Рассказ «Хайлах» опубликовал в начале прошлого века польский писатель, этнограф и общественный деятель Вацлав Серошевский. За участие в рабочем движении в Польше, а также за сопротивление полиции он был осужден и сослан в Якутию, где провел 12 лет (1880–1892 гг.). В общем-то, фабула его рассказа и стала основой фильма Балабанова, в конце которого перед титрами режиссер поместил коротенькую немую экранизацию произведения Серошевского ровно до того места, до которого успел допечатать майор.
Собственно, и сам фильм «Кочегар» не отличается особой болтливостью. Контуженый якут еле выговаривает слова, словно он забыл русский язык. Бывший сержант изъясняется короткими афоризмами, которые настойчиво возвращают нас в речевое пространство «Братьев». Подручный громила Бизон—образец убийственного балабановского юмора—произносит за всю картину слов пять-шесть, будучи при этом центральной фигурой в драматическом любовном треугольнике. Бизон спит по очереди с дочками сержанта, своего босса и майора.
Балабанов, похоже, не любит бандитскую романтику, как и признание криминального закона нормой жизни. Ему, по идее, не должен нравиться фильм «Бумер», хоть он и работает с тем же продюсером Сельяновым. Про бандитов из «Кочегара» можно было бы сказать, что они нормальные ребята, не злые даже, просто «жизнь такая», если бы не было заторможенного якута-майора, героя Советского Союза. Он у Балабанова совсем несмешной, нетравестиный герой, хоть и выглядит грустным клоуном, особенно когда надевает свою парадную форму, отправляясь, словно настоящий якутский самурай, мстить за свою дочь.
В «Кочегаре» речь Балабанов редуцировал почти до мычания. Потенциально богатую триллерную историю—до условного сказочного лубка, рассказанного предельно схематично с неожиданно муратовской интонацией да еще под кудрявый гитарный перебор. Смысл свел к горькому резюме: русский—изверг-хайлах, якут—страстотерпец-герой. Независимо, на чьей вы стороне, жизни в бездушном заснеженном городе нет ни одному, ни другому. Все рано или поздно пойдут в ненасытную кочегарскую топку, которая равнодушно принимает и жертв, и насильников. Если в «Морфии» балабановская мизантропия сорвалась в истерику и задушила как здравый смысл, так и художественную форму, то в «Кочегаре» форма выточена безупречно. Режиссер ироничен, собран и спокоен, но беспощаден как всегда. И как всегда нарывается на бурную общественную реакцию.
Автор: Александр Медведев
Русский Newsweek