Клим Шипенко: Я режиссер, а не активист

Режиссер Клим Шипенко выпустил в прокат сразу две суперуспешные картины с разницей в два месяца.
АЛЕКСАНДРА АКСЕНТЬЕВА


Его комедия «Холоп» собрала в прокате уже более трех миллиардов (выше в рейтинге только «Аватар» и «Движение вверх»), а драматический фильм «Текст» взял премию «Золотой орел» в номинации «Лучший фильм года». «РР» поговорил с Климом Шипенко о том, как ему удалось сделать за короткий срок рекордно кассовое и очень глубокое кино



Формула «Холопа»

Когда вы начинали снимать «Холоп» и представляли, что кино выйдет на экран вместе с другими предновогодними семейными фильмами, вы думали о том, как победить? Какой сейчас должна быть хорошая русская комедия?

Наверное, она должна быть непошлой. Но вы скажете, что и пошлое кино может быть очень смешным. Тогда предположим, что комедия должна быть смешной! Ну, есть юмор Вуди Аллена, Петросян, а есть КВН — попасть с юмором тоже не так легко… Дьявол в нюансах, они в итоге все и решают. Все зависит от того, как ты чувствуешь жанр. Кто-то с треском провалится, кто-то соберет огромную сумму в прокате. Но ни те ни другие не будут иметь формулы.

В интервью вы говорите, что «Холоп» собрал почти три миллиарда, потому что в нем правильно подобраны «ингредиенты» комедии. Что вы имеете в виду?
 
Я думал так: если мы представим, что ни одна шутка не сработает в этой комедии, если людям — вдруг! — будет ни разу не смешно, кино должно оставаться хорошей, работающей историей. Вот такая у меня была задача. И я заранее думал о том, что это кино для кинотеатров и больших экранов. «Холоп» снят как приключенческий фильм, и есть визуальный аттракцион, который рассчитан не для экрана ноутбука. То есть зритель понимает, зачем он пришел в кино и купил билет. Есть любовь, есть лето — и это блюдо вовремя подано к столу зимой, на каникулах. Рассчитать время подачи — это ведь ремесло целой группы людей. Прокатчики сидят и ломают голову, чтобы высчитать время релиза.
 
В «Холопе» чувствуется пародия на не очень качественное патриотическое кино — герой помещается в прошлое, но эта альтернативная реальность вообще не претендует на достоверность. Это было частью вашей задумки?

Я не закладывал этого осознанно, а дальше — кто как поймет. Патриотическое кино я и сам ведь снял — «Салют-7». Я и сам художественно приукрасил историю советских космонавтов. И это нормально, если речь идет о большом зрительском художественном кино. Можно преувеличивать, если ты не заявляешь свою работу как документальную. Поэтому мы изменили фамилии в «Салют-7». Все люди, делающие кино по историческим событиям, сталкиваются с дилеммой: остаться верным правде или делать увлекательный фильм. Каждый решает этот вопрос по-своему.

 
«Отказ Минкульта почти всегда означает, что кино не будет. То, что “Текст” сделали, — это ситуация из ряда вон выходящая, потому что две компании решили рискнуть и скинуться. И это был бюджет, не сопоставимый с бюджетом большинства массовых патриотических фильмов»



Сила «Текста»

Когда вы решили снимать кино по книге «Текст» Дмитрия Глуховского, что вы увидели в этой истории важного для себя?

Книга тяжелая, и я был потрясен историей. Потому что она проникла в меня как человека, а не как режиссера. Было сложно придумать форму — перевести книгу в формат двухчасового кино. Сложность, трогательность, злободневность — все это зацепило.

В истории идет речь о герое, которому подбрасывают наркотики. Когда вы прочитали этот текст, вы были уже знакомы с подобными делами в России?

Я знаю, что огромное количество людей сидит по этой статье и обвинение по ней практически невозможно опротестовать. Мы брались за этот проект еще до истории Ивана Голунова, и настолько громких дел тогда еще не было, но мне рассказывали знакомые. То есть лично я с этим не сталкивался, но слышал от людей, которые оказывались в беде.
 
Вы когда-нибудь переживали что-то подобное по степени несправедливости, что и герой, которому подбросили наркотики?

Конечно, нет! Да, в центре «Текста» — очень сильная драма, которая и становится основой для истории. Но, несмотря на злободневность, я выбрал историю потому, что увидел в тексте книги кино. Это главная причина. Все же я режиссер — не журналист и не политический активист.

Вы не считаете, что кино в итоге получилось политическим?

А что значит политическое кино? Для меня это сериал «Карточный домик», фильм «Вся президентская рать».

В кино показаны грехи системы, которые разрушили жизнь одного человека.

Я ведь не показываю десять ситуаций, а показываю одну. Когда я снимаю полицейского или сотрудника наркоконтроля, который неправильно себя ведет, значит ли, что я делаю политическое заявление? Нет. Я рассказываю художественную историю, которая подчиняется драматургии. Так что фильм, я бы сказал, социальный — он вскрывает несправедливость в отношении человека без связей. Политику я не особо здесь вижу. А какой политический комментарий делает кино? «У нас есть несправедливость»? Ну, она везде есть…
 
Кажется, что история все-таки иллюстрирует большое количество подобных дел в стране. И, зная контекст, зритель уже не воспринимает случай героя как частный.

Я думаю, зритель видит, что у маленького человека нет прав. Ну да, после фильма такое ощущение создается.

Во время награждения в вашей команде прозвучало пожелание о том, чтобы детям «ничего не подбрасывали». Вы думали о своем сыне-подростке, когда снимали родительскую линию — студента и его мамы-филолога, которая ставит стул у двери и не пускает сына на вечеринку в Москву?

Безусловно. Но моему герою 21, а сыну 12. Поэтому я больше думал о том, что я сам вырос с матерью-одиночкой. И мне эта модель отношений очень понятна. Среда, в которой я рос, тоже чем-то похожа на ту среду, в которой показан герой. Я рос в Кузьминках, в спальном районе, потом на Багратионовской — никогда не в пределах Садового кольца. А Лобня в фильме представляет собой всю Россию за пределом МКАДа, это может быть совершенно любой город.

Минкульт отказал «Тексту» в поддержке. Вы понимаете причину?

Это большой вопрос для меня. Хотелось бы, чтобы министерство было в диалоге с авторами. Отказывают, и ты остаешься в неведении. Это потому, что я плохой сценарий написал? Или потому, что я плохой режиссер? Или продюсеры плохие? Или я не того актера презентовал? Или плохое настроение было у людей, которые принимали решение? Вы скажите мне прямо — может, я исправлю ситуацию! Лучше бы говорили: «Ваш фильм денег не заработает, так сказал Иван Иванович — он знает наверняка». В общем, у режиссеров в индустрии нет представления о правилах игры. Мне отказывали много раз, и я никогда не знал, почему.
 
Если кино не получает поддержку Минкульта, насколько это большая проблема — найти другие источники финансирования?

Большая проблема. Деньги, как правило, возвратные, и ты должен долго объяснять, каким образом ты вернешь бюджеты, учитывая, что кино — лотерея. Отказ Минкульта почти всегда означает, что проекта не будет. То, что «Текст» сделали, — это ситуация из ряда вон выходящая, потому что две компании решили рискнуть и скинуться. И это был бюджет, не сопоставимый с бюджетом большинства массовых патриотических фильмов.

Вы на награждении сказали, что «Текст» собрал в два раза больше, чем ожидали. А как вы делали прогноз?

В два раза больше, чем estimate — это сумма, которую прогнозирует прокатчик, а не сама команда проекта. Думали, что «Текст» соберет 200 миллионов, а собрал почти 400.

Как вы думаете, почему? 

Потому что зритель увидел в этом фильме себя, друзей. Фильм снят таким образом, что зритель становится соучастником и сопереживает главному герою гораздо сильнее — я специально снимал его от первого лица, он чем-то похож на квест. Видимо, этот опыт зрителю понравился, потому что кто-то по четыре раза ходил. И потом, сейчас общественное мнение становится важным фактором кинопроката. Раньше было иначе: человек посмотрел фильм, рассказал о нем близким друзьям — и все. Сейчас у многих в социальных сетях по тысяче подписчиков в среднем. Вроде это не так и много, но если такие люди вдруг не смогли промолчать о фильме, то на основе их впечатлений в кино решит пойти еще тысяча человек, а не только родственники и два-три друга! Человек рассуждает так: «Я знаю Машу, это явно не заказная реклама, деньги она за отзыв не получала». Так случилось с «Текстом». Хороший, позитивный «сарафан» работает теперь сильнее рекламы, в которую вкладываются бюджеты. То же самое произошло с «Холопом».
 
«Текст» несколько недель был в прокате только формально — то есть на сайтах кинотеатров можно было найти сеансы, но билеты не продавались. Это для чего?

Для того чтобы успеть в отбор на «Оскар». Мне очень хочется снимать кино, которое смотрит большое количество зрителей. Я часто говорю, что стремлюсь в Голливуд. Я считаю себя жанровым режиссером, а зрительское жанровое кино лучше всего делают там. Если бы я был режиссером, как Сергей Дворцевой или Бакур, то есть работал бы в радикально авторском сегменте, то у меня были бы другие цели. Хочется поработать с теми бюджетами и техническими возможностями, которые есть в Голливуде. У нас, к сожалению, таких возможностей нет.


АЛЕКСАНДРА АКСЕНТЬЕВА


«Как только я снимаю полицейского или сотрудника наркоконтроля, который неправильно себя ведет, значит, я делаю политическое заявление? Нет. Я рассказываю художественную историю, которая подчиняется драматургии. Так что фильм “Текст”, я бы сказал, — социальный»


У вас есть план покорения Голливуда?

Если бы была известна схема действий! Давайте я отвечу на этот вопрос, когда сниму там кино. Могу сказать, что у меня есть агент в Лос-Анджелесе, который занимается поиском проектов для меня. Но пока-то я ничего не снял. Сниму — расскажу.



Влияние режиссера

На церемонии награждения «Золотого орла» вы попросили Минкульт не штрафовать режиссера Сергея Дворцевого за долг по фильму «Айка». А что, всех авторов надо прощать?

Моя речь относилась исключительно к вопросу Сергея Дворцевого. Всех режиссеров под одну гребенку — это тоже неправильно, потому что у каждого свое кино. Я не говорю, что теперь не нужно никого штрафовать и что в порядке вещей просить у Минкульта деньги на бессрочных условиях. Может быть, кто-то работает с продюсерами, которые недобросовестно себя ведут с деньгами, выделенными на фильм. Просто Дворцевой — это особый случай. Он может ждать снег и потратить на ожидание много времени, но это не прихоть, а его творческий метод. Он признан мировым сообществом, побывал в Каннах, его кино вошло в шорт-лист Оскара. Не всех ведь туда берут! Поэтому я и подумал, что Минкульт должен рассмотреть эту ситуацию отдельно и понять, что штрафовать Дворцевого на неподъемную для него сумму, 7 миллионов, — неправильно.

В своей речи вы в том числе обращались лично к новому министру культуры Ольге Любимовой. Вы получили реакцию на свои слова? 

Лично она мне ничего не сказала. Но я слышал от людей, близких к Минкульту, что решение могут пересмотреть. Я не считаю, что моя речь имеет большую силу. Это всего лишь была просьба одного режиссера за другого. Кстати, я бы хотел, чтобы вы написали: я не поблагодарил автора книги «Текст» Дмитрия Глуховского со сцены не по каким-то личным причинам, а просто потому, что перенервничал. Я думал все это время, в каких словах попросить за Дворцевого, и остальное выпало из головы — теперь дико переживаю! Также не поблагодарил ни маму, ни жену, ни детей.

После сразу двух успешных фильмов в прокате СМИ о вас стали говорить как об одном из самых влиятельных режиссеров в России прямо сейчас. Вы верите, что это повлияет на поддержку других ваших проектов?

Я к этому стремился — прекрасно, если так! Надеюсь, что мне реже будет отказывать Минкульт и Фонд кино, что мне будет проще искать бюджеты на фильмы. Сейчас мы с продюсером ищем деньги на мой новый проект «Есенин». Два года назад мы уже просили финансирования у Фонда кино, но нам отказали… Хотя я все-таки не понимаю, что такое «влиятельный». Понятно, как может быть влиятельным политик или бизнесмен. Но режиссер в России? Я не знаю, на кого я влияю.

Автор
Анна Рыжкова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе