Василий Лановой: «Актёр должен оставаться загадкой для зрителя»

Недавно Василий ЛАНОВОЙ отметил собственное 85-летие.
И поэтому наш первый вопрос… 

– Василий Семенович, в юбилей принято подводить итоги. В каком настроении вы встретили эту дату?

– Проследить всю мою жизнь уже просто невозможно, так как многое забыто, а что-то и вспоминать не хочется. После 10 класса я снялся в фильме «Аттестат зрелости». Это была моя первая картина, 1953 год. С тех пор и считайте. С 1954 года по сей день я работаю актером. Понимаете? Кроме того, с 1957 года я официально работаю в Театре Вахтангова. Это уже 61 год. И надо сказать, что достаточно разнообразная жизнь велась и в кино, и в театре.

Кинематограф раньше был совсем другим. Да и театр тоже. И сочетание этих искусств составляет мою жизнь, хотя театр для меня всегда театр был главным.

Театр Вахтангова – не фабрика по производству спектаклей, это уж точно. Он долгие годы являлся в каком-то смысле «семейным театром»,  потому что была великая семья из великих актеров. Гриценко, Плотников, Астангов, Лукьянов, Борисова, Мансурова, Алексеева… Вы понимаете, какие имена были? Невероятные!

– Кстати, а в чем отличие той плеяды артистов от нынешней? 

– Актёр должен оставаться загадкой для зрителя. Обязательно. И старшие поколения строго следовали этому правилу. Потому что если о тебе известны все бытовые подробности, да ещё если они какие-то пошлые, то это уже невозможно сбить никакими образами и никаким талантом. Наши театральные старики так считали всегда. И мои учителя... Мансурова – мой педагог, и Гриценко, и Плотников, и Астагов – они всегда говорили: «Надо быть загадкой для зрителя». Это правильно. И сегодняшние «телевизионные разгадки» актерской судьбе не помогают.

В этом смысле у меня был достаточно богатый опыт, потому что я ещё с двенадцати лет играл в народном театре ЗИЛ. Сергей Львович Штейн – мой первый учитель по театру, режиссёр Театра Ленинского комсомола, деликатно воспитывал будущих актеров. Не было никаких «погремушек». Когда вышел фильм «Аттестат зрелости», он мне сказал: «Вася, только не вздумай загордиться. Это убивает актеров».  


Сегодня в Театральном институте Щукина я заведую кафедрой художественного слова, стараюсь все-таки, чтобы драматургический материал был достойным, отдаю предпочтение классике.

– Загадка, понятно, есть и у вас. Вы не мелькаете на телеканалах…

– Зовут, но я отказываюсь. Из-за того, что я иногда вижу по телевизору, я ни за что не соглашусь туда пойти. Вот сейчас мой юбилей, и меня просто замучили. Приглашают в разные программы, но я не всегда хожу. Вот и вся недолга.

85 лет – солидный возраст... Вон Юрочка Яковлев ушёл в 85 лет, а какой актёрище был! Всегда к самодисциплине относился серьезно. Ульянов Миша, Юлечка Борисова... Они никогда в этих вещах не участвовали. Очень важно сохранить себя и помнить о театральном вкусе.

– В Театре им. Вахтангова один из спектаклей-долгожителей – «Посвящение Еве». Мне кажется, зрителей ваша роль потрясает глубиной любовных чувств…  

– «Посвящение Еве» поставлен по замечательной пьесе Эрика-Эммануила Шмитта «Загадочные вариации», там есть что играть, это достойный материал. Вот уже двадцать лет мы с Женей Князевым пытаемся разгадать невиданную загадку любви – любви двух мужчин к одной женщине, и неожиданный обрыв жизни, когда всё это рушится.  

– А почему из репертуара исчез спектакль «Пристань»?

– Я очень люблю и любил этот спектакль. Потому что со мной вместе на сцену выходили Юра Яковлев, выходила Галочка Коновалова, Славочка Шалевич. Моё поколение играло его к 90-летию театра. Но они ушли, а сейчас, к тому же, Юлечка Борисова больна и мы ждем ее возвращения. Так что, надеемся, что она ещё сыграет. И больше того, я бы очень хотел, чтобы столетие театра, которое состоится в 2021 году, мы тоже отметили «Пристанью», если, конечно, до этого доживём.

– Как, по-вашему, театр очень изменился по сравнению с тем, в котором прошла ваша молодость?

– Изменился, конечно. Он стал другим... Более модным, менее классическим. Жизнь поменялась. Вы посмотрите, что делается на телевидении. Для меня до сих пор существуют несравнимые ценности того театра и тех прошлых выступлений на телевидении. Я уж не говорю о кинематографе. Какие актёры были!

Сейчас много говорят о патриотизме. Но ведь и тогда был патриотизм, любовь к Родине побеждала. Ведь не зря же Александр Сергеевич одну из своих лучших фраз сказал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно. Не уважать оной есть постыдное малодушие». Это всегда было на Руси. Поэтому тут и говорить нечего. Я и вся моя семья родом с Украины. И когда я слежу за тем, что творится сейчас там, я этого не могу понять. Но подождём выборов всё-таки. Я убеждён, что это просто был захват власти и полное отсоединение народа от выбора жизни. И он молчит, потому что, если начнёшь протестовать – убьют и не извинятся. Мне звонят из села, где я родился: «Не приезжай сюда, Василь, не треба тебе приезжать, ибо убьют суки и не извинятся». Вот и всё. Хоть одного они наказали за то, что было вот тогда? Хоть одного? Государство как будто отлипло: «Мы здесь ни при чём». Но люди же не идиоты. Люди всё понимают, для чего государство, если такие вещи не приструнять… Ну и так далее. Поэтому давайте подождём выборов. Я всё-таки думаю, что там хватит народной мудрости… Не зря он так боится голосования, этот президент. Ой, жуть что творится. Просто немыслимо.


– Давайте от столь печальной темы перейдем к более позитивному. Как вы оцениваете вашу киношную судьбу?

– Я счастливый человек, потому что у меня были дивные сценарии, классика, русская классика. «Анна Каренина», «Война и мир». Я уж не говорю о советской классике с Алисой Фрейндлих, с Руфой Нифонтовой, с Людой Чурсиной. Какие партнёрши у меня были – одна лучше другой! Купченко Ирина Петровна… Мы играли любовь в «Странной женщине» и «доигрались» в результате: более сорока лет мы женаты…
Читая сценарии, которые мне присылают, особенно, когда речь идет о сериалах, ужасаюсь и говорю: «Извините, я занят». Я не хочу в это влезать после моей классики.  

– Образ Карла Вольфа в фильме «Семнадцать мгновений весны» стала одной из интереснейших ролей этой картины. Вы легко  согласились сыграть обергруппенфюрера СС, генерала войск СС?   

– Понимаете, он тоже военный. А я военных всю жизнь играл. И белогвардейцев, и коммунистов. У меня много-много было разных эпизодов из приличной литературы. А тут литература была настоящая. И Танечка Лиознова мне казала: «Вася, не надо относиться к этой роли, как карикатуре врага. Это журнал «Огонёк» во время войны показывал фашистов идиотами и кретинами. Надо играть убежденного идеалиста, то есть у него есть своя идиология и он ее защищает. Ни в коем случае не играй дурака и пошляка, а только пронзительного и глубокого врага. И тогда победа над ним будет настоящая, а не фанерная».

Она, умничка, вообще была невероятная. И это точно. Я в итоге сыграл загадку и трагедию человека. А история этой роли закончилась довольно занятно. Как-то иду я по улице Горького и вдруг с противоположной стороны, вижу, мне кричит Юлиан Семёнов, автор «Семнадцати мгновений»: «Вася, Вася, подожди меня!»

Пересекает, подбегает ко мне: «Я вчера был в Мюнхене на приёме». А он журналист и, по-моему, чекист тоже был заодно. Так вот, он говорит: «Я в Мюнхене на приёме был, и был там твой Вольф. Такой вот толстющий, 200 килограммов. Я подошёл к нему: «Герр Вольф, как вам картина?» – «Да, да, jawohl, jawohl» – «А как наш актер Вольфа сыграл?» – «Абсолютно непохож», – ответил он. И я решил ему врезать: «Герр Вольф, вы должны быть счастливы, что худой Лановой вас играл». Он начал ржать, хохотать и сказал: «Я пошлю вашему худому Лановому коньяк». И принёс мне бутылку коньяка и говорит: «Передай Лановому».

– И передал?

– У меня тоже такой вопрос был. Но Юлиан ответил: «Старик, очень долго летели из Мюнхена». Я говорю: «Ладно, я тебе прощаю». Так что, вот такие случаи были.

От роли в фильме «Офицеры» я ведь тоже сначала отказывался, потому что не очень ее понимал. У Жоры Юматова в два раза больше материала было, и хорошего материала. У меня тоже хороший материал, но только одна треть, мало. Ну и что? У него объём и у меня… Меня приезжали уговаривать сюда, в театр. Я говорю: «Не понимаю, что я должен играть». И слава богу, оператор сказал: «Что ты мучаешься? Играй романтизм русского офицерства». И я как-то сразу представил себе это русское офицерство, эту романтику. И именно это играл. И это был правильный выбор. Жора играл свой быт, а я играл романтику, что делаю и в театре.

И я по сей день не расстаюсь с военной тематикой. Приходите на программу «Бессмертный полк». Мы уже больше ста городов за эти пять лет объездили. И вот это для меня одно из важнейших дел жизни. Потому что мои родители трагически ушли, и много других людей забирает война, и эта невиданная жестокость... Ну, как тут не попросить богородицу, чтобы она в случае моего ухода родственников пожалела.

– В жизни вы романтичный человек?

– Не знаю. Это вам надо судить. Я-то что говорить буду? Это должен говорить не я, а посторонние люди. А «Принцессу Турандот» можно без этого сыграть? А другие роли можно без этого сыграть? А Цезаря в «Антонии и Клеопатре» можно без этого сыграть? Вот в том-то и дело. А с Юлией Борисовой мы играли спектакль «Милый лжец». Там тоже все было на романтизме построено. Говорить об этом не хочу, но, судя по тому, что я обожаю, люблю Пушкина, Лермонтова, Гумилёва, можно сделать вывод о моем отношении к романтизму. Я много-много читаю Пушкина. Совсем недавно открыл для себя такое:
 
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольных бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста.
 
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих!
Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешения.
Да брат мой от меня не примет осуждения,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

Ну, кто напишет такое?

– Как кажется вам, много ли несчастий выпало на вашу долю?

– У меня нет слов, чтобы как-то обозначить моё несчастье. У меня были трагические случаи и всё, но я не могу назвать свою жизнь целиком несчастной. Случайно актер Сергей Львович Штейн попался, мой первый учитель. Случайно поступил в университет, но потом забрал документы, ушел, потому что понял, что не в тот огород забрел. Да еще и выбрал ту самую профессию главную, которая для меня есть и была счастьем всю жизнь. И вот до сих пор мы беседуем с вами в актерской комнате, а не где-нибудь в академии или еще где-нибудь.

– О чем вы мечтаете?

– Чтобы моим родным после моего ухода было не так тяжело. Чтобы им счастливо жилось, и удача сопутствовала. У меня уже и крестник появился. По нашей линии, по Ланововской. У меня Сережка ушел, сын, в 37 лет. Вот об этом, наверное, я много думаю. Потому что я вижу, что делается с людьми, когда уходит кто-то. Я думаю, чтобы боженька и богородица были к ним расположены. Вот и всё. Об этом и мечтаю.

Автор
МАРИНА ХИЛЬКЕВИЧ | ФОТО: ЛИЧНЫЙ АРХИВ ГЕРОЯ ПУБЛИКАЦИИ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе