходят. Сначала я участвовал в велосипедных гонках, потом часами и днями простаивал в своем магазине. Но, если бы довелось прожить жизнь еще раз, я бы не изменил ни одного дня, ни одного своего поступка. Ни о чем не жалею, я жил так, как хотел. Я счастливый человек.

Виктория Юхова

«Итоги»

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе