В школу я не ходил. Ездил. На лыжах. А как еще ее посещать, если ты родился и вырос в Холлола? Это ж глухая деревня. Под Лахти, в провинции Пяйят-Хяме, в Южно-Финской губернии. Стоит ли убеждать, что все связанное со снегом, льдом и Новым годом я впитал с молоком матери? Так же как и финские народные танцы. А еще — хоккей. Я даже дорос до юниорской сборной страны, но танцы сделали свое лицедейское дело — душа устремилась в театральный.
Шекспир, «Глобус», Королевский театр — где еще нужно получать актерское образование, если не в Лондоне? Я даже отдал деньги за экзамены, которые с какой-то стати оказались платными, и отправился было покупать билет в Англию.
По дороге встретил дружка.
— Куда ты, Вилле?
— В Англию. Буду учиться там театральному мастерству.
— Зачем ехать так далеко и в такую дорогую страну? Под боком Россия, Ленинград. Там театральная школа уж как минимум не хуже, но уж точно дешевле!
— И за экзамены платить не надо?
— С ума сошел?!
Так вместо билета в Лондон был куплен билет в Ленинград. Сомнений не было никаких: ведь там был знаменитый советский хоккей и команда «СКА», а в Англии hockey, полагаю, считали тогда не более чем половой инфекцией. Сомнения были лишь в том, что я смогу пройти конкурс в ЛГИТМИК (Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии), ведь я не знал ни слова по-русски.
Знакомый начитал мне на магнитофон стихотворение Пушкина «Я вас любил...» на языке оригинала, и я часами повторял его, как попугай. Так и вызубрил. Прокатило — экзаменаторы даже прервали меня на полуслове и попросили изобразить умирающего Лебедя из «Лебединого озера». Я долго и мучительно «умирал», вспоминая все свои финские национальные танцевальные выкрутасы, требовал у застывшего аккомпаниатора музыкального сопровождения, но тот был почему-то безучастен. Наконец один из экзаменаторов не выдержал и поинтересовался: «А когда же будет басня, молодой человек?» Оказалось, я совершенно не понял задание.
До сих пор сомневаюсь, что меня тогда приняли на учебу. Но даже если это и так, то произошло это исключительно потому, что за науку я собирался расплачиваться финскими марками. На дворе стоял 1991-й...
Провожать меня на первый семестр бабушка пришла к поезду с винтовкой: «Внучок, возьми! Пригодится! К врагам ведь едешь!» Ее можно было понять — оба моих деда воевали на советско-финской. Один погиб, второй просто не вернулся с войны. Домой он пришел, но все равно постоянно — днем и ночью! — воевал. Шел в атаку, полз, укрываясь от пуль, окапывался и бросал гранаты. В общем, сошел с ума. Тем не менее винтовку я не взял. О чем скоро сильно пожалел: в первый год в «бандитском Петербурге» меня ограбили 9 раз.
В первые пару месяцев учебы я сбросил 35 кг. Я почти ничего не ел, потому что просто не мог самостоятельно купить еду. Языка я по-прежнему совсем не знал, да и с едой в России была тогда жуткая напряженка. Как-то в институте мне дали бумажки, на которых были диковинные надписи. Со словарем я уверенно перевел: рис, масло, сахар… Я обрадовался, что в магазине мне эти товары дадут бесплатно без всяких лишних слов. Прихожу и показываю бумажки, а на меня смотрят как на идиота и демонстрируют пустые прилавки. Оказалось, что по этим талонам надо было не только платить, но и отстаивать с ними километровые очереди.
Однако я все равно упорно вместе с однокурсниками Константином Хабенским, Михаилом Трухиным, Михаилом Пореченковым, Ксенией Раппопорт ходил на занятия к нашему мастеру Вениамину Михайловичу Фельштинскому. И скоро начал потихоньку понимать русский и, соответственно, питаться. Тем не менее, когда на пару дней я приехал в Финляндию на побывку, встречавшая меня мама просто прошла мимо, не признав сына. Такой я был худой.
На срочно собранном семейном совете это ЧП было со всей строгостью обсуждено. Вердикт: для поднятия моего боевого духа на празднование нового, 1992 года в Питер была отквартирована моя младшая сестра Веера. Уж с ней-то мы умели справлять Новый год! Правда, родители об этом на тот момент не догадывались. Что говорить — наше половое созревание проходило в рождественские праздники в снегу! И речь совсем не о том, о чем вы уже успели шаловливо помыслить. Просто на праздники финское телевидение привычно баловало население фильмом «Эммануэль». Чтобы увидеть первую в своей жизни эротику, мы с сестрой тайком выбирались из нашего дома, обходили его и становились возле окон родительской спальни. За телевизором мы подглядывали сквозь непредусмотрительно оставленную брешь в занавеске, стоя в снегу: я — по грудь, а Веера — почти по горло. И кто скажет, что оно того не стоило?
Надо ли пояснять, что уже на вокзале мы приняли решение прокутить в новогоднюю ночь все присланные родителями деньги? Когда мы с сестрой добрались до общаги, комендант категорически отказался ее пускать.
— Это моя сестра! — голосил я с чудовищным финским акцентом.
— Ага, тут пол-общежития каждую ночь с сестрами ходют, — парировал комендант. — Хочешь с сестрой ночевать — женись!
В общем, пришлось пробираться в комнату окольными, точнее, даже оконными путями. С риском для жизни цель была достигнута. Веера любит вспоминать, что спала в ту предновогоднюю ночь на особым образом сложенных ящиках из-под грузинского вина. Я же лег на полу, так как моя единственная кровать была давно и безнадежно сломана.
Тридцать первого декабря объектом кутежа мною был избран давно вожделенный модный итальянский ресторан на Васильевском острове. До Нового года оставались считанные часы, мы же при этом оставались в этом дорогущем заведении абсолютно одни — видно, настолько оно в эту ночь было горожанам не по карману. Но не возвращаться же к злодею-коменданту и винным ящикам? Нас обслуживали шесть официантов. В итоге мы не придумали ничего лучшего, как пригласить их всех за наш стол. Это был самый странный Новый год в моей жизни. Тогда я загадал желание: выучить русский до такой степени, чтобы никогда не попадать в России в столь глупые ситуации.
В ситуации я продолжаю попадать самые наиглупейшие, но зато диктую для вас эту колонку на чистейшем русском. Верьте в Новый год, друзья мои!
Вилле Хаапасало