Аристарх Ливанов: «Я люблю свое состояние после тяжелого спектакля»

Народный артист — о преимуществах антрепризы, отношении молодых актеров к профессии и ситуации на Украине.
Фото: РИА НОВОСТИ/Алексей Куденко


Аристарх Ливанов отпраздновал 70-летие. Круглую дату актер отметил с друзьями и коллегами. Поздравил народного артиста и корреспондент «Известий». Юбиляр начал разговор с вопроса.


— Как вы думаете, сколько городов я объезжаю с гастролями за год?

— Аристарх Евгеньевич, откуда же мне знать? Может, двадцать…

— Их сто!

— Быть не может!

— Ну десять спектаклей в месяц можно сыграть? Вполне. Теперь умножаем на десять месяцев. Лето не считаю, потому что отдыхаю, мертвый сезон.

— Откуда силы берутся?

— Это привычка и самодисциплина. У кого-то не хватает сил, кто-то срывается, начинает отказываться. Я себе никогда этого не позволял. Как бы ты себя ни чувствовал, но если приехал на гастроли, то должен непременно сыграть спектакль. Единственная причина, которая не позволяет выйти артисту на сцену, — это его смерть. Славу Шалевича последние годы жизни выкатывали на сцену в коляске. Зрители относились к этому с пониманием и большим почтением.

— Раз уж заговорили о гастролях, то чем вам близка антреприза?

— Я люблю антрепризу за то, что могу самостоятельно выбрать пьесу. В стационарном театре этого быть не может. А раз уж я такой нахальный артист (улыбается), то порой смею предложить и своего режиссера. Или, наоборот, отказаться от предлагаемой кандидатуры, потому что знаю: мы с ним «разной группы крови». И в подборе партнеров по площадке я тоже вправе оказывать влияние.

— Откуда у вас такая требовательность?

— Это ведь очень важно! Кроме того, что мы выходим с артистом на сцену и существуем как партнеры, мы еще и вместе спим, едим, летим и трясемся в поездах... Иной раз это достает до такой степени, что просто невозможно. Есть такие люди, с которыми находиться в одной упряжке бывает невыносимо, несмотря на всю их одаренность. Профессия должна приносить удовольствие. И если человек выходит с кислой миной на сцену, как будто делает одолжение, то зритель это чувствует, и в следующий раз его калачом в театр не заманишь.

— И всё же антреприза в России зачастую воспринимается как некий полуфабрикат.

— Нашей антрепризе «Императрица», где я играю с Людмилой Чурсиной, уже 18 лет. Есть города, в которых мы показывали спектакль три раза, а нас по-прежнему ждут и зовут. Понимаю, откуда у зрителя порой такое скептическое отношение. Маршруты-то одни и те же. Бывает, приезжаешь в город, а от нас люди шарахаются. Я не могу понять, в чем дело. Оказывается, перед нами были такие «гастролеры», что зритель от них до сих пор в шоке... Увы, есть артисты, из-за которых стыдно, что тоже принадлежишь к этой прекрасной и отвратительной профессии.

— Уж не проще ли быть привязанным к одному театру?

— В репертуарном театре ты встал у доски объявлений, где висят назначения на роли, и увиденное может тебя как порадовать, так и огорчить. Не буду называть имен, но знаю, что у одного актера просто сердце остановилось, когда он увидел, что ему предстоит сыграть. Мне было 29 лет, когда я стал одним из самых молодых лауреатов Госпремии за роль Григория Мелихова в спектакле «Тихий Дон». Приезжаю я из Москвы в свой родной театр с медалью лауреата, подхожу к доске с распределением ролей и вижу: Аристарх Ливанов — первая голова Тянитолкая в сказке «Айболит». Вот такой он, репертуарный театр.

— Актеры любят готовить к своим юбилеям некие специальные проекты, творческие подарки себе и зрителям.

— Если получается — это здорово. У меня вот не вышло на этот раз. Почти год назад взялся за одну американскую пьесу, и мне показалось, что она будет очень своевременна. Можно арендовать сцену, сыграть спектакль на двоих, а уже потом отметить юбилей. Но не заладилось. Можете себе представить, у меня было пять партнерш — ни с одной не сложилось. Так что в этом году творческого подарка не будет.

— Кстати, видел вас в одном из новых молодежных сериалов. Что вам импонирует, а что — огорчает в современном кинематографе?

— Сегодня можно смело отказываться от 90% того, что предлагает наше кино. Редко какой сериал вызывает уважение и достоин внимания. В некоторых из них я работал без удовольствия. Играть особо нечего, характера нет, ситуации искусственные. Почему это нравится зрителю и нравится ли, я не знаю.

— Так почему же соглашаетесь?

— Сейчас практически у каждого артиста есть агент, и если он предлагает роль, то нужно веско объяснить отказ. Для того чтобы продолжать сотрудничество, иной раз приходится соглашаться. В последнее время я заметил, что на съемочных площадках никому ничего особо не нужно, главное — пробормотать текст. А то, что «внутри» ничего не происходит, — неважно. И что самое ужасное, я чувствую, что и мое нутро не подключается. Так ведь можно разучиться быть артистом. Если год просуществовать в таких проектах, то ты забудешь, что такое движение человеческой души и создание характера. Караул, в общем.

— Раньше по-другому работали?

— Бывает, снимаешься и не можешь расстаться с партнерами, потому что ты с ними сросся. И встречая такого артиста на другой площадке, просто готов его задушить в объятиях. А сейчас ты чаще всего чувствуешь себя чужим, и это непривычно. Я по натуре человек открытый и готовый на сердечные чувства по отношению к коллегам, но сейчас это не нужно. На такую площадку ты свое чистое сердце не понесешь. Порой просто не хочется участвовать в искусственной жизни под названием «кинематограф».

— Неужели так изменилось отношение к профессии артиста по сравнению с тем, что было раньше?

— Я помню, как меня потряс первокурсник столичного театрального института. Во время перерыва съемок он вышел на лестничную площадку и устроил перестрелку с воображаемыми противниками. Ему скоро играть эпизод, а он, пардон, фигней занимается. Можно же за это время подумать о роли, сосредоточиться или хотя бы не мешать коллегам. И в кадре мы, главные герои, играем про одно, а он, видимо, решив быть оригинальным, начинает кривляться. Я ему говорю: что ж ты делаешь? Никакого отношения к тому, что происходит в сцене, твои ужимки не имеют. И самое интересное, что у молодежи отличная память, но текст они не учат. Им это просто не нужно. Как-нибудь справятся да что-нибудь скажут своими словами. Вот и получается потом непонятно что.

Сейчас ведь еще не в метрах пленки измеряют работу, а по времени. За смену можно снять чуть ли не полсерии. У меня в одном проекте было три съемочных дня подряд, в каждый из них нужно отработать по 28 сцен. Я говорю: «Ребята, вы вообще соображаете? Я домой в 12 добираюсь, мне нужно выспаться, а утром в восемь уже быть на площадке. Когда мне следующие 56 страниц текста учить?» Но зачем кому-то думать об артисте... В такие минуты ты понимаешь, что ненавидишь профессию, не любишь свою маму, которая не отговорила тебя идти в артисты. Единственная мысль: не потерять лицо и все-таки сделать что-то стоящее в кадре.

— О чем вы думаете, выходя после очередного спектакля на улицу?

— Я очень люблю свое состояние после тяжелого спектакля. Особенно если он закончился победой. В такие минуты я чувствую себя гладиатором, который всех поборол. Мы с Татьяной Дорониной играем спектакль «Старая актриса на роль жены Достоевского», который идет три часа. Причем играем его 29 лет. Только подумайте, Дорониной 84 года! Она потом еще минут тридцать кланяется, а я стою и думаю: как бы не помереть прямо на сцене. Но ощущение, что мы сделали людей своими друзьями, заглянули им в душу, подняли каждого до небес, ни с чем не сравнимо. Мы победили нежелание зрителя удивляться миру и театру.

— Вы родом из Киева, следите за тем, что происходит на Украине?

— Я кроме передач об этом вообще ничего не смотрю. На меня уже домашние рычат: сколько можно смотреть на этих людей, которые гадят, говорят какие-то глупости. А я не могу не следить. Мы на днях давали концерт с артистами, которые побывали в Донбассе и попали в черный список, как я. Из-за этого списка я не могу выехать на родину. Для меня это не пустой звук. Теперь я не пройду по улице, которая меня воспитала. Перед 60-летием вот смог вырваться в Киев и увидел роддом, где появился на свет, первую свою школу, которая теперь стала не русской, а украинской... Посмотрел на бывшую гостиницу «Москва», которую переименовали в «Украину». В свое время мы, старшеклассники, принимали участие в ее строительстве.

А в 16 лет я стал в Киеве руководить детским театром кукол. Даже есть запись в трудовой книжке. Недавно вот говорил по скайпу с моей хорошей знакомой — руководителем молодежного театра. Слушаю ее — и просто сердце кровью обливается. Но она говорит, что ширится волна недовольства. Люди почти отрезвели, остались только оголтелые сторонники фашиствующих линий. Очень хочется верить, что народ Украины повернется в другую сторону. Каждый день слежу, надеюсь и страдаю.
Автор
Денис Сутыка
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе