Алла Демидова: Не понять песен Высоцкого, если не знать, как он жил

Комсомолка» побывала в Киноакадемии Никиты Михалкова на мастер–классе легендарной таганковской актрисы Аллы Демидовой, где она учила студентов читать поэзию со сцены.

Фото: Писемский Алексей

Комсомолка» побывала в Киноакадемии Никиты Михалкова на мастер–классе легендарной таганковской актрисы Аллы Демидовой, где она учила студентов читать поэзию со сцены. И мы должны вам доложить – более строгого и требовательного преподавателя еще поискать!

Шанс научиться чему-то у Аллы Сергеевны не каждому дается – поэтому студенты с энтузиазмом взбирались на сцену и с места в карьер, с таким же энтузиазмом декламировали Цветаеву, Ахматову, Мандельштама, Евтушенко, Вознесенского и Бродского. Мало кому из них удавалось дочитать до конца. «Стоп!» - властно командовала Демидова. – Что вы так интонируете «добро» и «зло»? Для поэзии это обычные категории. Или о стихотворении Цветаевой «Вот опять окно»: «Зачем эта истерика? Терпеть не могу псевдотемперамент!» И следом объясняет симпатичной студентке, которой очень хочется «сделать трагично», что Цветаева – это не Асадов, что она очень умный поэт, не сидит на каждом слове, ее поэзия авангардна, что нужно знать кому, когда и почему было написано то или другое стихотворение. «Вот почему вы плохо читаете стихи – вы ничего не знаете»

Следом выходит брюнет-атлет-красавец, весь в кудрях и Мандельштаме: артистически и не без юмора, как мне показалось, читает «Я не увижу знаменитой «Федры». Любой бы сказал, что читал он «любо-дорого» - четко, громко, округляя глаза и изрядно жестикулируя. Да и сама Алла Сергеевна слушала куда благосклоннее. Но все же и красавцу указала на недостаточно бархатный голос и нечувствительность к дыханию того, другого, времени. Читаете, мол, как будто стих вчера написан. И вообще, стихи - это не рассказ, это музыка, форте, стаккато...

- Вместо того, чтобы вы разгадать стихотворение, вы хотите самовыявляться, нагружать стихотворение собой, забывая о его авторе, которому, поверьте, было что сказать.

Поскольку занятия Аллы Демидовой проходили накануне годовщины смерти Владимира Высоцкого – ее близкого товарища по сцене и по жизни, мы, конечно спросили актрису о нем.

- Есть ли ключевая вещь, дающая «пропуск» начинающему чтецу и актеру в самую сердцевину творчества Высоцкого?

- Какого-то петушиного слова, открывающего путь в поэзию Высоцкого, к пониманию и правильному прочтению его стихов, нет. Как и про любого поэта надо знать его жизнь, знать, почему написано то или другое стихотворение, знать то время, потому что одно время наслаивается на другое.

Самое ужасное, когда человек думает, что он всего достиг. Учеба - это на всю жизнь. Я сама, сказать вам честно, поняла что-то про профессию довольно-таки поздно. Тем более что у нас в ранней Таганке практиковалась техника Любимова – «только от себя». Мы были командой единомышленников, один курс, почти одногодки. Не было у нас иерархии возрастов и званий, мы все были равны. И вот этот наш выброс энергии «от себя» - вы не представляете, как это шарахало зрителей. Потому и возникла Таганка. Мы не были политическим театром – этот штамп потом на Таганку навесили. Просто мы были изначально оппоненты, «от природы», ничего специально не делали. Но вот эта энергия, которая в нас была, она всех ошарашила. Но просто на энергии долго не проживешь - только по молодости.

Когда начались репетиции «Гамлета» (легендарный спектакль Таганки с Высоцким в главной роли – прим. КП), Володя свой образ создавал, идя от себя самого – мальчик, в джинсах и в свитере, для которого не было особенных мучений «быть или не быть». Спектакль где главная тема жизнь и смерть у нас начинался с того, что выходили могильщики, рыли могилу, бросая настоящую землю на авансцене, откапывали череп... А поскольку все критики ходят только на премьеры, то это так и зафиксировалось в записках довольно крупных людей: «Высоцкий играл борца», «Гамлет- борец», «Гамлет, который ищет бури». Мы играли 10 лет этого «Гамлета». Я там, соответственно, Гертруду изображала и, конено, отсмотрела все эти спектакли до единого. И вот что скажу: Володя к концу собственной жизни играл уже совершенно другим Гамлетом – мудрым и уставшим. Человеком, сознание которого изменила встреча с призраком, с иррациональным миром, где дьявол мог принять любимый образ. Помните – «может быть, лукавый расчел, как я устал и удручен, и пользуется этим мне на гибель»? А если есть дьявол, значит, есть и Бог! «Быть или не быть» наполнилось для самого Высоцкого великим страшным смыслом и неразрешимостью. И вот с этим он и закончил эту роль. А остался в истории театра все равно как Гамлет-борец, понимаете? Наша профессия – она ищущая.

- Но, кроме познания, и талант в ней что-то значит?

- Мы начинали все вровень - все талантливые, все. Но кто-то стал Высоцким, кто-то стал Филатовым, Золотухиным, ну и, вы меня простите, Демидовой. А есть фамилии наших однокурсников, которых вы просто не знаете. Как-то на премьере «Бориса Годунова», где я была Мариной Мнишек, - я зашла в общую гримерную, чтобы посмотреть на себя в большое зерккло. И одна актриса, моя однокурсница, - очень талантливая девочка была вначале, хорошо читала стихи низким голосом - она меня избила! Потому что она никто, а мне достаются главные роли, и это несправедливо, по ее логике. Я нее не обиделась и никому не пожаловалась, я ее очень хорошо понимаю: она приняла за истину момент, когда кажется, что ты достиг чего-то и можешь уже не карабкаться. Потому вперед вырвались другие. Кто-то срывается, кто-то застывает на достигнутом и удачно на этом живет дальше, но я считаю, что надо карабкаться до конца про этой гладкой стене. Нужно движущее неудовлетворение.

Из книги Аллы Демидовой «Заполняя паузу» (Изд-во «АСТ»)

Сейчас для меня существуют два образа Высоцкого... Один — тот, которого хорошо знала при жизни, с которым репетировала, ссорилась, мирилась и который, хоть и не был близким другом, но был очень близким человеком... Другой же… принадлежит всем...

Гамлет, джинсовый мальчик

…Я не помню, кому пришла в голову мысль сделать костюмом Гамлета джинсы и свитер... Но за время двухлетних репетиций «Гамлета» Володя окончательно закрепил за собой право носить именно джинсы и свитер... Его и похоронили в новых черных джинсах и новом черном свитере, которые Марина Влади привезла из Парижа. А над гробом свисал занавес из «Гамлета»...

К костюму у Володи было особое отношение — и в жизни, и на сцене. Ему, например, не шли пиджаки. И он их не носил... Правда, один раз на каком-то очередном празднестве после спектакля, когда мы уже сидели в буфете за столами, вдруг явился Высоцкий в роскошном пиджаке — синем блейзере с золотыми пуговицами. Все застонали от неожиданности и восторга. Он его надел, чтобы поразить нас. И поразил. Но больше я его в этом блейзере никогда не видела...

...На гастролях у него в номере всегда было очень аккуратно. Володя любил заваривать чай, и у него стояли бесконечные баночки с разными сортами чая. А когда появилась возможность покупать экзотические вина, он любил красивую батарею из бутылок и не позволял никому дотрагиваться до нее. Его дразнили за скупость, но он был тверд, а потом, в какой-нибудь неожиданный вечер, вдруг все разом выпивалось — неизвестно кем, почему...

«Марина, плача, руками выгребала сгустки крови»

…В 1977 году на гастролях в Марселе Володя загулял, запил, пропал. Искали его всю ночь по городу, на рассвете нашли. Прилетела из Парижа Марина Влади, она одна имела власть над ним. Он спал под снотворным до вечернего «Гамлета»... Так гениально, как в тот вечер, Володя не играл эту роль никогда — ни до, ни после... Он был бледен как полотно... В интервалах между своими сценами прибегал в мою гримерную, ближайшую к кулисам, и его рвало в раковину сгустками крови. Марина, плача, руками выгребала это. Володя тогда мог умереть каждую секунду. Это знали мы. Это знала его жена. Это знал он сам — и выходил на сцену... какая-то самосъедающая неудовлетворенность…

Из дневника актрисы

18 июля 1980 года. Опять «Гамлет». Володя внешне спокоен... Сосредоточен. Текст не забывает. Хотя в одной из сцен опять убежал за кулисы — снова плохо... Вбежал на сцену очень бледный, но точно к своей реплике... Духота... А на нас — чистая шерсть, ручная работа, очень толстые свитера и платья. Все давно мокрое…

25 июля. Приезжаю в театр к 10 часам на репетицию. Бегу, как всегда, опаздывая. У дверей со слезами на глазах заведующий постановочной частью. «Не спеши». — «Почему?» — «Володя умер». — «Какой Володя?» — «Высоцкий. В четыре часа утра»...

После годовщины смерти Высоцкого мы летели с Мариной в одном самолете в Париж: я — по частному приглашению, она — домой. Мы сидели в экономическом классе, и с нами летела французская тургруппа — такие средние буржуа, очень шумные и непоседливые. Марина сидела с краю, поэтому ее все время задевали. И она: «Трам-та-там!.. Если бы знали, кто летит, они бы сейчас ноги мои лизали»... Всю ночь накануне она просидела в кафе около «Таганки». Лицо было невыспавшееся. И вот, уже в парижском аэропорту, мы стоим на эскалаторе, о чем-то говорим, и вдруг вижу: она на глазах меняется — лицо светлеет, молодеет, вытягивается, вся опухлость проходит. Я оборачиваюсь: стоит какой-то маленький человечек. Она меня знакомит. Шварценберг — известный онколог. Он стал потом мужем Марины...

Анна БАЛУЕВА

КП-Ярославль

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе