На костях у сказки

Уход из жизни режиссера Леонида Нечаева, одного из последних мастеров советского фильма-сказки, по понятной логике у многих ассоциируется со смертью целого жанра, основоположником которого он был,— русского, точнее, советского детского фэнтези. В том, что осталось от жанра, разбиралась корреспондент "Власти" Лидия Маслова.

Даже если жанр этот действительно так мертв, как кажется, то кончился он, по крайней мере в привычных старых формах, не со смертью его создателя, а гораздо раньше, ну хотя бы с трансформацией той социальной системы, в которой он возник и развивался. И все-таки, как говорится в одной из модных в этом сезоне импортных киносказок, "Воображариуме доктора Парнаса" Терри Гиллиама, ничто не вечно, даже смерть, и то, что было придумано советскими киносказочниками, для зрителя с хорошей памятью все равно так или иначе постоянно напоминает о себе, просвечивает в современном фэнтези, радикально отличающемся технологически, но недалеко ушедшем в плане драматургии и идеологии. 


Прежде чем заняться Буратино и Красной Шапочкой, которые во всей довольной длинной фильмографии Леонида Нечаева (последний фильм он снял в 2007-м) так и остались самыми яркими, запоминающимися и любимыми героями, он дебютировал в кинематографе с фильмом "Приключения в городе, которого нет", чья сюжетная конструкция была для 1974 года довольно новаторской. Авторы отправили своего героя-школьника в город, населенный персонажами известных книг, не только сказок и не всегда детских — от "Снежной королевы" до "Отверженных" Виктора Гюго. Теперь такой принцип построения сюжета с пересечением в одной точке персонажей из разных произведений, стран и времен называется crossover, и если поскрести какие-то из нынешних киноновинок, то в сердцевине их обнаружится та же самая "сборная солянка", позволяющая и проявить эрудицию, процитировав классику, и взглянуть на нее по-новому, адаптировав к тенденциям текущего момента. Взять хотя бы один из недавних примеров — первый русский фильм, сделанный киностудией Disney, "Книга мастеров", который не только в плане содержания всеядно собирает вместе персонажей из разных сказок, но и по самой своей художественной методологии пытается усидеть сразу на всех сказочных стульях: угодить диснеевским продюсерам с их неистребимой тягой к сахаристой слащавости, названием отослать к классике советского фильма-сказки — "Городу мастеров", а в лице главного героя впарить подделку под Данилу-мастера из "Каменного цветка" Александра Птушко. 

Впрочем, фильмами наших киносказочников "почвенной", русской народной закваски, Александра Роу и Александра Птушко, Голливуд заинтересовался давно, и ни для кого не секрет, что разработчики спецэффектов для каких-нибудь "Звездных войн" покадрово выучили немало советских фильмов-сказок с их рукотворными комбинированными съемками. Пленяют наши фильмы и по сей день не только этой кропотливой handmade-технологией, но и специфическим авторским мировоззрением, которое, разумеется, было обусловлено окружающей общественной средой и духовной ситуацией. Конечно, было бы преувеличением назвать того же Леонида Нечаева каким-то замаскированным диссидентом, под прикрытием невинных сказочек держащим фигу в кармане против брежневского режима. Однако сделанные им в разгар советского застоя картины "Приключения Буратино" и "Про Красную Шапочку" пользовались такой популярностью, в том числе и у изрядной взрослой аудитории, не только потому, что автор нисколько не сюсюкал и не играл в поддавки с малолетней аудиторией, а строил отношения между персонажами сугубо по взрослым понятиям. Дополнительную прелесть этим фильмам придавало некое подобие "двойного дна", то, что их при желании нетрудно повернуть какой-то не совсем советской — ну, скажем, недостаточно коллективистской — стороной. Буратино в этой системе координат вообще тянет на статус первого советского ребенка-нонконформиста: ему даже выстрогавший его папа не указ, он виртуозно лавирует между соблазняющими его на каждом шагу меркантильными ценностями, которые только кажутся буржуазными — достаточно вспомнить крылатую фразу: "Солнце еще не взошло, а в Стране Дураков уже кипела работа", чтобы понять, откуда растут ноги у кухонной привычки некоторых наших советских родителей называть Страной Дураков Советский Союз. 

Нечаевский Буратино так же привлекает сказочным умением жить в обществе и быть свободным от него, как и Красная Шапочка, которая ни с того ни сего посередине фильма вдруг разражается неуместной и подозрительной песней, предлагающей смотаться в какую-то мифическую Африку, вместо того чтобы тихо сидеть дома и беречь руки-ноги. Это по-детски наивное и непосредственное расхваливание африканских красот в ситуации "железного занавеса" представлялось двусмысленным настороженному зрителю, который привык даже в детских фильмах вычитывать зашифрованное эзоповым языком общественно-политическое высказывание. 

Оказавшийся таким плодотворным (если не вообще единственно верным) принцип — рассказывать детские сказки детям на взрослом языке — Леонид Нечаев пытался использовать и в своем последнем фильме, мюзикле "Дюймовочка" по андерсеновской сказке, вышедшем всего три года назад. Опять постаравшись экранизировать Андерсена "по-взрослому", без скидок на возраст целевой аудитории, режиссер попробовал, как это ему хорошо удавалось раньше, очеловечить животных, пригласив на их роли мощнейший актерский состав. В "Красной Шапочке" волков играли Владимир Басов с Николаем Трофимовым, в "Дюймовочке" же фигурируют Жаба — Светлана Крючкова, Мышь — Лия Ахеджакова, и даже подпольного миллионера Крота по-честному, как в кино для больших, изображал корифей театральной сцены и авторского кинематографа Леонид Мозговой. И все вроде бы было сделано как надо: и Дюймовочка, мечтающая улететь куда подальше, как бы несет ту же идею свободы, что и Буратино с Красной Шапочкой, и веселые песни были придуманы с увлекательным для взрослых содержанием типа: "Мышка любит золотишко". Может быть, тема материального благосостояния вышла на первый план, потому что режиссер счел ее наиболее животрепещущей для постсоветской реальности, но то ли расчет этот оказался не совсем верным, то ли за 30 лет целевая аудитория нечаевских киносказок просто исчезла: у нее выросли свои дети, вскормленные совсем другой кинопищей, не лучше и не хуже (это вопрос вкуса), а просто другого химического состава. 

По поводу этого состава можно, конечно, побрюзжать: вот, мол, раньше кормили натуральными продуктами, а теперь чистая синтетика, что будет верно лишь отчасти. Нынешние приключения в разнообразных "городах, которых нет", в основном дорогого зарубежного производства, больше похожи не на старые добрые сказки издательства "Детская литература", потрепанные от частого использования, а на шикарно изданные бестселлеры с глянцевыми обложками, которые и брать-то в немытые руки страшно, чтобы не замусолить. "Гарри Поттера", "Хроники Нарнии" или "Золотой компас" приятно, спору нет, поставить на полочку и любоваться издали, как они сверкают и переливаются всеми цветами "кодаковской" радуги, но для тихого чтения на сон грядущий хочется взять с собой в кровать что-нибудь менее помпезное — такие, по крайней мере, ощущения рождает у взрослого зрителя грандиозный супермаркет сказочных киноуслуг, каковым служит для нынешних детей каждый мультиплекс. Тут куда ни ткни, под каждой второй упаковкой может обнаружиться сказка, хоть и продаваемая как взрослое кино с серьезными проблемами, но по сути своей подстраивающаяся под самое инфантильное и наивное отношение к миру. Взять хоть "Аватар": это же чистая сказка, потрясающая потому, что может перенести тебя в несуществующий анимационный мир такой фантастической, запредельной красоты, о которой как раз и говорят: "Ни в сказке сказать, ни пером описать". 

Когда сказкой может оказаться что угодно, размывается и делается бессмысленным само это жанровое определение применительно к кинематографу, и мы уже не можем говорить о том, умерла ли киносказка в том виде, к какому привыкло наше восприятие: будь то советское фэнтези с его кажущимися или реальными подковырками в сторону зла, которое нельзя называть вслух (удивительно похожая ситуация, кстати, в "Гарри Поттере" с этой их всеобщей боязнью назвать зло его настоящим именем), или диснеевская продукция с ее святой, незамутненной, граничащей в своей кристальности с идиотизмом верой в победу добра. Сказка не умерла, она пока что просто растворилась в кинематографическом пространстве, рассеялась на молекулы и пропитала собой все, однако ничего вечного не бывает, и когда этот процесс дисперсии достигнет максимума, по законам диалектики пойдет обратный. Тут уже не реальные люди побегут в сказочный мир, чтобы не видеть своей настоящей жизни, которую они сами же и организовали таким неприглядным образом, а соткавшиеся из перенасыщенного иллюзиями воздуха сказочные герои разойдутся по нашим офисам и квартирам, чтобы вернуть нас к реальности, как Буратино, проткнувший носом нарисованный очаг.

Лидия Маслова

Коммерсантъ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе