13-й год: хроника культурных тенденций

Философ Андрей Ашкеров — о тех, кто делал уходящий год перформансом

Настоящим культурным итогом является не то, что стало в этом году результатом, а то, что наметилось как тенденция. Современная культура — это культура трансформаций и прежде всего культура трансформаций самой культуры. Это не игра слов, ибо культура существует в наши дни по законам contemporary art: то, что никому в голову не придет называть художественным объектом, таким объектом становится.

Можно долго спорить, с чего это началось: с башмаков Ван-Гога, черного квадрата Малевича или писсуара Дюшана, но это так. На этой основе легко строить любые рейтинги, а без рейтингов — какая же массовая культура?

Андрей Ашкеров. Фото: Эмин Калантаров

Кстати, в массовой культуре: самая консервативная ее часть в лице Аллы Борисовны Пугачевой и примкнувшего к ней Максима Галкина как раз дошли в этом году до понимания того, что никакие песни, пляски и разговоры с эстрады не дадут того эффекта, который можно вызвать экспериментом из области real life. Это мы отметим как тенденцию № 1.

Двойня четы Пугачевых обозначила разрыв сразу в двух культурных кодах нынешнего десятилетия — коде материнства и коде кощунства. Материнство охватывает собой всё поле новейшего родинолюбия эпохи третьего срока — от материнского капитала до сбережения традиционных ценностей от геев и их наймитов. Общий принцип этого родинолюбия — ценности в твердый счет, а также вперемешку с активами, неустойками, отчислениями, дивидендами и положительным сальдо торгового баланса. С кощунством всё проще — это попытка замкнуть арт-процесс в системе симметричного ответа на родинолюбие. «Кощунники» думают так: родинолюбы делают шаг вперед, мы — два назад.

Так вот: Пугачева с Галкиным взялись, казалось бы, отстаивать ценности материнства. Но как они за это взялись? Суррогатно! Получается, что родная мать может не рожать, а роженица носит в себе не столько младенца, сколько гонорар. И не просто родная мать, а та, кто по факту на протяжении 30 лет заполняет пустующую нишу «матери нации». В глазах приверженца традиционных ценностей кощунство пробралось в самое чрево материнства, однако это не то кощунство, о котором мечтали бы патентованные кощунницы из Pussy Riot. Они-то сами сделали ставку на песни и пляски с амвона. Другие тенденции поскромнее.

Тенденция № 2 состоит в попытке главного идеолога Кремля эпохи нулевых Владислава Суркова уйти с официальных постов и превратиться в совесть нации по зову сердца. Роль совести нации совпадает в России, как правило, с амплуа писателя. С успехом исполненная Львом Толстым, эта роль уже в виде фарса была отыграна Александром Солженицыным. Однако общая демократизация культуры, произведенная ненавистными Солженицыну большевиками, привела к необратимым изменениям общественного вкуса: копию приняли за образец, а фарс за трагедию. Тем не менее писательское поприще остается наиболее удобной нишей для того, чтобы пасти стада усовестливаемой паствы.

К моменту своей отставки Сурков написал два романа — один просто хороший, другой хороший во всех отношениях. Это немалое свидетельство в пользу серьезности его намерений относительно новой роли. Однако новый призыв на государеву службу помешал великому визирю Кремля исполнить замысел. Не исключено, попытка будет повторена, когда с внешней политикой, которой занимается у нас теперь Владислав Юрьевич, всё будет так же хорошо, как и со внутренней. Симметричным ответом на попытку Суркова можно считать политическое назначение известного издателя — Ирины Прохоровой.

Тенденция № 3 – топ-культуртрегеры переквалифицируются в партийных бюрократов, либо, подобно бывшему директору ГМИИ им. А.С. Пушкина Ирине Антоновой, уходят со сцены. Прохорова заняла место своего брата, давнего оппонента Суркова и по совместительству олигарха Михаила в руководстве одной из самых экспериментальных отечественных партий — «Гражданской платформы». Процесс обюрокрачивания дирижеров культурного процесса напоминает то, что происходит в Евросоюзе. Если писатель — инженер человеческих душ, то издатель — продюсер волшебной богадельни, в которой души проходят свой тюнинг. Нет ничего удивительного, что именно продюсеры сегодня захотели почувствовать себя «настоящей властью».

Культурной тенденцией № 4 2013 года стало расширение числа метанарративов. На протяжении нулевых Путин был не только темой, которая венчала собой любые разговоры интеллигенции. Он объяснял собой всё. В опоре на него гадали на то, чем сердце никак не успокоится, обнаруживали надувшиеся, как волдыри, проблемы, раздавали звонкие, будто оплеуха, финальные аргументы. Путин, словно Борей, раздувал в благородном моральном осуждении чахоточную грудь местной интеллигенции.

В последнее время дошло до того, что эта грудь, подобно носу гоголевского майора Ковалёва, стала жить отдельно от интеллигентского сословия, но на это некому было и обратить внимание. Вмешался Путин. По-видимому, исключительно чтобы устранить подобное раздвоение, он выпустил из заточения Ходорковского. Ходорковский тоже метанарратив. И культурное достижение. Да какое! С кем ещё деятели культуры могли бы связать древнюю как предание мысль: «Вот придёт некто и всех нас купит!».

Тенденция № 5 непосредственно вытекает из тенденции № 4. Речь о том, что толпы лайкальщиков и лайкальщиц, шагающих в строгих шеренгах сетевого общества, по слаженности своих действий вплотную приближаются к канону парадов и демонстраций тридцатых годов. Однако парады с демонстрациями являлись результатом тщательной дрессуры со стороны их режиссера — балетмейстера Игоря Моисеева. Теперь же обходятся без режиссера. Точнее, он дергает ниточки откуда-то изнутри.

Тенденция № 6 связана с перехватом идей современного искусства Государственной думой и окончательным превращением политиков в акционистов: какой перформанс или флешмоб может сравниваться с провокативностью новейших законов? Нет, наша Дума — не взбесившийся принтер. Это лаборатория художественного процесса. Не поймешь, как далеко она может зайти в своем поиске, непонятно, какие войска подтянутся за авангардом.

Ясно одно: Милонов с Мизулиной стали главными трендсеттерами, оставив где-то в дремучих нулевых Гельмана вместе со всеми, кто вступал с ним в «культурные альянсы». В случае с Милоновым и Мизулиной мы имеем дело с парадоксальным жестом, отличающим настоящего арт-провокатора от лошка из самодеятельности. Задались ли спасатели традиционных ценностей задачей их окончательной деконструкции? А может, они и в самом деле рассчитывают, что весь этот богемный консерватизм позволит этим ценностям кристаллизоваться? Но что делать с воскресшими носителями этих ценностей и их вилами? Вопросы, вопросы. В любом случае речь идет о настоящей смелости героев контркультуры: ведь если появляются вилы, то нацелены они будут именно в их наливной бок!

Андрей Ашкеров

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе