Сергей Параджанов гулял на собственных похоронах

После смерти у режиссера отняли не только музей, но и настоящее имя
Кажется, будто жизнь Сергея Параджанова — сплошной праздник. 
Параджанов рассказывает о руководстве Союза кинематографистов.
фото: Виктор Баженов


Он излучал веселье. «Вечные именины» — такая кличка была у него, по словам Юрия Любимова.


Выпей! Параджанов угощает!
фото: Виктор Баженов 


Тифлис. Параджанов гуляет в Старом Тбилиси.
фото: Виктор Баженов 


Параджановские байки были порой отголосками или заготовками сценариев. Его непрерывный стёб, вероятно, служил ему защитной маской от абсурда окружающей жизни. Перемежая русские и грузинские слова и обороты, жестикулируя, копируя акцент и интонации персонажей, он красочно, с мельчайшими подробностями, словно очевидец, излагал беседу Сталина с Орджоникидзе.

...Сталин, покуривая трубку, ходил по кабинету. Как живой, с лёгким грузинским акцентом, звучал голос великого вождя. Разговор двух кавказцев становился всё темпераментнее, революционные воспоминания переходили на оппозицию, потом на сегодняшнюю политику, политика перемешивалась с бытом, быт с партийной борьбой. Мы, как заворожённые, смотрели этот театр одного актёра.

Накал беседы достиг кульминации, и тогда Сталин сказал: «Товарищ Орджоникидзе, на вашем месте я пошёл бы и застрелился». Казалось, на наших глазах распахивалась череда дверей кремлёвской анфилады, и мы видели спину уходящего вдаль Серго. В конце коридора звучал выстрел. «Обидчивый какой! Гордец, всё принимает всерьёз», — вздохнул Сталин, снимая телефонную трубку. Он звонил жене, теперь уже вдове Серго: «Мара, (говорил Параджанов со сталинским акцентом) у тебя есть чёрное платье? Оно тебе завтра понадобится... Да, будем стоять в почётном карауле в Колонном зале»...

В Колонном зале музыка, свита приближённых, всеобщая скорбь. В гробу в цветах утопает Серго. Сталину показалось... нет, он вдруг увидел: у покойника дрогнуло веко!

Сталин вполоборота, еле слышно сказал: «Товарищ Поскрёбышев, мне неудобно отойти, пойдите, распорядитесь: мозг вынуть и сдать в Музей Революции. Светлейшего ума был человек».


Параджанов любуется актрисой Русико Кикнадзе, задрав слегка ей юбку.


Талант! Одним лимоном очаровывает трёх.
фото: Виктор Баженов 


Вечное застолье. Тост Параджанова.
фото: Виктор Баженов 


...Бесконечные встречи и широкие кавказские застолья, как на картинах Пиросмани, сопровождали всю его жизнь. Так видится на первый взгляд. На самом деле Сергей Параджанов — трагический герой. Как в античной драме. Несчастья на него обрушивались раз за разом. Трагедия его родины стала трагедией его семьи.

В феврале 1921 года части Красной армии под командованием Сталина и Орджоникидзе вошли в Грузию и уничтожили независимое государство. Под каток репрессий попала семья Параджанова. Дед — купец, отец — антиквар, семья обеспеченная, уже это было в советское время преступлением. Ночные обыски, реквизиции, аресты отца запали в память ребёнка. С детства сиротство, безотцовщина; кормилец семьи отец непрерывно сидел.

Рушилось всё — вековые устои, святыни. Потревожили покойников, разорив семейное кладбище, превратив его в парк. Сергею с детства казалось, или снилось, что растревоженные души покойников витают в воздухе, приходят к нему домой, он их не пускает, потому что они не прописаны. Бабушки, дедушки с чулками, в которых зашиты золотые монеты. Тема гонимых армян, бездомных и после смерти. «Мои призраки, я вас люблю». Он хотел это превратить в фильм «Исповедь». Не успел.


Он никогда не был утомлён солнцем. Ему всегда не хватало солнца. Ладно, сам светился.
фото: Виктор Баженов 


Ангел! Всего одного крыла не хватает.
фото: Виктор Баженов 


Студентом, в Москве, он женился. Жену-татарку убили братья за брак с иноверцем. Работая в Киеве на киностудии, он женится на красавице Свете, у них растёт сын Сурен. Брак развалился.

Армянин Параджанов делает лучший украинский фильм «Тени забытых предков». Опять плохо! Ненависть коллег обрушивается на него.

Подписывает письмо в защиту украинской интеллигенции. Становится украинским националистом. Попадает в колесо репрессивной машины. И его, и фильм закрывают.

Лагерь строгого режима, каторга разрушают здоровье. Освободился. Города Москва, Ленинград, Ереван, Киев для него закрыты.

Живёт в старом родительском доме. Годы безработицы, простой, стрессы, болезни, депрессия. Но он не сломлен и независим.


Автопортрет. На оригинале надписи - сверху: Баженову - Параджанов. Внизу: Тифлис
фото: Виктор Баженов 


Власти вновь фабрикуют на него дело. В сочинении племянника Гарика четырёхлетней давности нашли грамматические ошибки. На этом возникло дело о даче взятки при поступлении его в вуз. Новая тюрьма уже в Тбилиси.

Казалось, преследованиям не будет ни конца, ни края. Но наступила относительная свобода — в стране и у Параджанова. Первый фильм после тюрьмы ему дали снять в Грузии. Опала кончилась, работа, успех, поездки, признание. Он не успевает завершить свои творческие замыслы. Страшная болезнь обрывает его жизнь.


Художник Гоги Алекси-Месхишвили. Портрет Параджанова.
фото: Виктор Баженов 


Параджанов продаёт ковёр с вождём. Любителям скидка.
фото: Виктор Баженов 


Пигмалион и Галатея (из остатков галантереи).
фото: Виктор Баженов 


В Тбилиси нет музея Параджанова. Когда оканчивается сражение, на поле выходят мародёры. Со смертью Параджанова не прекратилось глумление над его памятью. Всей своей сутью, душой, рождением, могилами предков, культурой, языком — русским и грузинским, он принадлежал Тифлису. Его дом был готовым музеем с выверенной экспозицией. Украшенные стены, оконные рамы, резные жалюзи были рукотворными. На всём ощущалось его незримое присутствие и тепло его рук. Всё в доме дышало памятью предков.

…Ночью откуда-то приехал грузовик с неизвестными людьми, в спешке начался демонтаж работ. (В Тбилиси было очень неспокойное время.) При разборке не смогли снять громадный коллаж во всю стену, его разрушили, и он сохранился лишь на моей фотографии.

Дом превратился в разорённое гнездо: выбиты стёкла, хлопают ставни, двери сорваны с петель; с полов и стен содраны ковры, всё, как при турецком нашествии. После этого дом стал разваливаться на глазах, был продан и снесён.


Параджанов: "Это мой родительский дом!"
фото: Виктор Баженов 


Тифлис. Улица Коте Месхи, 10. Мог бы и в ворота пройти, но в калитку приличнее. Он же не лошадь и не машина!
фото: Виктор Баженов 


К счастью, не все работы пропали и разошлись по рукам, что-то было спасено и составило основу Ереванского музея.

За несколько лет до смерти, в Москве, в больнице на Пироговке, Параджанов мне сказал (я записал дословно в ежедневнике и обвёл в рамку): «Всё, что у меня есть, пусть достанется Игорю, Суренчику и Гарику». Гарик жил в Москве, Сурен в Киеве, Игорь (сын Рузаны) с детства больной, жил в Мытищах, и вообще был не при делах. Им ничего не досталось.

У Параджанова отняли не только родовой дом — готовый музей. У него отняли имя СЕРГЕЙ, так он был назван при рождении, при крещении в православие, и носил это имя всю жизнь. Писал в титрах. На могиле в Ереване выбили имя Саркиз, коим он никогда не назывался! Это был последний удар судьбы, нанесённый ему после смерти.


Нэ вэришь?! Клянусь!
фото: Виктор Баженов 


Но в фильмах, коллажах, в сердцах всех, кто его знал, — он живой и весёлый. И смерти для него нет.
Автор
Виктор Баженов
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе