На кладбище вскрывают могилы, достают кости с клочьями темного пергамента и обрывками истлевшей одежды, ломают кости, с черепами не разговаривают. Это не расхитители гробниц лютуют, и не к черной мессе адепты вуду готовятся, а происходит плановое перезахоронение: останки тех, чьи родственники не в состоянии более оплачивать просторные апартаменты в земляных могилах, переселяются из гробов в более скромные ящички и стенные ниши. На Кубе денег не хватает и живым, в ходу две валюты (для граждан страны и для иностранцев), минимальный продуктовый паек отпускается по карточкам, молодежь старается перебраться в Америку, зато есть танцы – попами крутят все.
Для съемок фильма о взаимоотношениях жизни и смерти документалист Виталий Манский («Анатомия Т.А.Т.У.» про вынесенную в название музыкальную группу, «Девственность» про товарно-денежные отношения по поводу тела и души, «Рассвет/Закат» про далай-ламу) выбрал беспроигрышные реалии: витальность кубинцев контрастно проявляется на фоне хозяйственно-экономического упадка.
Впрочем, подобный контраст можно обнаружить во многих уголках рядом лежащей Латинской Америки, с ее карнавальным культом мертвых и соседством трущоб с небоскребами. Именно Куба подходит Манскому еще и потому, что это одно из лучших мест для путешествия в советское прошлое, ну или в его альтернативное настоящее. С этим прошлым режиссер пытался разобраться еще в «Нашей родине», где разыскивал своих разбросанных по миру одноклассников из львовской школы № 52. Теперь он обратился к чужой, но родственной родине.
Кубинским спецслужбам далеко до северокорейских, однако же приехать и просто снимать «всю правду» об острове победившего социализма нельзя, так что приходится идти на ухищрения.
Манский, например, делал вид, что снимает картину про один кубинский коллектив музыкантов преклонных лет, примерно как Buena Vista Social Club, но позабытый (привет Виму Вендерсу и последующему успеху соответствующего оркестра: музыкантов на Кубе много, но дело ли – превращать в экзотическую игрушку отдельный пример?).
Послужившие прикрытием для наблюдения за кубинской жизнью музыканты в финальном монтаже уцелели, но оказались на периферии. Гораздо интереснее режиссеру бойко отплясывающие перед камерой кубинки: в прологе неподвижная камера следит за двусмысленным действом (с одной стороны, это сексуальность на экспорт, с другой — обладательницы поп небезосновательно горды собой) на манер интернет-наблюдателя.
Одной из центральных становится история двоюродных сестер в ожидании пятнадцатилетия и матери одной из них, которая тратит многолетние сбережения на праздничные платья.
Попутно возникает неизбежный разговор о подростковой проституции, от которой, конечно, оградить бы девочек, тем более что закон карает родителей. Другие герои — учителя танцев, которые преподают уроки телесной свободы, сексуальности и любви иностранкам. Жовиальные педагоги с ходу отмечают, что речь идет не о продажной любви, но о подлинной чувственности. Не без материальной выгоды, впрочем. Бедность здесь прет в кадр отовсюду. На продуктовый паек не проживешь, на официальные зарплаты ничего не купишь, однако о переменах, кажется, никто особо не задумывается. Возможно, особый климат позволяет растянуть умирание, остановив время и стерев границу между живым и мертвым.
Рифмуя жизнь со смертью, Манский погрязает в любовании экзотикой и не чурается лобовых приемов. По обесцвеченной обшарпанной улице едет винтажный (других тут нет) автомобиль, оставленный при цветокоррекции бирюзовым пятном. Колоритная ущербность особенно выигрышно смотрится на фоне осыпающихся стен. Камера следит за танцем одного из героев, а затем сползает вниз — мы видим, что у него нет стопы одной из ног.
Помимо неунывающего одноногого мастера сальсы есть еще карлица и девушка, которая и ходить не может, но все равно, кажется, пританцовывает.
Ничего нового в предложенном взгляде нет, показанное давно стало одним из вариантов туристической открытки: эстетика упадка востребована так же, как и райские уголки (в фильме рай с адом путают в одном из программных монологов). Так что если и следует сделать какой-то вывод, то, видимо, романтизированно переосмыслив девиз революции, вынесенный в заголовок фильма: мол, смерть повсеместна, и даже после нее в кубинской земле можно не задержаться, но зато именно на этой родине фраза «танцуют все!» звучит не как призыв, а как констатация факта.
Владимир Лященко
Газета.RU