Евгений Водолазкин: "Самые важные дары были даны нам в детстве"

Писатель, лауреат премии "Большая книга" Евгений Водолазкин. 
ФОТО Артем Геодакян/ТАСС


Известно, что читатели Евгения Водолазкина делятся на два лагеря. Одним нравится "Лавр", другим - "Авиатор" и те, и другие готовы спорить до хрипоты, что лучше и так и не прийти к согласию. Рискуем предположить, что новый роман "Брисбен". рассказывающий о судьбе гитариста - объединит, наконец, противоборствующие силы. Ведь в нем соединились лучшие качества книг Евгения Германовича. На днях писатель побывал в эфире радио КП и снова удивил. Водолазкин взял в руки домру и исполнил знаменитое тремоло, которое так удавалось главному герою его "Брисбена". "Так вы ко всему еще и музыкант?" - ахнули мы.

- Сорок лет не брал в руки домру, - смущенно ответил писатель.

- Евгений Германович, а что, если бы не филология, стали бы музыкантом?

Да, пожалуй. В детстве я, как и герой романа «Брисбен», играл на четырехструнной украинской домре, потом - на гитаре. Не думаю, что я был бы хорошим гитаристом, но, по крайней мере, темпераментным. Моя учительница всегда говорила: играй с нюансами. И я играл с такими нюансами, что все падали в обморок. Из Вивальди получался Бах.

- У вашего героя Глеба Яновского необычный стиль исполнения: он гудит во время игры. Вы тоже гудели?

- Нет, я не гудел, я это придумал. Но мой друг, гитарист Михаил Радюкевич, когда прочитал, сказал, что такое вполне могло быть. Человеческий голос и гитара очень сочетаются по тембру.

Кстати, специалистом по тремоло, как мой герой, я тоже не был. Литература имеет компенсаторную функцию: если в жизни не сложилось стать хорошим музыкантом, то ты добираешь это в своих книгах.

- Простите за спойлер, но в начале книги говорится о знаменитом тремоло главного героя, но потом он вынужден оставить инструмент из-за тремора. «Тремоло» и «тремор» - это неслучайное созвучие?

- Музыка созвучий на меня оказывает огромное воздействие. Я люблю созвучия, у меня, к примеру, есть роман, посвященный памяти прадеда, воевавшего в Белой армии. Но я поставил этот эпиграф только тогда, когда понял, как замечательно звучит фраза «памяти прадеда». В этом есть музыка, так же, как есть музыка в названии романа «Соловьев и Ларионов».

- И в названии «Брисбен» - тоже есть музыка.

Да, конечно, «Брисбен» - чудесно звучит. Вообще-то, это город в Австралии, куда хочет уехать Ирина, мать главного героя. Она стремится в Брисбен, как в Землю Обетованную. Так искали Беловодье на Руси, так в античности верили в Гиперборею, где люди счастливы и не умирают, а если им надоедает жить, они бросаются со скалы.

- Так чеховские сестры стремились в Москву, в Москву.

- А ведь вы правы, хотя я об этом не думал. Конечно, как сестры. Чеховский конфликт - один из мощнейших конфликтов, который есть в жизни каждого из нас: конфликт между тем, как мечталось, и как сложилась жизнь.

У матери главного героя мечтательная планка поднята очень высоко – и в итоге с ней ничего хорошего не происходит.

- По-вашему, мечтать вредно?

- Все это - заведомо бессмысленный поиск. Если несчастный человек попадет в такой Брисбен, он все равно окажется там со своими ранами и болями. Не зря в Древней Руси слово «мечта» было плохим. Оно означало нечто беспочвенное. Мечтаниями называли всякие дурные мысли, и только в Новое время слово получило дополнительные коннотации, что это мысли о лучшем будущем, эдакая облегченная утопия. Но ведь в утопии нет ничего хорошего. Мы привыкли, что завтра будет лучше, чем вчера, но в Средневековье такой мысли и быть не могло, потому что самой идеи прогресса не было. Считалось, что высшая точка истории пройдена, это воплощение Христа, поэтому вся дальнейшая жизнь идет по пути затухания.

- А вы тоже считаете по-средневековому, что лучшие времена прошли?

Конечно. Девиз счастливого будущего, как известно, висел в соловецком концлагере в виде знаменитого плаката: «Железной рукой загоним человечество к счастью». Только так и мог реализоваться коммунистический рай – то светлое будущее, до которого так никто и не дожил.

На самом же деле будущего нет, будущее – это свалка фантазий, мешающих настоящему. В Средневековье было понятие – «день немерцающий», по сути, то состояние, которое наиболее близко к вечности. В этой вечности расплавляются и настоящее, и будущее, и прошедшее, – и цель любого человека – попасть не в Брисбен, а в «день немерцающий».


В эфире радио КП писатель взял в руки домру после сорокалетнего перерыва.
Фото: ЕВГЕНИЯ КОРОБКОВА


ЦИТАТА ИЗ КНИГИ

«Отличительная черта музыканта — это не беглость пальцев, а постоянная память о смерти, которая должна вселять не ужас, но оптимизм. Призвана не парализовать, но мобилизовать. Iншими словами, справжня творчiсть повинна балансувати мiж життям i смертю, – подвел итог Федор».


- Андрей Битов часто пересказывал историю, вычитанную у молодого автора. Две собаки вместе живут и роются на помойке, но когда одна из собак умирает, у другой просыпается мысль. Вы тоже считаете, что человек начинает мыслить, столкнувшись со смертью?

- Безусловно, это так. В подростковом возрасте меня колбасило: «Я умру – так зачем учиться?» Это был не страх самой смерти, а страх бессмысленности. Было страшно, что раз уж я все равно умру, то зачем всё? Но, как и в книге, нашелся человек, который подсказал мне выход из положения.

- Какая мысль вас утешила?

- Я понял различие между вечностью и временем. Вечность – это качественно другое состояние. Это отсутствие времени, отсутствие смерти. В конечном счете это Бог, которого мы ищем. Но в вечности ничего изменить нельзя, а потому нельзя пренебрегать временем. Есть один древнерусский текст о посмертном прощении императора-иконоборца. Его отмолила жена после смерти, но, несмотря на посмертное прощение, ей было сказано: «Не уповайте чужими приносы спастися». Только своя деятельность приводит к спасению. А деятельность возможна только при жизни, а значит – во времени.


ЦИТАТА ИЗ КНИГИ

"Вот, скажем, в моей жизни всегда было развитие. Ну, словно передо мной раскатывали великолепный ковер. И вдруг он кончился, понимаешь? Я стою, и неясно, что делать. Совершенно неясно. Какой смысл в этом стоянии? Мефодии (перейдя на русский): ты исходишь из того, что по ковру можно двигаться только вперед. Но это не так. Развитие — это разворачивание чего-то свитого. Этого самого ковра. Вот он кончился, ты стоишь и смотришь вперед. А за спиной у тебя тканые узоры — ходи по ним сколько хочешь. Глеб: так ведь идти в этом случае можно только назад, из сегодня во вчера. Какой в этом движении смысл? Мефодии : с точки зрения вечности нет ни времени, ни направления. Так что жизнь — это не момент настоящего, а все прожитые тобой моменты".


- Ваш герой потерял самое ценное в жизни музыканта – способность играть. Но, несмотря на это, он не покончил с собой, не запил, не впал в депрессию. Он нашел успокоение в воспоминаниях. Полагаете, такое вообще возможно?

- Помню, когда Дмитрий Сергеевич Лихачев отмечал свое 90-летие, он сказал: «Я хочу поблагодарить моих маленьких друзей, с которыми я играл в детстве». На первый взгляд, странная фраза, но я его понимаю. Если нет возможности двигаться вперед - можно иди назад и проживать все снова и снова. Такой подход к жизни мне очень близок, и он не рассчитан на успех, когда все брошено на то, чтобы взять раз в жизни одну верхнюю ноту. Иногда я просыпаюсь утром, вижу на потолке себя маленького, двор – и это так удивительно насыщает… Успехи, которых ты достиг, - ничто по сравнению с дарами детства: это дары открытий, дар тягучего, медленного, почти райского времени. Важно уметь двигаться не только вперед, но и назад. Как у Пушкина, помните: «Мы близимся к началу своему».

- И в «Брисбене», и в «Лавре» герои усыновляют чужого ребенка. Почему эта тема так важна для вас?

- Для меня важно ощущение, что породниться можно со всем миром, и собственные дети - это не единственный способ продолжить себя. Ты можешь воспитать своего ребенка духовно чужим, а с чужим – можешь породниться. Причем, еще непонятно, кто из них кого усыновляет и воспитывает: старший ли молодого, молодой ли старшего.

Человек иногда испытывает тоску по времени, в котором он не жил, чувствует странное желание усыновить то время, которое без его теплого и отцовского отношения - сиротское. Такое чувство и меня порой посещает.


ЦИТАТА ИЗ КНИГИ

"Однажды Глеб спросил отца, как так получилось, что путь — она. Тому що наша путь, ответил Федор, вона як жiнка, м’яка та лагiдна, в тои час як росiи ськии путь — жорсткии , для життя непередбачении . Саме тому у нас i не може бути спiльноі путi."


- В свое время лингвист Максим Кронгауз восхитился энергией романа «Лавр», которая высвободилась от столкновения двух пластов языка: современного и житийного. В «Брисбене» вы предложили эксперимент, столкнув украинский и русский язык.

- Я закончил украинскую школу и хорошо говорил на украинском. Это очень красивый язык, который в России если и звучит, то в юмористическом варианте Тарапуньки и Штепселя. В книге я хотел не посмеяться, а показать красоту языка. Мой герой родился и вырос на Украине, и его отец говорит только по-украински.

- Отец главного героя рассуждает о том, что у России и Украины не может быть общего пути хотя бы потому, что слово «путь» на украинском языке - женского рода.

- Ошибка отца героя – в том, что он из грамматики делает идеологию. Некоторые люди склонны этому придавать большое значение. Меж тем грамматика живет по другим законам. И то, что в украинском языке «путь» женского рода, а «собака» – мужского, ничего не говорит ни о пути, ни о собаке.

- Вы считаете, между Россией и Украиной нет разницы?

- Конечно, между ними есть различия. Но исторически русские и украинцы – один народ, две ветви, которые восходят к одному древнерусскому древу. Это древо выросло из многочисленных племен, обитавших на огромном пространстве, но основой его формирования стало принятие христианства. Именно это событие стало главным этногенетическим фактором возникновения русского народа. Причем, «русский» в данном случае – не от слова «Россия», а от слова «Русь». Разрозненные племена были объединены в народ общей верой и культурой. Можно гордиться достоинствами своей ветви и не видеть ничего кроме нее, а можно любить свое, особенное, не забывая об общем стволе. Этот ствол подвергается сейчас испытанию на прочность. Проще всего было бы всё свалить на чужеземца с топором, но дело здесь, мне кажется, гораздо сложнее. Судьба всякого значительного явления определяется прежде всего внутренними причинами, внешние могут лишь ускорить процесс. И неслучайно противостояние сейчас перешло из политической плоскости в религиозную: это говорит о том, что причину наших бед следует искать в метафизической области.

- Я так понимаю, что и фамилия главного героя – Яновский, как у Гоголя-Яновского, выбрана неслучайно…

- Безусловно. У Гоголя было совершено удивительное качество. Он был украинским патриотом, но в минуту серьезного и ответственного размышления – становился на позиции общерусской цивилизации. Чтобы понять, как это можно было гармонично совместить, достаточно прочитать «Выбранные места из переписки с друзьями».

- Самый загадочный эпизод "Брисбена" - последний эпизод книги, когда герой в совершенно неподходящем месте вдруг вспоминает себя двухлетнего при странных обстоятельствах. Как это можно растолковать?

- Я выбрал этот образ, потому что это одно из первых моих воспоминаний. Мать забирает меня у незнакомой женщины, мне страшно, но мы спускаемся вниз, с обрыва, а неизвестная стоит наверху, приложив руку ко лбу, как впередсмотрящий.

Этот эпизод мне показался метафорой всей жизни. Ребенок не хочет идти, ему хочется остаться в детстве. Но впереди – трудный путь, который по разным причинам пройти не-обходимо. Его не обойти. И вот человек идет – сначала с родителями, потом один, падает, поднимается, снова падает, – и смерть предлагает ему облегчение. Я думаю, что дама, которая хотела взять ребенка, – это смерть. И здесь важно проявить мужество, потому что предлагаемое ею облегчение – мнимое.

- Но мать тащит ребенка вниз, в свой Брисбен, в утопию.

- Может быть. Помню, однажды мы что-то праздновали – и всем, вроде бы, было радостно, но неожиданно одна из женщин закричала: «Как страшна жизнь!» Ничто не предвещало. Посреди разговора. Больше она не продолжала. И разговор возобновился, и все сделали вид, что ничего не произошло. Но всем было ясно, почему она так закричала: в какой-то момент так мог крикнуть каждый из присутствующих.



«Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина», - как пел «Сплин».

Жизнь – это как партия в шахматы. Ты не можешь пропустить ход, ты должен ходить, потому что так нужно по правилам. Кто знает, какие сейчас события происходят под землей, какая расплавленная магма кипит под этим местом, где мы с вами сидим. Мы не знаем, где настигнет нас страх. Но мы делаем вид, что ничего не происходит, потому что, если об этом думать, можно сойти с ума. Живем, спускаемся к обрыву, как мать с маленьким Глебом на руках. Вообще, я не стал бы толковать эту картинку в деталях. На то она и картинка, чтобы приходить тогда, когда слово буксует. В литературе лучше недосказать, чем сказать слишком много. Пусть каждый плачет о своем.

Поделиться